Любимая мартышка дома Тан - Чэнь Мастер - Страница 43

И когда Меванча с растянутыми врозь ногами упала к её стопам, Ян мгновенным и мягким движением, которое Меванча оценила по достоинству, приблизила свои тёмные глаза к сияющим глазам самаркандской звезды.

– Вы должны показать мне два-три движения – может быть, я когда-нибудь смогу их повторить, – прозвучал в тишине её шепчущий голос. Последовала маленькая, но мастерски выдержанная пауза, после которой голос первой дамы империи услышали уже буквально все: – И ещё: вы будете танцевать при дворе.

Глаза Меванчи на фоне побледневшего лица превратились в две блещущие непереносимым светом звезды. Она не отрывала взгляда от лица Ян.

Публика растрогалась и подняла нестройный гул. На её глазах произошёл невиданный скачок в карьере танцовщицы – от великой славы к такой славе, сравниться с которой ничего уже не могло.

А Ян уже поднималась и манила благосклонным кивком меня – любимого лекаря гуйфэй, без которого она не могла долго обходиться.

– Я увидела необычную вещь, – сказала она мне тихо (я в почтительной позе шёл рядом, а толпа, уловив, что Ян почти шепчет, сделала вид, что отодвигается). – Немножко, знаешь ли, понаблюдала за людьми вокруг. Ты, оказывается, не просто большой, а очень-очень большой человек. Каким это странным тюркским словом тут тебя называют согдийцы? Сер-р-р-р, сэр-р-р-р. Это означает, что ты им хозяин?

– Смысл – если буквально, – то, да, «хозяин», это всего лишь первый слог от слова «сердар», начальник. Но вообще-то «сер» – просто вежливое обращение, больше ничего. Они же не мои рабы,– покачал я головой.

– Только мне этого не рассказывай, – еле слышно отвечала она.– Может быть, и не рабы, но… Вокруг некоторых людей как бы выстраиваются такие линии силы. Линии из взглядов, из того, как все прочие люди стоят – чтобы в любое мгновение видеть тебя хотя бы краем глаза. Я полтора десятилетия живу при дворе и знаю, как всё это выглядит. Нет, друг мой, выше тебя тут никого нет, это видно. Они не просто уважают тебя. Тебя ещё и любят. И боятся. Это подтверждает, что я тебя ещё плохо знаю.

И, уже прощаясь, она сказала мне несколько слов почти шёпотом:

– Я решила проблему с моим приёмным сыном Ань Лушанем. Вот так решила (и она весело щёлкнула пальцами). Скоро император вызовет его и даст ему высший из титулов. Он станет наследственным гуном. Получат титулы и его сыновья. А ненавидящему его мальчишке придётся-таки все это проглотить – а может, дело обойдётся и без всех прочих его опасных глупостей. Ну, я с ним ещё поговорю. Вот и всё, и всё! Ведь у тебя есть способ передать весточку в Фэньян? Я сама не хотела бы этого делать… Да, и надеюсь, что бедную актрису не будут за эту дерзость… – она стрельнула в меня глазами -…больно бить!

«Весточку в Фэньян я, естественно, передал, хотя и по-своему. На следующий же вечер, задумчиво глядя в потолок, обитый коврами, за которыми, как мы уже знали, обнимала руками и ногами балку Меванча, я слушал, как читает свою роль Юкук.

– Вы говорите, господин, что Рокшану дадут титул и, видимо, новые подарки. Но есть проблема – ему для этого надо будет приехать в столицу. А вот этого бы ему делать не следовало. Потому что у меня появились странные данные прямо из канцелярии премьера: премьер настолько разъярён этой акцией собственной сестры, что к приезду Рокшана готовит что-то непонятное. Лучше бы ему заболеть и отсидеться у себя в ставке. А мы пока узнаем, о чём речь – о покушении, новых обвинениях или о чём-то другом. Но в любом случае среди своих войск ему пока будет безопаснее. Как, хозяин, будете вы ему об этом писать?

– Ну, видишь ли… В принципе его смерть нам точно ни к чему, и вот как раз сегодня я собирался писать ему о некоторых его интересных идеях насчёт торговли железом – а попросту, оружием,– минуя территорию империи… Но ведь придётся сначала узнать, что премьер ещё придумает,– задумчиво мямлил я, не сводя глаз с потолка.

Всё, что мне на самом деле требовалось, – это запереть полководца в его ставке, чтобы он чувствовал себя там как загнанный зверь. Ну, и по возможности, – чтобы уважаемый премьер-министр напрочь отказался от посылки войск на новую авантюру, опасаясь глупостей со стороны Ань Лушаня с его сотней с лишним тысяч пограничников.

Честное слово, это было всё, что мне требовалось, – на большее я не рассчитывал.

Ну, может быть, ещё надеялся отвлечь Рокшана сумасшедшими идеями о дружбе с халифатом – опять же через северные торговые пути, через земли киданей и других тюрок. (Хотя идея была и в самом деле неплоха, и её следовало обдумать.)

А пока что – всё, что угодно, лишь бы полководец месяц за месяцем высиживал в своей норе и в итоге окончательно перестал понимать, что же происходит в Поднебесной.

И у меня это отлично получалось.

Просто потрясающе получалось.

Игра шла прекрасно.

Но прошло каких-то два осенних месяца – и все мои тонкие комбинации фигур были небрежно и бессмысленно сметены с доски.

И под нескончаемым, льющим днём и ночью дождём, замёрзший и отчаявшийся, я метался между кварталами Чанъани, спасая свою жизнь.

КНИГА ШПИОНОВ

ГЛАВА 15

УДАР

За сотни и тысячи лет существования Поднебесной империи ни в каких летописях не было зарегистрировано таких осенних дождей, нескончаемых и непрерывных. Были бессчётные разливы Жёлтой и Великой рек, были засухи и голод. Но чтобы день за днём, неделя за неделей элегантная и уютная столица превращалась в насквозь пропитанную промозглой влагой, вдобавок пахнущую едким угольным дымом тряпку, – такого не было никогда.

Наши склады почти опустели – моё указание прекратить закупки шёлка действовало. Но те тысячи купцов, у кого оставались ткани, царапали себе лица от отчаяния: спрессованная в кипы материя мало-помалу пропитывалась влагой, и сделать с этим что-либо было невозможно. Невозможно было и заманить в лавки покупателей. Столичные жители грелись у жаровен с углём, в огромных количествах потребляли горячее вино и кроме этого почти ничем не занимались.

Возжигания благовоний у алтарей предков и статуй Учителя Фо не могли остановить это тоскливое несчастье – то влажное шуршание по листве, то вялое «кап-кап» по покрывающимся зелёной плесенью крышам.

И ничто не могло остановить книжников, поэтов и интеллектуалов, наклонявшихся друг к другу за очередным горячим чайником и шептавших неизбежные в этой ситуации слова: «Небо отказывает земным правителям в своём покровительстве. Надо готовиться к бедствиям, к событиям жутким и небывалым».

И вот бедствие наступило для меня.

Всё началось очередным серым утром, которое я встретил в согретой жаровнями с углями комнате над ресторанами Сангака, где решил остаться после долгого вечернего совещания и столь же долгого ужина. Вместо лёгкого утреннего супа, однако, меня ждали встревоженные лица моих друзей: судебные приставы только что арестовали чанъаньского представителя торгового дома Ношфарна.

Ничего подобного в столице не было с незапамятных времён – в империи слишком хорошо знали, что купцы, идущие сюда по Великому Пути, – это кормильцы государства. Налог шёлком собирают с каждого двора. Шёлк – это попросту деньги, потому что у всего – у колчана со стрелами, мешков с рисом, лошадей и женщин – есть цена в штуках простого шелка.

Но вся эта математика имеет смысл, только если шёлк этот можно отправить по Пути на Запад, в обмен на лошадей и множество других товаров. Иначе его попросту было бы слишком много. Обидеть купца – значит нанести вред империи.

Но тут пришли новые известия: арестованы все управленцы торгового дома Авлада и сам Авлад, оказавшийся в этот момент не в Самарканде, а в Чанъани.