#НенавистьЛюбовь (СИ) - Джейн Анна - Страница 104

– Матвеев, – обратился к Дане Олег. – Если вы будете где-либо озвучивать увиденное или услышанное сегодня – особенно про медвежонка, боюсь, у нас в университете состоится долгая… дискуссия.

– Не парься, – заявил Стас. – Данька – могила.

– Надеюсь, что не моя. И не забудьте подготовиться к нашей следующей встрече, – посоветовал Владыко.

– Биту взять? – расхохотался Стас.

– Сделать домашнюю работу.

– Зануда ты, дружище.

– А ты идиот. Но я же молчу. И надеюсь, Матвеева ты больше ни во что втягивать не будешь.

С этими словами Олег первым вошел в лифт. Мы поспешили следом.

– Могу подвезти вас до дома, – предложил Даня.

– Нет, спасибо, – отказался Владыко. – Доберемся своим ходом. И да, на прощание хочу сказать – это было глупо. Впредь не совершайте подобных поступков – не всех людей можно безнаказанно обманывать. А ответственность вы, Даниил, несете не только за себя, но и за свою девушку. – Впервые на моей памяти Олег назвал Матвеева по имени, и это удивило всех нас. Похоже, даже самого Владыко.

– Я постараюсь, – ответил Даня. – Спасибо, что не выдали, Олег Владимирович.

3.19

На этом мы разошлись. Олег и Татьяна, крикнувшая мне, что позвонит, вышли на первом этаже, а мы поехали дальше, на цокольный этаж, чтобы попасть на подземную парковку. Дома мы оказались поздно вечером, уставшие, но отчего-то очень довольные. По дороге заехали в пиццерию и купили пиццу, а еще забежали в «Баскин Роббинс» за мороженым. И я поймала себя на мысли, что для меня это снова становится привычным – быть все время рядом с ним. Я привыкала к Дане заново, и каждый его взгляд, каждое прикосновение радовали и дарили надежду, что наша общая Вселенная все так же прекрасна и безгранична.

Однако едва мы зашли в квартиру, как во всем районе отключили свет – произошла какая-то серьезная авария. Свечей не было, фонарей – тоже. Только телефоны, которыми мы освещали пол, чтобы не споткнуться.

– И что теперь делать? – спросила я, глядя в панорамное окно – огни в домах горели, но далеко от нас. В диспетчерскую службу было не дозвониться.

– Боишься темноты? – спросил Даня.

– Опасаюсь, – призналась я.

– Я же с тобой – чего бояться? – он обнял меня, и я, обвив его шею руками, действительно почувствовала себя спокойнее.

– Как насчет того, чтобы посмотреть фильм? – спросил Даня, прижимаясь щекой к моим распущенным волосам. – Мой ноут заряжен.

– Давай, – согласилась я. – А какой?

– У меня есть все части «Гарри Поттера» и несколько фильмов по вселенной DC и Marvel.

Я выбрала «Гарри Поттера».

Мы расстелили на полу у панорамного окна теплый плед, побросали подушки, коробку с пиццей и ведерко с мороженым, из которого вместе ели, и включили первую часть.

До Нового года было еще далеко, но появилось легкое и радостное предновогоднее настроение – в детстве мы с Данькой смотрели фильмы о юном волшебнике на каникулах, когда за окном падал пушистый снег, пахло хвоей и мандаринами и ярко мигали гирлянды. Мы весь день могли смотреть «Гарри Поттера», почти не ссорясь – ссориться мы начинали, когда в подарках, которые приносили нам мамы, оставалось мало конфет. Матвеев вечно таскал у меня шоколадные и подкидывал карамель. А когда я однажды украла у него батончик, нажаловался моей маме, и меня отругали. Эх, хорошее было время.

– Ты так и хотела бы попасть в Слизерин? – спросил Даня с любопытством – мы сидели плечо к плечу, наблюдая за первым уроком полета на метле.

– А ты – в Гриффиндор? – спросила я и, не удержавшись, положила голову ему на плечо. Сколько мы раньше спорили, какой факультет лучше…

– Определенно. Жаль, я больше не верю в магию.

– А в любовь? – спросила вдруг я. Он только улыбнулся и обнял меня, словно невзначай.

На фильме сосредоточиться почти не удавалось – слишком близко ко мне был Даня, слишком хорошо я чувствовала тепло его тела, слишком часто билось мое сердце. И я боялась, что он услышит его сумасшедший стук. Но Даня то ли не слышал, то ли делал вид, что не слышит, и ел мороженое, пытаясь время от времени накормить меня. Даже измазал им мою щеку, но тут же слизнул.

– Ты что, собака? – возмутилась я. Вроде бы ничего особенного, а сердце подпрыгнуло.

– Я твой котик, – смиренно ответил Матвеев и ловко уклонился от меня, когда я попыталась измазать подтаявшим мороженым его лицо. Пока я пыталась дотянуться до него, он умудрился вымазать мне еще и кончик носа.

На середине фильма Даня встал, чтобы принести воду, а когда вернулся, сел позади – так, что моя спина оказалась прижата к его груди. Он обнял меня, сомкнув на талии руки, и положил подбородок на мое плечо.

Нужно было расслабиться в его надежных объятиях, но мое тело было натянуто как стрела.

Слишком близко – запредельно.

Слишком нежно – болезненно нежно.

Слишком откровенно – хоть мы и были в одежде, но так прижимались друг к другу, что у меня перехватывало дыхание.

Это было настоящее испытание, и я с трудом взяла себя в руки. Но стоило мне немного расслабиться и откинуть голову назад, как Матвеев поцеловал меня в шею – осторожно, нежно, медленно спускаясь ниже и ниже, пока не дошел до выреза на футболке. А затем стал самозабвенно целовать плечо – сквозь тонкую ткань.

Его нежность околдовывала, сковывала по рукам и ногам, подчиняла себя. Я забыла, как нужно дышать. И на мгновение вообще забыла все на свете – кроме его имени.

Даня. Мой Даня.

Чувствуя жар дыхания, от которого стало легко и приятно покалывать губы, я сжала его запястье – одна рука Дани все еще были на моей талии, и он явно не собирался отпускать меня от себя. Вторую же он запустил в мои волосы, отводя их от лица назад.

– Тебе не нравится? – прошептал Даня. Его ладонь скользнула вниз по предплечью и нашла мои пальцы, чтобы крепко переплести со своими.

– Нравится. – Каждая жилка во мне будто стала хрустальной и, натянувшись до предела, тонко звенела. И сердце тоже звенело – от переполняющих его эмоций.

Даня снова поцеловал меня в шею, найдя такое чувствительное место, что я, коротко выдохнув от неожиданности в виде приятной волны по телу, вздрогнула. Будто не коснулся кожи губами, а провел по ней кусочком льда, следом капнув горячим воском.

Я повернулась к Дане, его пальцы скользнули по моему подбородку, и наши губы, наконец, встретились в поцелуе – со вкусом ванильного мороженого и упоительный, с трудом сдерживаемой страсти.

Я закрыла глаза, отвечая на поцелуй, видя перед собой сияние звездного неба и не слыша ничего, кроме стука своего беспокойного сердца.

Сначала это было мягко, неспешно, до умопомрачения ласково. Воздушно и даже возвышенно. Мы сидели в обнимку, не в силах отстраниться друг от друга, я осторожно водила пальцами по горячим плечам и спине Дани, чувствуя под тканью футболки рельеф его мышц, и в очередной раз для себя понимая, как он силен. Не просто силен, но и надежен. А Даня гладил меня по лицу, волосам, рукам, лишь изредка разрешая себе более откровенные прикосновения, хотя я безумно ждала их.

3.20

В какой-то момент поцелуй стал увереннее, чувственнее, глубже. Стал огненным. Высекал с наших губ искры, заставляя пылать и тела, и души. И в нас отчаянным алым пламенем зажглось желание быть вместе. Оно озаряло наши нетерпеливые лица, когда мы снимали друг с друга футболки; освещало руки – каждое требовательное прикосновение вызывало в нас обоих новые волны нежности, и взаимное влечение становилось все сильнее. В какой-то момент я поняла, что оно так велико, что я не отпущу Даню сегодня. И не допущу, чтобы он отпустил меня.

Не помню, когда потух экран разрядившегося ноутбука, и как я оказалась у Дани на коленях. Я обнимала его, и мои пальцы то сжимали его плечи, то оставляли едва заметные следы на спине, то оказывались в его волосах. Одной рукой он придерживал меня за спину, второй гладил по волосам, предплечью, талии, будто сдерживая себя из последних сил. А когда его рука все же оказалась под футболкой, Даня тотчас одернул ее и хотел убрать – но я не разрешила ему этого сделать. Прижала своей ладонью его ладонь к моей разгоряченной коже, не позволяя лишить меня новой волны нежности и страсти, и прикусила ему нижнюю губу. Он понял меня, и его прикосновения – сначала кончиками пальцев, невесомые и дразнящие, затем ладонью, все более и более откровенные, сводили с ума, заставляя мысленно повторять его имя, словно молитву.