Время любить - Александрова Марина - Страница 33

На какое-то время воцарилась тишина. Каждый из нас думал о своем. Я собиралась с мыслями, пытаясь сообразить, как именно рассказать Киту о том, какова связь между нами. Объяснить, почему я не хочу, чтобы он следовал за мной. Как сделать все это, когда в груди так безумно болит? Не первый раз я спрашивала себя: почему просто не уйти? Вот так просто взять и исчезнуть? Ничего не объясняя, растаять в воздухе. И всякий раз от этой мысли мне становилось не по себе. Впервые за долгие годы я грелась в лучах человеческого присутствия в моей такой промозглой и темной реальности. Я наслаждалась тем, что рядом со мной был он. Так стремительно быстро, странно и неожиданно он занял место в моем закрытом на все замки сердце, что уйти или отпустить его сейчас было физически больно. Я ощущала его родным. Он был родным, частицей моего ребенка, как я могла оставить его одного?

— Ты знаешь, — первым нарушил молчание Кит, — я кое-что вспомнил.

Своими словами обратил на себя мое внимание. Кит почти лежал, опираясь на локти, и смотрел в сторону горизонта.

— Помнишь, когда мы пришли с тобой сюда первый раз? Я сказал тебе тогда, что помню это место.

Я лишь кивнула, не зная, что именно должна сейчас сказать.

— Это правда, отец приводил меня сюда, еще когда был жив. Я как-то и не вспоминал особенно об этом до того самого дня. Но потом… я припомнил, что он сказал мне тогда: «Здесь то место, которое дает корни всей нашей семье». Ты знаешь, что такое «корни семьи»? — посмотрел он на меня слишком мудрым для его возраста взглядом, от которого мурашки побежали у меня по спине. — Знаешь ведь, — кивнул он, точно считал ответ на дне моих глаз. — Ты знаешь, что единственное у меня осталось на память о моей семье? Небольшая деревянная фигурка, изображающая парящую птицу. Отец отдал мне ее, когда мне было семь. Он говорил, что это странствующий альбатрос, якобы охранитель нашей семьи. Честно тебе скажу, когда был маленьким, я не придавал этим словам значения. Когда остался один, то и вовсе решил, что отец это выдумал — чтобы придать себе важности, что ли? Не знаю, — пожал он плечами, а я, затаив дыхание, слушала его дальше. — И думал я так ровно до того момента, как ты привела меня сюда. Хотя нет, конечно, — покачал он головой, — не знаю, когда что-то показалось мне странным. Может быть, когда увидел ту птицу на твоем амулете, что ты дала мне в день побега, или когда ты пыталась нарисовать ее? А может быть, когда оказался в том странном дворце, где на каждом предмете мебели была выгравирована та самая птица? Все это странно, и я правда не знаю, что все это может значить. Но я видел, как сходят с ума оборотни от магии дворца, когда на меня она совершенно не действовала. И те странные реплики, что порой отпускал этот самый дворец… — Кит заметно нервничал и начинал сбиваться, потому глубоко вздохнул, призывая себя к спокойствию, и заговорил вновь: — И я подумал: быть может, это все не просто так? Ты же знаешь, я водил контрабандистов, минуя станции перехода? И кое-что я знаю точно: амулеты, которые они носили с собой, срабатывали только на их кровь, потому как они платили деньги магам, чтобы те делали настройку артефактов на них… и, быть может, ты знаешь, что все это значит? Кто я тебе, Соль? — нерешительно посмотрел он мне в глаза.

Затаив дыхание, я взглянула на него в ответ. Скрывать что-то более не имело смысла. Кит оказался умным мальчиком, и все то время, пока я топталась в нерешительности, желая защитить его от прошлого семьи, к которой он принадлежал, и настоящего в моем лице, он собирал кусочки пазла в единую, общую картину. Должно быть, это нечто, передающееся по мужской линии Кирана.

— Кровь от крови моей, — прошептала я, не зная, как именно объяснить все это.

Кит нахмурился, прекрасно расслышав мои слова, но точно размышляя, как именно он должен задать уточняющий вопрос.

— Здесь похоронен мой единственный сын, — тем временем сказала я, решив облегчить ему задачу. — И, предвосхищая твой вопрос, я чувствую в тебе его кровь. Это на уровне моего дара. Я не сразу почувствовала это, все же столько поколений сменилось…

— Как давно ты узнала наверняка? — спросил он.

— Еще в доме Ариен, когда лечила тебя…

— Но почему не сказала мне? — спохватился он. — Ты вообще собиралась?!

— Нет, — прямо взглянув ему в глаза, честно ответила я.

Казалось, на мгновение Кит замер, перестав дышать, точно не верил услышанному.

— Ты… считаешь, это касается только тебя? — в голосе его сквозила обида и даже гнев.

— Ты не поймешь, — прошептала я.

— А ты попробуй! Пускай я для тебя обуза, я понимаю! У меня нет магических способностей, нет крыльев, хвоста или еще чего-нибудь мало-мальски ценного. Я понимаю, ты считаешь меня бесполезным и обременительным, но… я бы мог… мог, — подбородок мальчика предательски задрожал, выдавая своего обладателя с головой.

Я обняла его раньше, чем просто смогла подумать об этом. Только в этот момент проскользнула мысль о том, как давно я не позволяла себе вот так касаться кого бы то ни было. Когда каждая клеточка моего тела, пропитанная даром целителя, принимает кого-то рядом всем своим естеством, точно сплетаясь с ним воедино. Его боль — моя боль, его страдания — мои. Принимать людей и брать их боль на себя — так мы жили очень и очень давно. Так я запретила себе жить три столетия назад, а может быть, и раньше… Но я так скучала по тому, кого могла бы назвать родным и кого могла бы так просто принять.

— Не плачь, малыш, — прошептала я ему на ухо. — Бесполезная тут я. Это я ничего не могу дать тебе. Не могу защитить от того, что может принести тебе близость со мной.

Я отвыкла говорить красиво, а Кит еще не научился. Но иногда слова могут подождать. Потому я просто гладила его по кудрявым рыжим волосам, так сильно похожим на волосы Кирана, и касалась его даром, даря ему покой каждым прикосновением. Думаю, просидели мы так достаточно, чтобы и необходимость в красивостях отпала, потому как:

— У меня задница затекла, — поделился парень насущным.

— Не у тебя одного, — кивнула я. — И есть охота.

— А есть чего? — шмыгнул он носом.

— Нет, но есть удочки в доме, можем порыбачить и поговорить. Думаю, у тебя должны быть вопросы?

— Можно подумать, ты ответишь? — поднимаясь с земли, спросил он.

— Ну, как хочешь, — пожала я плечами, поднимаясь следом за ним и ощущая, как неприятно закололо то, что затекло.

— Не так быстро, есть вопросы! — затараторил он.

— То-то же, — усмехнулась я. — Например?

— Сколько тебе лет?

— Э… я не помню… — страдальчески закатив глаза, поделилась я. — Как вариант — до хрена, устроит?

— Вполне, — засмеялся он, а мне как-то неожиданно стало легко на сердце. — А день рождения когда?

— Да откуда я знаю?! Я не из аристократической семьи, чтоб такое нехитрое дело где записывали! Родилась, и ладно, — отмахнулась я.

— А дворец тогда откуда? — прищурился парень.

— Удачно вышла замуж, — фыркнула я.

— За принца?! — казалось, изумлению Кита не было предела. — Девушка не из аристократической семьи?!

— Теперь сечешь, что я не такая уж и дура, как ты порой озвучиваешь?

— Это-то, конечно, так, но папа рассказывал, что не в уме тут дело…

— Без подробностей, пожалуйста, — подняла я руку, обрывая откровения шестнадцатилетнего подростка.

Вот за такой ничего не значащей болтовней мы уходили с обрыва, где теперь и правда были «корни нашей семьи». Нам еще многое следовало обсудить, ко многим решениям прийти, но сейчас я надеялась, что общие точки соприкосновения мы все же найдем. Стоило ли мне рассказать раньше? Думаю, все же нет. К человеку приходит то, в чем он нуждается, именно тогда, когда он нуждается в этом сильнее всего и когда он готов это принять. Так любила говорить Айрин, и, пожалуй, это тот редкий случай, когда я была с ней согласна.

Оборотни вернулись к закату с той частью ингредиентов, которые я поручила им достать. Все же лазить в горах было сподручнее на четырех лапах и с прекрасным обонянием, и оборотни-интуиты подходили для этих целей идеально. Выглядела парочка уставшей и измотанной, и я воздержалась от ворчания, которое непременно началось бы с вопроса «Что так долго?» и постепенно переросло бы в тему из разряда «А вот в мое время…». Кто бы мне объяснил, почему меня все время тянет высказаться в таком Духе под конец?! Вместо этого я решила быть доброй бабулей в образе семнадцатилетнего пацана и просто поинтересовалась: