Тайна мистера Визеля
(Альманах научно-фантастических рассказов) - Файф Горэс Браун - Страница 20

Постепенно Паркс выздоравливал. Несколько дней подряд Максуэлл выходил ловить пауков, но их с каждым днем становилось все меньше, и в конце концов они совсем исчезли. Очевидно, дата обрядового празднества была намеренно выбрана так, чтобы совпасть с периодом их максимума. Но когда они появятся снова и каким образом? Размышляя над этим, Максуэлл приступил к исследованию их останков, собранных кучей близ шалаша. Он надеялся узнать что-нибудь о способе их размножения.

Он рассматривал одного паука за другим, но безрезультатно. В конце концов, он обнаружил нечто буквально потрясающее. Это было по всей видимости яйцо; но яйцо канкилоны было одновременно и знакомым ему хрустальным шариком. Теперь у него в руках было еще одно звено всего жизненного цикла, и можно было ожидать дальнейших.

Впрочем, ждать приходилось и по другим причинам. Паркс поправлялся, но несомненно было, что некоторое время он еще не сможет передвигаться самостоятельно, а помощника — Шан Дхи у них больше не было. Максуэллу пришла в голову мысль: не отняли ли разгневавшиеся жрецы их лодку, и он решил проверить это.

Он нашел лодку на том же месте, где они ее спрятали. Он спустил ее на воду и плыл вдоль лагуны, но быстро вернулся, едва достигнув линии треугольных знаков табу, ограждающих заповедник лилий. За этой линией он увидел стоянку подозрительно выглядевших томбо. Это было неприятное открытие.

Но потом он успокоился. Один из аборигенов тоже заметил его, и оба они долго молча смотрели друг на друга. К первому томбо присоединились и другие. Но все они держались совершенно спокойно, не обнаруживая враждебных замыслов ни звуком, ни жестом, а когда Максуэлл повернул лодку и направился к острову с храмом, они равнодушно вернулись к своей стоянке.

Причину появления стоянки отгадал Паркс. Он уже мог говорить и слушал сообщения Максуэлла с величайшим интересом.

— Вся эта история с канкилоной — одна из величайших тайн туземцев, — сказал он. — Они уже познакомились с эгоизмом белых, с безоглядной хищнической эксплуатацией. Они не хотят убивать нас, если бы хотели, могли бы сделать это сразу по окончании обрядов. Но они не хотят позволить нам вернуться в Ангру хотя бы с одним живым пауком, или с его яйцом, или с каким-нибудь другим их секретом. Мы можем выйти отсюда живыми, но с пустыми руками.

— Понимаю, — мрачно произнес Максуэлл. — Они знают так же, как и мы, что если бы наша раса узнала о яде пауков, то на болота накинулись бы целые толпы, и ближайший выводок канкилон оказался бы последним. Пауков попросту слишком мало. Им выпала судьба бизонов и других вымерших видов. Но в таком случае мы попали в заколдованный круг!

— Правильно, — согласился Паркс. — Поэтому мы должны проанализировать яд и тщательно исследовать его активные ингредиенты. Но приборы у нас уничтожены. И если нам не удастся унести с собой хоть один экземпляр, то наша экспедиция окажется напрасной.

— Посмотрим, — сказал Максуэлл.

За это время там, где затонули шарики, уже взошли побеги лилий. Еще немного, и они превратятся во взрослые растения, а тогда придет пора нового ритуального обряда. Паркс и Максуэлл хотели выбраться отсюда раньше. Для этого у них была и еще одна важная причина. Если они не вернутся в Ангру вовремя, то превысят шестимесячный срок своего пребывания здесь. А тогда ничем нельзя будет убедить тупоголовых карантинных чиновников в том, что организмы у них обоих не кишат всевозможными венерианскими вирусами.

Цветение лилий уже начиналось, когда они сели в лодку и направились в обратный путь. Максуэлл зацепил веслом пучок растений и сорвал один из цветков. Бутон выглядел странно: не было ни тычинок, ни пестика, цветок был бесполым. Но на одном из лепестков Максуэлл заметил какое-то утолщение. Разрезал его. Внутри оказался небольшой нарост. Разрезал и его. И оттуда высыпалось множество крошечных черных мурашек, словно из разворошенного муравейника. Люди присмотрелись к ним: это были малютки канкилоны.

— Теперь мы знаем уже все, — сказал Максуэлл, выбрасывая лилии в воду. — Пауки выводятся из лилий, откладывают яйца, потом появляются слизняки и превращают их в семена лилий. Вот так и замыкается цикл.

— А так как канкилоны — источник здоровья, — подхватил Паркс, — то в период кладки яиц томбо ловят их и съедают. Так называемые сокровища храма — это, вероятно, запасы семян на случай засухи.

— Засуха на Венере? — засмеялся Максуэлл. — Ты с ума сошел! — Но он не понимал, о чем думает Паркс.

На окраине заповедника их остановил патруль томбо. Аборигены были молчаливы, очень серьезны, не применяли силы, но тщательно смотрели все. Они тщательно обыскали лодку, но не нашли никакой контрабанды. Молчаливый начальник указал им общее направление на Ангру. Максуэлл ударил веслами, и лодка рванулась вперед.

— Жаль, — сказал потом Паркс. — Но мы, по крайней мере, излечены. В следующей экспедиции нам может посчастливиться больше.

— Мы совсем не излечены, — серьезно возразил Максуэлл. Болезнь в нас только заторможена. Как мы знаем, томбо совершают свои обряды дважды в год. Но нам посчастливилось больше, чем ты думаешь. И доказательства — вот здесь.

Он показал блокнот, в котором подробно записал характеристики свечения слизняков.

— У нас в лаборатории, — сказал он, — есть большой запас яиц канкилоны, и мы уже знаем, как активизировать их. Мы можем устроить достаточно влажную теплицу и начать с небольших партий. Потом можно будет увеличить масштабы. Не все должны знать, что пользуются раствором яда канкилоны. Мы назовем его антиконвульсином или еще как-нибудь в этом роде.

— Ну, это все равно, — ответил с улыбкой Паркс. — Мне кажется, бассейн Конго в этом отношении вполне пригодится.

— Ничто не бывает настолько плохим, как кажется, — произнес Максуэлл.

Месяцем позже он повторил эту фразу, но уже в другом значении. Они находились на борту корабля, возвращающегося на Землю, и относились к тем немногим, кому здоровье позволило посещать курительную. Рядом с ними рухнул в кресло какой-то миссионер и сразу же засыпал их признаниями.

— Ах, как приятно с божьей помощью вернуться домой! — говорил он, пыхтя от удовольствия. — С этими мерзкими томбо я просто измучился. Уфф! Стадо диких зверей, преисполненных ужаснейшими суевериями и совершающих отвратительнейшие обряды! У наших первобытных предков тоже были всякие страшные обычаи, но в культуре Томбо нет ни единой положительной черты!

— Э, — заметил Максуэлл, прищурившись и слегка усмехаясь. — Этого я бы не сказал.

Л. Найвен

ИГРУШКА

Дети играли в Шестернего Владыку, перепрыгивая с точки на точку по начерченному на песке шестиугольнику, когда зонд пронизал атмосферу у них над головами. Они могли ощутить его, так как он быстро нагревался, войдя в атмосферу, но ни один из них нс взглянул вверх.

Секунду спустя заработали тормозные ракеты.

Ласковый дождь инфракрасного излучения пролился на лимонитовые пески. На сотнях квадратных миль оранжевой марсианской пустыни далеко разбросанные кустики черной травы развернули свои листья, чтобы уловить и сохранить теплоту. У неподвижных существ, затаившихся в песке, высовывались и разворачивались веерообразные стяжки.

Дети ничего не заметили, но уши у них зашевелились. Эти уши воспринимали скорее теплоту, чем звук; пока дети не вслушивались в какой-нибудь источник тепла, уши у них оставались свернутыми, как серебристые цветы, и прижимались к голове. Теперь они разворачивались, как цветы с черной серединкой, подергиваясь, поворачиваясь, ища. Они повернулись и увидели… яркую белую точку высоко на востоке, медленно опускающуюся.

Дети переговаривались кодированными тепловыми импульсами, открывая и закрывая рты, ведущие в теплое нутро.

— Эй!

— Что это такое?

— Давайте посмотрим!

Они прыжками помчались по лимонитовому песку, забыв о своей игре, смеясь, спеша навстречу тому, что падало с неба.