Тайна мистера Визеля
(Альманах научно-фантастических рассказов) - Файф Горэс Браун - Страница 23

Не дожидаясь, пока пластикат обовьется и стянется вокруг него, инженер спустился по лесенке, а концы пластиката развевались за ним, как воздушно легкие флаги.

Они могли пользоваться этой тонкой пластикатовой оболочкой вместо скафандра, так как воздух этой планеты был пригоден и приятен для дыхания, и оболочка была только мерой предосторожности против инопланетной инфекции. Они не были даже уверены что такая инфекция есть, но пластикатовый кокон был обычной деталью в карантинных портах, и оба инженера привыкли к нему. Он свободно пропускал воздух, так что Гендерсон мог чувствовать кожей ветер, лишь слегка ослабленный. Бортинженер был в форменных шортах, а ветер был прохладный и приятный.

Вокруг звездолета расстилался травянистый луг с негустым лесом, а за ним в одной стороне виднелась синяя черта моря, в другой — туманная, синевато-зеленая гряда низких, далеких гор. Это было так похоже на пейзажи, знакомые Чарли с детства, что молодой инженер заплакал от волнения, когда впервые вышел из корабля. Гарри Гендерсон не плакал, но задержал свои решительные шаги и огляделся, и снова подумал, как невероятно им повезло, если они нашли столь совершенную, столь сходную с Землей планету. Он твердо верил в Судьбу и размышлял о том, что приготовила Судьба для живых существ на этой зеленой планете и почему она выбрала для своих свершений именно его.

На лугу внизу, близ подножья лестницы чернел машинный переводчик, все еще в своем ящике на колесах; одна стенка у него была снята, открывая систему управления. Это был один из самых дорогих, новых, индуктивных языковых анализаторов; их пассажир взял его с собой, ожидая и надеясь найти планету с туземным населением.

Торжествуя успех, пассажир — достопочтенный Уинтон — сидел, скрестив ноги, на ящике, словно маленький король на большом троне. Он произносил речь, пользуясь плавными, мягкими интонациями опытного оратора, и прозрачный пластикат у него на лице почти не заглушал его голоса.

А туземцы слушали. Они сидели вокруг переводчика большим неправильным кругом и смотрели. Они были безволосы, но с пучками шерсти на локтях и коленях. Иногда кто-нибудь приходил и садился слушать.

— Не отчаивайтесь, — звучно, как колокол, возглашал достопочтенный Уинтон. — Теперь, когда я показал вам свет, вы знаете, что жили во тьме и грехе всю свою жизнь, но не отчаивайтесь…

Машинный переводчик был построен с тем, чтобы усваивать огромное количество слов и фраз на любом языке, давать непосредственный перевод примерно полусотни слов, а на этом основании строить или находить грамматическую схему и печатать учебник туземного языка.

Тем временем он мог перевести всякое слово, в котором был уверен. Накануне Гендерсон нашел значение нескольких туземных слов и ввел их в машину, и теперь она добросовестно переводила их каждый раз, когда они встречались; ее звук был, как звон большого колокола, вторящий голосу проповедника. Этот громовой голос был тихим голосом Гендерсона, записанным через фильтр и усиленным двадцатикратно.

— Я… СВЕТ… ВАМ… ВЫ… ЖИЛИ… ТЬМА… ЖИЗНЬ…

Туземцы сидели на траве и слушали с видом терпеливого удивления.

— Отец Уинтон, — попытался привлечь его внимание Гарри.

Уинтон наклонился к внимательно слушающим туземцам, и в лице у него были кротость и прощение.

— Нет, скажите себе только — я жил в заблуждении, но теперь я узнаю истинный путь к праведной жизни.

Машина в ящике под ним переводила слова своим голосом приглушенного грома:

— СКАЖИ… СЕБЕ… Я… ЖИЛ… ПУТЬ… ЖИЗНЬ…

Туземцы зашевелились. Одни встали и подошли ближе, разглядывая ящик, другие собирались кучками, шептались и уходили маленькими группами, разговаривая.

Гендерсон решил не рассказывать проповеднику, что говорила машина. Но это надо было прекратить.

— Отец Уинтон!

Проповедник наклонился и благосклонно взглянул на него.

— В чем дело, сын мой? — Он был моложе инженера, смугл, сосредоточен и уверен в своей правоте.

— Сын мой, — сказал машинный переводчик своим голосом приглушенного грома. Звуки прокатились и отразились слабым эхом от ближних лесов, и туземцы уставились на Гендерсона.

Гендерсон пробормотал ругательство. Туземцы будут считать его сыном Уинтона! Проповедник не знал, что это может значить.

— Не бранитесь, — мягко произнес Уинтон. — В чем дело, Гарри?

— Простите, — извинился Гендерсон, опираясь руками о край ящика. — Выключите его, хорошо?

— Хорошо, — прогремела машина. Проповедник выключил ее.

— Да, — произнес он, подаваясь вперед. Он был одет по-старомодному: в обтянутые темно-серые штаны и черную рубашку. Гендерсон ощутил смутную неловкость за свои шорты и открытую волосатую грудь.

— Отец, неужели вы думаете, что поступаете правильно, проповедуя этим людям? Переводчик еще не закончен, а о них мы еще ничего не знаем. Антропологи никогда не заговаривают с туземцем о его обычаях, пока не изучат его племени и образа жизни на протяжении двух-трех поколений. Я хочу сказать — вы чересчур спешите. Еще рано давать им советы.

— Я пришел, чтобы дать им совет, — мягко возразил Уинтон. — Им нужна моя духовная помощь. Антропологи приходят наблюдать. Они не вмешиваются в то, что наблюдают, так как тогда оно изменилось бы. Но я здесь не для наблюдений, а для помощи. Почему я должен ждать?

Уинтон был весьма искусен в силлогистической логике. Он всегда ухитрялся повернуть дело так, что оказывался логически прав, хотя Гендерсон был уверен, что он почти всегда полностью ошибается. Сейчас, как бывало уже нередко, Гендерсон увидел, что не в состоянии возразить.

— Откуда вы знаете, что им нужна помощь? — неуверенно спросил он. — Может быть, они живут так, как надо.

— Полноте, — возразил проповедник, обводя рукой весь зеленый простор горизонта. — Это просто дикари, не ангелы. Я уверен, что они пожирают друг друга, или истязают, или совершают человеческие жертвоприношения.

— Человеческие жертвоприношения, — пробормотал Гендерсон.

Слух у Уинтона был чуткий.

— Не играйте словами. Вы знаете, что у них должны быть те или иные гнусные дикарские обычаи. Дикари на Земле обычно справляют оргии и жертвоприношения весной. Здесь сейчас весна. Великий Предначертатель, вероятно, привел нас сюда вовремя, чтобы помешать им.

— Ой, — сказал Гендерсон и отвернулся, чтобы утереть себе лоб сгибом запястья. Его пассажир намеревался помешать весеннему обряду, приносящему земле плодородие. Если такие обряды у здешних туземцев есть, — а это вполне возможно, — то они должны верить, что подобный обряд обеспечивает земле урожайность, или солнцу силу, или посевам рост, или рыбе обилие. Они должны верить, что без обряда лето никогда не вернется и они погибнут от голода. Если Уинтон вмешается, они захотят убить его.

Уинтон следил за ним, недовольный мелодраматизмом его жеста.

Гендерсон снова повернулся к нему, стараясь объясниться.

— Отец, уверяю вас, вмешиваться опасно. Давайте вернемся и сообщим об этой планете, и пусть правительство пришлет сюда разведочный корабль. Если ученые прилетят сюда и найдут, что мы вмешивались в обычаи туземцев, не ожидая советов, — они сочтут это преступлением. Нас будут протаскивать в научных журналах. Мы будем отвечать за всякий ущерб, понесенный туземцами.

Проповедник вспыхнул:

— Не думаете ли вы, что я трус, боящийся гнева безбожников? — Он снова взмахнул рукой, охватывая этим весь горизонт планеты вокруг них. — Не думаете ли вы, что мы попали сюда случайно? Великий Предначертатель прислал меня сюда намеренно. Я ответственен перед ним, а не перед вами или перед вашими друзьями-учеными. Я исполню его намерение. — Он подался вперед, впиваясь в Гендерсона темным, фанатическим взглядом. — Ступайте оплакивать свою репутацию куда-нибудь в другое место!

Гендерсон отступил, разглядывая своего пассажира, и ему показалось, словно у того вдруг выросли когти и зубы. Уинтон оставался прежним — сосредоточенным, темноволосым молодым человеком в темно-серых штанах и черной рубашке, сидящим, скрестив ноги, на большом ящике, — но теперь он выглядел как-то первобытно, словно доисторический жрец на своем алтаре.