Страшилище (СИ) - "Дарт Снейпер" - Страница 2

– Иди к чёрту, – снова огрызается омега, отступая на шаг. Не зная, куда деть руки, он прячет их в карманы куртки, хмуро смотрит на альфу и вздыхает, всё же высовывая одну руку да забирая портфель. – Ты-то зачем оделся?

– Я обязан проводить тебя домой, – абсолютно непререкаемым тоном заявляет альфа, и Артём давится воздухом. Он знает, что сейчас со Стасом спорить совершенно бесполезно, но мысль о том, что альфа сам решил его проводить, отзывается в сердце чем-то тёплым. Смущённо опуская взгляд, юноша поправляет выбившуюся из-под шапки медную прядь волос и вздыхает:

– Пошли тогда, что ли.

Дорога проходит в молчании – альфа думает о чём-то своём, пиная камни, встреченные на пути, а Тёма дышит полной грудью, стараясь запомнить запах альфы. Он знает, что во время течки с ума сойдёт – вся его рубашка пропиталась ароматом Стаса, но сейчас у омеги такая каша в голове, что из всех желаний одно и остаётся. Дышать воздухом, который пропитан ароматом корицы – запахом Стаса. И Артём дышит, полной грудью дышит, и всё ему кажется прекрасным – даже огромные грязные сугробы, разбросанные то тут, то там.

Они останавливаются у подъезда Артёма, и омега мнётся, пряча замёрзшие руки в карманы; он поднимает взгляд на альфу и выдыхает коротко и рвано:

– Ну, пока, что ли.

Артём успевает юркнуть в подъезд раньше, чем Стас – сориентироваться. Прижимаясь лопатками к железной двери, Тёма выдыхает сдавленно и торопится подняться на третий этаж.

Дома никого нет: папа-омега на работе, а альфа-отец, только почуявший приближение течки сына, поспешил сбежать к своим родителям. Тёма знает, что скоро папа-омега уедет к отцу, и за ним, Артёмом, сможет присматривать только старший брат. Брату Тёмы двадцать три года, он уже успел обзавестись колечком на пальце и замечательным малышом. А ещё он жутко красивый («В отличие от тебя», - ехидно уточняет подсознание): стройный, высокий, с россыпью веснушек на щеках (у самого Тёмы веснушки заметны только весной, да и не красят они его, а вот брату, Игорю, так идут…), густыми кудрявыми волосами и озорным взглядом карих глаз. Тёма проходит в свою комнату, вставая перед большим зеркалом, и начинает раздеваться.

Он ненавидит себя в такие моменты так отчётливо, что, кажется, с ума от этого сойдёт. Тёма блуждает взглядом по поверхности зеркала – и ненавидит всё, что видит в нём. И слишком короткие для омеги медные волосы, и зелёные глаза, взгляд которых кажется блёклым и тусклым, и собственное тело. Тело… Артём поджимает губы и решительно отворачивается. У него нет второго подбородка или огромного живота. Тёма просто полный. И за это «просто» он тоже себя ненавидит.

Он залезает в кровать, кутается в тёплое одеяло и устало закрывает глаза. Совсем скоро Тёму уносит в объятья Морфея неспокойный сон.

***

Игорь приходит как раз в тот момент, когда у Артёма почти кончается выдержка, и пальцы тянутся к заднице. Брат заглядывает в спальню омеги, улыбается, присаживаясь на край кровати, и Тёма, смущённый собственной наготой, торопится спрятаться под одеялом. Игорь гладит юношу по влажным вихрастым волосам и вздыхает:

– Когда же ты альфу себе найдёшь, маленький?

– Когда перестану быть страшилищем, – бурчит Тёма тихо-тихо, но брат успевает услышать, и омега получает лёгкую затрещину. Он не спрашивает даже за что – Игорь ведь свято уверен в том, что его маленький брат красавец, каких свет не видывал. Вот только – Артём бросает тоскливый взгляд на зеркало – это совершенно не так. – Игорь, – шепчет он, облизывая пересохшие губы, и брат кивает, готовый слушать. – Выкинь, пожалуйста, это старое зеркало.

Игорь не спрашивает ничего (за это Артём особенно его любит), только кивает и склоняет голову набок:

– За мной чуть позже заедет Витя, я скажу ему вынести, – Витей зовут мужа Игоря, высокого, широкоплечего альфу двадцати восьми лет с короткой бородой и доброй улыбкой. Витя очень хорошо относится к Артёму и почему-то совершеннейше не реагирует на него в период течки. Видимо, так сильно любит Игоря. Омега смотрит в счастливые глаза брата, и ему отчаянно хочется разреветься.

Игорь сидит с ним ещё полчаса, а потом уходит; Витя забегает в комнату лишь на минуту, приветливо качает головой Тёме, а после хватает зеркало и волочит его к выходу. Тёма молчит – у него совершенно нет сил, возбуждение такое острое, что об него, наверное, можно порезаться, а из задницы течёт на пушистый плед. Омега тихо всхлипывает, становясь на колени, выгибается, приставляя пальцы к анусу, и с хлюпаньем толкает один. Дискомфорта из-за течки почти нет, только вот желание проходить не собирается – лишь усиливается, и юноша обречённо скулит, трахая себя пальцами. Это видится ему таким мерзким…

На четвёртый день течки Артём способен даже передвигаться по квартире. Правда, из задницы продолжает течь смазка, возбуждение не отпускает, и каждое движение приносит мучительную, выворачивающую боль, но по сравнению с другими эта течка проходит даже легко. У Артёма вместо подушки – рубашка, пропитанная запахом альфы, и он может заснуть (ненадолго – на пару часов всего) лишь уткнувшись в неё носом. Вся квартира пропахла ароматом течного омеги, и сам Артём захлёбывается в этом жарком запахе.

Звонок в дверь прерывает юношу, когда он в очередной раз стоит под ледяным душем и остервенело дрочит. Омега кутается в огромный махровый халат и, шлёпая мокрыми босыми ногами по полу, идёт к двери; он, глупый, абсолютно точно уверен, что за дверью Игорь, а потому, даже не спросив, отпирает замок.

И тут же делает шаг назад. На пороге его квартиры стоит Стас собственной персоной. Альфа подозрительно смотрит на омегу, делает глубокий вдох (юноша готов проклясть собственную природу и дрожащие ноги) и как-то скомканно проговаривает:

– А я зашёл узнать, почему ты в школу не ходишь, а тут…

– Узнал? Проваливай, – зло шипит омега, судорожно цепляясь пальцами за дверной косяк. Между ягодиц опять становится мокро и жарко, и вид альфы, чёртова альфы, которого Тёма так глупо любит, сводит с ума. Артёму хочется крикнуть, чтобы Стас проваливал к чертям, но язык почему-то не слушается, а потом альфа шагает к нему, и…

Приходит в себя омега лишь тогда, когда чужие губы на его собственных становятся чем-то привычным, а ледяные пальцы принимаются развязывать пояс халата. Осознание того, чем, а главное, с кем он занимается, приводит юношу в себя, и он отталкивает альфу со всей силой, на какую только способен. Стас растерянно отступает на шаг, а Тёма прижимает ладонь к саднящим губам и шипит:

– Пошёл вон.

– Но я…

– Пошёл вон!

Как только за альфой захлопывается дверь, Артём обессиленно сползает на пол и снова плачет – это становится какой-то нехорошей привычкой. Кое-как успокоившись, омега закрывает дверь – и стягивает халат прямо здесь, в коридоре. Всё его тело горит, а губы саднят после поцелуя, и между ягодиц до омерзения мокро. Парень снова трахает себя пальцами, тихо всхлипывая, и, кончая в очередной раз за день, вытирает с лица слёзы. Ему так стыдно, что щеки пунцовеют.

Сейчас Артём ненавидит омежью природу.

***

В школу Артём приходит осунувшимся и вымотанным. Течка – впрочем, как и все остальные с тех самых пор, как в его жизни появился Стас – изнуряет юношу полностью. Его даже учителя не трогают, понимающе кивая головами. Артём заходит в класс биологии и плюхается на стул; Макса ещё нет, и, думается омеге, это даже к лучшему. Ему до сих пор стыдно смотреть кому-либо в глаза. Кажется, что каждый, кто посмотрит на Тёму, узнает его маленький грязный секрет.

Стас кидает на омегу один ничего не выражающий взгляд и возвращается к разговору со своим другом, Андреем, а Тёме вдруг так обидно становится, что он решительно поднимается и, минуя столпотворение из омег его класса, выходит из кабинета. На улице очень холодно – конец зимы всё-таки, а он выскочил в одном свитере – и солнечно. Омеге требуется несколько минут, чтобы отдышаться, а потом он вздрагивает всем телом от резкого: