Черная ведьма в академии драконов - Мамаева Надежда - Страница 16

После его пламенной короткой речи, суть которой сводилась к тому, что адептка Блеквуд слегка не в себе, тишина вокруг стала прямо-таки гробовой. Я даже прониклась… Представила собственную могилку, припорошенную первым снегом… А потом до меня дошло: непогрешимый, всегда сдержанный Ромирэль впервые на моей памяти вышел из себя. Да как. Сейчас взглядом полуэльфа можно было не просто убивать, а препарировать заживо.

– Занятие окончено. Адептка Блеквуд, за мной!

После такого категоричного заявления мне не оставалось ничего иного, как последовать за преподавателем. Мысленно я уже прикидывала лапшу какой длины нужно намотать на его уши, когда магистр вдруг остановился и махнул рукой на дверь своего кабинета.

Небольшая комната с единственным окном, выходившим на хозяйственные постройки, в которой каким-то чудом умещались стол, шкаф и пара стульев – вот то место, где последние полгода магистр Ромирэль работал над теоретическими выкладками своей диссертации.

Мягко говоря – скромно.

Ромирэль, указав мне на один из стульев, сам сел за второй. Между нами оказалась поверхность стола, и я почувствовала себя, как на экзамене.

Мысленно помянула демонов сотого круга бездны и открыла рот для вполне сносной лжи о тонизирующем эликсире, которого перебрала. Ну да, эта была ещё та дурманящая гадость, и магам ее вроде как принимать запрещалось, но… Лучше быть слегка опороченной адепткой, чем честной разоблаченной чёрной ведьмой.

Я набрала побольше воздуха в грудь, дабы озвучит свою ложь, но полуэльф выстрелил в меня, словно из арбалета, одной короткой фразой:

– У вас вчера случилась полная инициация?

Я подавилась вдохом. Ну нельзя же так! А как же деликатность, приватность и прочие атавизмы мужского благородства?

Сглотнула и залилась румянцем. Τак. На всякий случай. Последний жутко не хотел проявляться на щеках, пришлось прогнать галопом в воображении самые пикантные сцены, припудрив их разгулявшейся ведьминой фантазией.

Словестно я не спешила ни подтверждать, ни опровергать предположение магистра. Полуэльф продолжил:

– Не надо так смущаться, в этом нет ничего постыдного. Да, способ не самый целомудренный, и у магесс шансы в подобном случае повысить свой уровень не столь велики… Именно поэтому рекомендуется не провоцировать инициацию, а дождаться, пока мета созреет сама. Но в вашем случае, Блеквуд, я вижу весьма впечатляющий результат. На сырой силе и такой поток… Думаю, измеритель потенциала покажет, что дар не ниже шестого уровня…

Я кусала губы. Вроде как для смущения. А на деле – чтобы скрыть истинные эмоции.

Инициация – процесс полного слияния меты с телом хозяина – происходил по – разному. Первый вариант – это «созревание», как метко выразился полуэльф. Когда ничто и никто извне не влияет на хозяина. Второй – шоковый, под действием нервных потрясений. И третий – при полном соприкосновении аур. Причем одна должна быть обязательно уже инициированного сильного мага. Именно его аура встряхивает еще не до конца сформированную ауру юного мага и либо заставляет мету инициироваться, либо просто подавляет ее. Второе – чаще. Οсобенно с магичками.

Поэтому совет чародеев ныне даже рассматривал закон о наказании за «растление» юных магов сильными, уже давно инициированными.

Я лишь усмехнулась про себя: светлые моралисты.

Все же мне не понять их логики. Белые чародеи вещали о целомудрии и совращении, при этом закрывая глаза, когда еще неинициированные адепты посещали увеселительные дома, а адептки делали аборты. Это считалось целомудрием. Потому что неинициированные спали с простыми, лишенными дара. Ну, или же с такими же, как они сами, не вошедшими в полную силу…

Пока полуэльф говорил, я прикинула, чем мне может грозить его заблуждение. С одной стороны, имелся неоспоримый плюс: не нужно лгать и изворачиваться. И даже нагоняя я, кажется, не получу… Но с другой: мету через месяц придётся вернуть, и как я объясню, что дар у меня вновь скатился до единицы?

В общем, я поняла, что каяться в употреблении запрещенного эликсира все же придется. Хорошо ещё ни слова в подтверждение теории полуэльфа не сказала. А мой румянец смущения, который Ромирэль принял за утвердительный ответ на свой вопрос… Так жарко в комнате очень, а я с испугу и вообще… Может, мне стыдно, что я в Ρонни промазала!

– Блеквуд, а вы знаете, что в команде турнира стихий должны быть шесть игроков, из которых минимум две адептки? – ни с того ни с сего вопросил полуэльф.

– Нет, – прищурилась я, кажется, сообразив, куда он клонит.

– Уже да, – магистр оказался категоричен.

Побарабанив пальцами по столешнице этот ушлый тип (а ведь строил из себя такого благородного!) добавил:

– Я, конечно, не одобряю выбранного вами способа, но это мое личное мнение. Пока же я вижу перед собой предприимчивую амбициозную и рисковую особу. А именно такие мне, как тренеру, в команде и нужны.

– А если я не захочу столь почетной должности, как отбивная на арене турнира?

Я не утверждала, скорее осторожно прощупывала почву. Увы, улизнуть не удалось.

– Тогда я вынужден буду подать рапорт о случившемся. Думаю, ректор не упустит возможности протащить вас через комиссию и исключить. Я слышал, он не очень доволен тем, что пришлось вас зачислить.

– Шантаж? – уже без обиняков спросила я.

– Я всего лишь честно открыл перед вами свои карты, – усмехнулся полуэльф.

Вот тут я поверила, что передо мной военный, служивший в приграничье. В хищной усмешке Ромирэля не было сейчас ничего возвышенного и рыцарского. Передо мной сидел стратег и тактик, добивающийся победы любым способом. Впервые закралась мысль: а так ли благородно-безземелен этот полукровка. Τеперь в миф о том, что он оказался отмечен лишь пурпурной лентой, покрылся слоем пыли.

– Итак, я жду вашего решения, Блэквуд.

Я размышляла. Если совру про дурман, то мне грозит объяснительная и штраф за ремонт стены зала. Но ректор вполне может ухватиться за произошедшее, как за повод выпереть меня из академии.

Если упрусь и откажу ушастому – комиссия.

Команда же, защищающая честь магистерии на турнире – почти неприкасаемые. Этот месяц меня не тронут, а там и случай с моим всплеском силы забудется… Главное, на арене аккуратно подставиться под удар, что бы потом можно было объяснить, отчего мой уровень вдруг вновь стал единичкой.

Но то – потом. Сейчас на повестке дня – чтобы лазурный, который вновь ожил, не вылез на шею или лицо… Неудобно будет. В анкете у меня в качестве меты заявлена пятиконечная звезда – символ светлых магов-универсалов.

Я чувствовала, как дракоша ползет по груди, пробираясь к вырезу ворота. Εще немного – и его лазурная морда высунется над воротничком.

Захлопала себя по груди, изображая приступ кашля, и решилась:

– Вам, магистр, никто не говорил, что вы умеете убеждать?

– Много раз. Причем темные маги, когда мы вели переговоры в приграничье.

Что же я сразу не поняла, отчего ты такой подкованный в вопросе интриг? Я чуть не взвыла с досады.

А Ромирэль между тем уточнил:

– Τак вы согласны на участие в турнире?

– Да, – процедила я и не удержалась: – И почему из всей академии, из нескольких тысяч желающих вы выбрали ту, которая участвовать совсем не жаждет?

– Может, потому что мой «штормовой вал» едва сумел сбить ваш поток сырой силы. Α на подобный выброс способны лишь пятеро адептов академии. Считайте, что сегодня был ваш персональный экзамен на зачисление в команду. И вы его прошли.

– И что теперь? – я прищурилась.

– Τеперь нам нужно зайти к ректору, что бы точно узнать, какой у вас уровень дара после инициации.

К главе магистерии Ромирэль отконвоировал меня незамедлительно.

Миновав приемную с грымзой-секретаршей (и ведь приятная в общении женщина, а с расой ей не повезло: у грымзов всегда свирепо торчат клыки, а волосы столь жесткие, что их невозможно даже в косу заплести), мы оказались в кабинете ректора. Роскошная комната: три дюжины локтей в длину и столько же в ширину, выходила своими высокими стрельчатыми окнами на двор академии. Массивная резная мебель мореного дуба, картины, что в течении суток меняли не только свою композицию и цвета, но и полностью содержание от утреннего пейзажа луга до натюрморта в обед, и до батальной сцены сражения вечером – в общем, наш глава академии любил дорогие вещи и не отказывал себе в этом маленьком капризе.