Юлька (СИ) - Гончаров Олег Васильевич "Oliver Sorbas" - Страница 14

Для соседей была придумана и запущена легенда о том, что башню купил некий художник-концептуалист. Бывший наркоман с нервным прошлым и, по всей видимости, таким же будущим. Для скрытного сопровождения министра по городу, были наняты три старые "Шкоды" грустных цветов, на которые Иван с Колей нацепили новейшие авторегистраторы и направленные микрофоны. То есть, министра Райковского, образно говоря, словно таракана посадили в обувную коробку и теперь, запасясь попкорном, осталось только наблюдать за телодвижениями этого вороватого и похотливого чиновника.

‒ Ты обязательно вчерашнее утреннее видео посмотри, ‒ устало улыбаясь, прогудел Ваня Юльке, пришедшей его менять. Я папки пронумеровал.

‒ И что я там такого увижу? Нажратого трахающегося министра? В принципе, мне знаком сам механизм этого процесса. Если ты об этом. Он сегодня планирует покидать берлогу?

‒ Не планирует. Петух просто никакой.

‒ Почему петух?

‒ Так я же и говорю, посмотри видос.

‒ Та ладно!

‒ Таки да, товарищ начальник. Я свалю? Пошли, закроешься на засов. Мало ли кто здесь шастает. Чехи иногда тоже бывают такими русскими, что мама дорогая. Спасайся кто может.

Проводив Ивана и переборов брезгливость, Юлька открыла файл и попыталась посмотреть видео, о котором говорил Иван. Базовое слово здесь ‒ попыталась. Но осилить смогла лишь несколько секунд. До первой слюнки министра, которого самозабвенно трахал в задницу симпатичный крепыш с вьющимися волосами.

Остановив видео, Юлька открыла скайп и написала Климашонку: Думаю, вам удастся осуществить свою мечту по выпуску хороших вагонов. Есть классное видео. С чем вас и поздравляю.

Как и надеялась Юлька, в Праге они пробыли недолго. Ровно неделю. Компромата удалось собрать столько, что Климашонок дал отбой. Для перестраховки, домой решили ехать  автобусом. Автобусный багаж проверяют не так тщательно как при посадке в самолёт или поезд. Разбросав файлы на три винта Hitachi, Юлька со своими попутчиками в субботу утром села в комфортабельный автобус Прага - Корев и через сутки, визжа от счастья, упала в объятия своего Юрки, который, по знаковому стечению обстоятельств, в тот же день возвращался из Москвы.

‒ Ты представить себе не можешь, как я там скучала без тебя, ‒ шептала Юлька на ухо любимому, отбросив жаркое одеяло. ‒ Но там так хорошо, Юрка! Так спокойно, так чистенько и приветливо... Почему у нас не так? Разве мы не такие? Разве мы не хотим быть счастливыми? Хотим. Но почему у нас ничего не получается? Я видела глаза всех этих людей на Площади. Многие не готовы созидать. Не зря же они называют это революцией. Это как оправдание будущего беззакония.

‒ Не изводись, ‒ Юра поцеловал Юльку в нос и крепко прижал её к себе. ‒ Я уже говорил: ‒ будет совсем никак, просто сядем и уедем. Вот просто сядем и гори оно всё синим пламенем.

‒ Ага. Сядем и уедем. Как же. Не бросишь ты людей. Вот что хочешь со мной делай.

‒ Точно? ‒ Юра, улыбаясь, развернулся и налёг на Юльку широкой грудью. ‒ Я тебя за язык не тянул, миссис Грановская-Рябенко.

‒ Это заява пацана или бедной девушке снова показалось?

‒ Не показалось. В апреле следующего года я смогу уделить тебе недели две. А в марте можно конкретно пройтись до ЗАГСА. Можно за ручку. Не составишь мне компанию? Закорючки поставим в нужных местах. А? С меня кофе и бублик, если что...

‒ Какой март! Да я прямо сейчас! Без трусов! Голая помчусь! Показывайте, где тут у вас расписаться? ‒ Юлька выскользнула из-под Юрия, повалила его на спину и с криком: ‒ Поскакали! Ой как сладко! Вот так бы скакала и скакала! Юрка, я люблю тебя! Меня стопудово сошлют в Ад, но я уверена, что бог, это ты... Мой Юрка...

С учёбой в столице тоже переиграли, поскольку прогресс на месте не стоит и частные институты открылись не только в столице. Каждое утро Юлька подвозила Юрия до проходной "Интеграла", а сама оправлялась на Ильина, где в бывшем административном здании трикотажной фабрики размещался её институт.

Всё шло по плану, намеченному дальновидным Климашонком. Через год, благодаря его стараниям, институт превратился в престижное учебное заведение и на практически европейское вознаграждение потянулась перекупленная местная и даже столичная профессура, поставив во главу угла свои личные потребности, а не интересы учебных заведений, из которых они побежали, задрав штаны.

Нельзя сказать, что учёба давалась Юльке легко. Тем не менее она чётко знала, что хочет получить в сухом остатке и поэтому, за дополнительную плату, брала часы у самых сильных преподавателей экономики и юриспруденции.

 А в канун нового, две тысячи пятого года, Климашонок привёз из колонии свою племянницу Марину, вышедшую по УДО (условно-досрочное освобождение).

‒ Конечно, ‒ Александр Юрьевич откупорил бутылку двадцатилетнего коньяка и похлопал племянницу по ладони. ‒ Условно-досрочно это ещё не свобода, но порешаем. Важно, Маринка, что ты дома и мать твоя покойная возможно, наконец, угомонится. А то ведь повадилась сниться в последнее время. Я уж и в церковь ходил, и за упокой заказывал. Не помогало. Надеюсь, сейчас всё наладится и у неё там.

‒ Спасибо, дядь Саш. Наладится, ‒ Марина достала пачку сигарет, но встретившись взглядом с Климашонком, быстро передумала.

‒ У меня не курят, пельмешка. Хочешь курить ‒ топай во двор. А здесь ни-ни. Когда тебя пробило?

‒ Как Юлька вышла, так и закурила. Сил не было одной сидеть вечерами в комнате, ‒ Марина посмотрела на Юльку и положила ей голову на плечо. ‒ Без сестры плохо. Совсем никак.

‒ Ладно, девки, давайте по рюмахе. Новая жизнь вот она, а старую из башки вон. Нечего в прошлое заглядывать без надобности. А лучше ‒ вообще забыть. И курить бросай. Сейчас думающая молодёжь не курит, не колется и не нюхает. Пашут и стараются отжать друг у друга места в социальных лифтах. Хороший подход. Лично мне нравится наша молодёжь. Конечно, не та, которая год назад в столице пыталась подняться на хаосе. Прилепиться к истории. Да, у кого-то наверняка получилось. У самых шустрых, наглых, напористых и беспринципных. Однако мест у кормушки никогда не бывает много. Кого-то обязательно затоптали, кому-то не хватило сил и ума пробиться, кто-то разочаровался и резко поменял политическую ориентацию и жизненную позицию. Так было всегда. Во все века. Тридцать серебренников, это не просто красивая притча. Тридцати серебренничество, если так можно выразиться, это не акт предательства. Это способ существования очень многих в обществе, разделённом на стаи. Предать ради собственного лучшего будущего всегда было проще, чем испортить воздух в церкви. Хочу надеяться, что это там, за стенами этого дома.

Что же касается тебя, Марина, даю неделю на подтягивание соплей и приборку в душе. И за работу. С чистого листа. Думаю, зона привела тебя в чувство по полной и мне больше не придётся краснеть за тебя. Это понятно? Я закончил. Давайте, не чокаясь, а то холодком по спине потянуло. Видать сестрица моя к нам на посиделки пожаловала... Дочь повидать. За твою новую жизнь, пельмешка.

Роль Ульяны Панасенко, Юлька впервые, по-взрослому, примерила на себя в начале две тысячи шестого года. Уйдя со скандалом с должности в сентябре, Ульяна Викторовна до нового года сильно не отсвечивала, пытаясь по тихому перетащить под себя несколько важных потоков, которые зависли вне сферы её влияния, но сидеть на которых очень хотелось.

А ещё иногда Ульяна Викторовна устраивала показательные порки предавших, как ей казалось, боевых соратников и на тонкой слезе убеждала политических спонсоров и кураторов недавней революции в своей исключительной нужности и полезности. Готовой лечь своей красивой силиконовой грудью на высокую властную должность, желательно президентскую, и пахать во славу большого белого господина.