На войне Дунайской
(Документальная повесть) - Цаллагов Мамсур Аузбиевич - Страница 13

Начальники конных разъездов Владикавказско-осетинского полка шлют одно за другим донесения о том, что гарнизон турок в Ловче встревожен недавней рекогносцировкой, примыкающие к городу высоты спешно укрепляются. Такие донесения поступили от офицеров Кузьмина, Пржеленского, Шанаева и Дударова. По дорогам, ведущим к штабу авангардного отряда, скачут нарочные с пакетами. Депеши, адресованные в полевой штаб армии, передаются эстафетой почтовых разъездов. За скупыми строками донесений и рапортов таится большая и трудная работа Кавказской бригады.

«Захваченные языки свидетельствуют…» Значит всадники Владикавказско-осетинского полка захватили в Ловче пленных. Кто их захватил, кто отличился в ночных схватках с турками — об этом ни слова не сказано. Офицеры уже привыкли к тому, что подвигами их солдат никто не интересуется.

И вдруг, в ночь на 27 июля, Скобелев получает письмо из Карагача-Болгарского от начальника штаба 11 корпуса: «Командир корпуса не может в настоящую минуту писать лично, но просит передать всему отряду искреннюю благодарность за дело 18-го июля и душевную признательность вашему превосходительству. Просит выслать с ротмистром Оболенским наградные листы лицам, бывшим в вашем отряде в бою под Плевной 18-го июля и вами удостаиваемых».

— Слава всевышнему! — воскликнул Тутолмин, когда узнал об этом письме. — Ордена будут!

Прибывший с разъездом корнет Батырбек Дударов вручил полковнику второй пакет — от генерал-лейтенанта Зотова:

«Полковнику Тутолмину. Пришлите принять 100 пудов сухарей. Приказал отпустить из полков 16-й дивизии. Прилагаемый приказ при прочтении прошу передать генералу Скобелеву. 26-го во Владине будет поставлен батальон с двумя орудиями…»

— Слава аллаху! — и сухари будут! Хоранов, вези пакет Михаилу Дмитриевичу!

До этого дня Кавказская бригада, не имея своих продовольственных учреждений, находилась на правах пасынка у 11 корпуса и снабжалась гостеприимным болгарским населением и за счет отбитых у турок складов и обозов. Что касается наград, то до сего времени георгиевские кресты получили 5 терских казаков, посланных на Главную квартиру с вестью о победе, и осетинский всадник Гуда Бекузаров, которому царь лично вручил орден за знамя, отбитое у турок под Самовидом.

Вечером прибыл из императорской ставки есаул Козлов с поручением передать Кавказской бригаде его сердечное спасибо за службу и за молодецкое ночное дело. Козлов передал бригаде благодарность и от имени Главнокомандующего.

Что же произошло? В бою под Плевной есаул Владикавказско-осетинского полка Козлов был назначен ординарцем командира 9-го корпуса генерала Криденера. Выполняя поручения генерала, Козлов показал себя храбрым и распорядительным офицером. Он объездил все войска крайнего левого фланга, видел, как полки Скобелева захватили командные высоты, как спешенные всадники Осетинского дивизиона, вместе со стрелками Курского полка, прикрывали отход многотысячного отряда князя Шаховского и отбрасывали турок до самых окраин Плевны.

Барон Криденер послал Козлова с донесением в императорскую ставку. Вот там-то, отвечая на многочисленные вопросы царя, и выложил Козлов все виденное им в кровопролитном сражении у Плевны.

Второй причиной резкой перемены отношения к отряду М. Д. Скобелева были изменения в командовании правым крылом русской армии (войска, собранные между Осмой и Видом). Назначенный командующим этого направления генерал Зотов в первом своем приказе объявил о составе Западной группы войск и включении в нее отряда Скобелева. Это побудило Зотова вспомнить о сухарях.

Пользуясь представленным правом писать наградные листы, Тутолмин рассчитывал включить в них не только участников «второй Плевны», но и тех, кто геройски вел себя на поле боя от Дели-Сулы до 25 июля, всех отважных охотников, отличившихся в разведке.

Но пока, по старым добрым законам казачества, нужно было устроить праздник по случаю приезда посланца «свыше» есаула Козлова. Но не было сухарей и водки.

Праздник все-таки состоялся. Свободные от службы казаки и осетинские всадники собрались на поляне за орудиями бригадной артиллерии. За два часа перед этим из Сельвии горожане привезли в подарок генералу Скобелеву бочку болгарского вина. Пользуясь его отсутствием, кавалеристы полностью «освоили» это вино.

Произнося очередной тост, Индрис Шанаев заверил, что ничего не будет за выпитое без спроса вино.

— Поймите, друзья, — говорил он, держа в руке походный рог, — пьем-то мы по такому случаю, что генерал еще бы бочку дал. Хцауштан, кончится война, мы пришлем Михаилу Дмитриевичу такую же бочку баганы[15], которым восхищался сам князь Потемкин Таврический. Разве прогневается генерал, если я поднимаю этот тост за здоровье Михаила Дмитриевича Скобелева? Пусть наша слава будет его славой. Пусть его печаль будет нашей печалью. За здравие славного русского генерала Скобелева!

26 июля отряд Скобелева вновь произвел усиленную рекогносцировку Ловчи с юго-восточной и северной сторон. К двум часам дня закончился артиллерийский бой. Выполнив задачу, основные силы отряда отходили на исходное положение. Но Владикавказско-осетинский полк продолжал стоять на занятых им высотах горного кряжа Омаркиой — Павликаны. Терцы и осетинские всадники наблюдали за колонной турецкой пехоты, идущей по дороге София — Ловча. Колонну прикрывал большой отряд конницы мустахфиза.

Сотнику Шанаеву было приказано с отдельным постом осетинских всадников наблюдать подступы к реке Осме, что тянутся в обход Омаркиоя. Такая мера предосторожности объяснялась тем, что колонна низама могла зайти в тыл главным силам отряда Скобелева.

Через некоторое время командир полка Левис признал возможным отход на бивуак, но соблюдая осторожность, приказал начать отступление не всем полком, а посотенно.

Две сотни осетин и одна казачья были пока оставлены на кряже. Они в любую минуту могли отразить нападение турок из-за «Шоссейного перевала».

Турецкая конница только и выжидала момента, когда уйдут главные силы русских, чтобы атаковать их прикрытие. Турки уже научились различать наступление от рекогносцировок, настолько частыми они были, и пользовались неизбежным отходом рекогносцировочных групп.

Улучив удобный момент, часть турецкой конницы завязала перестрелку со второй осетинской сотней. Около 300 всадников бросились на правое крыло второй сотни. Но эта сотня, поддержанная свежими звеньями терских казаков, рванулась в контратаку, опрокинула турок и погнала их до самой колонны таборов низама.

В это же время произошла схватка у Омаркиоя. Индрис Шанаев, оставленный на кряже для наблюдения, заметил, что по кустам подбираются к высотам около полторы сотни турецких всадников, пытаясь обойти гору по левому берегу Осмы. Не давая команды голосом, Шанаев повел 1-ю сотню к опушке леса и ошеломил турок внезапным ружейным огнем. Пока аскеры находились в замешательстве, осетинская сотня обошла их с тыла и загнала в реку Осму.

С большим трудом выбралась по воде эта рассеянная группа турецкой кавалерии на правый берег и попала под огонь 30-го Донского полка.

В дело включились арьергардные подразделения Осетинского дивизиона.

— Тохма! Разма! — прозвучал клич корнета Дударова, который мчался впереди своей сотни.

— Тох! Тох! — эхом отзывался сотник Зембатов Тотрадз.

И весь Осетинский дивизион на своих крепких конях рванулся в сабельную атаку и преследовал турецкую конницу до самых стен Ловчи. Правый берег Осмы покрылся трупами аскеров. Некоторые всадники ловили турецких лошадей, а если они того не стоили, то снимали дорогие седла или подбирали ценное оружие. Но старшины приказали им бросить все и продолжать погоню.

Полковник Левис и офицеры Осетинского дивизиона поняли замысел Махмеда-паши. Выслав вперед несколько таборов низама для удара в тыл отходящих частей рекогносцировочного отряда, Махмед-паша решил отвлечь внимание русских разведчиков маневром конницы в обход горного кряжа. Но хитроумный план паши провалился благодаря бдительности Левиса и боевой инициативы осетинских охотников.