Лезвие власти (СИ) - Гальперин Андрей Борисович - Страница 58

— Вы великодушны и преисполнены благородства, Ваше Величество! Старый канцлер, упо­койся его душа у ног Иллара, был прав... Вы будете воистину Великим Императором. Позволь­те мне удалиться.

— Вы храбрый и мудрый человек, господин посол. И я доверю вам важную миссию. — Конрад посмотрел на Коррона и на арион-маршалов. Долла замер, весь во внимании. — Я доверю вам, документ, с официальным объявлением войны. Я, Император Лаоры, князь Атегаттский Конрад Четвертый, объявляю Великому Герцогу Аведжийскому, герцогу Ганфа, ландграфу Прассии Фердинанду Восьмому, войну...

88.

Фердинанд, заложив руки за спину, стоял на вершине защитной башни в замке Твисса и смот­рел в даль, за реку, где начинались земли Боравии. Справа от него уходили к горизонту голые черные скалы Гземейских Пустошей, над ними курился легкий желтоватый дымок, принесенный южным ветром от дале­ких вулканов на границах Верейи. Слева, на север тянулись черные, выжженные земли провинции Суолларр, там за рекой уже сворачивали лагеря и выстраивались в походные колонны аведжийские вой­ска. По дороге, недалеко от башни, месили грязь понурые отряды пехотинцев из бывшей армии Прассии, вдоль их рядов стояли конные отряды гвардии.

Фердинанд был в подавленном настроении. Он покорил Бадболь, не пролив не единой капли крови, но в Данлоне аведжийская армия увязла, захватив лишь самую южную часть герцогства. Дальше данлонская армия укрепилась, и при поддержке имперских арионов, совершала стреми­тельные контратаки, пользуясь гористой местностью и растянутым фронтом. В отличии от дворян Бадболя, данлонская знать на переговоры с правителем Аведжии не шла, не смотря ни на какие посулы. Фердинанд уже потерял пятерых, посланных для подкупа, людей.

«Захватить Тарр... Мощным ударом смять войска короля, и выйти к Барге и границам Дрира... Обойти Данлон с флангов и укрепиться на подходах к Маэнне...» — Фердинанд, с раздражением смотрел на вялое копошение пехотинцев внизу. Он повернулся к адъютанту.

— Лейтенант… Передайте командиру гвардейцев, пусть поспешат с переправой. Если не ус­пеют к подходу третьей бригады, повесить каждого десятого из этого сброда...

— Да, Ваше Высочество! — Лейтенант стремительно вышел. Фердинанд склонился над кар­той. На карте серым, увеличивающимся изо дня в день, пятном обозначалось растущее могуще­ство Великого Герцогства Аведжийского. Фердинанд провел пальцем по границам Империи. Торопиться… Нужно успеть, пока Империя не оправилась от смерти канцлера. При его помощи, Забриния уже вос­пользовалась плодами хаоса и захватила Бреммагну. Теперь его черед. Когда он нападет на Могемию и выйдет к границам, практически незащищенного Норка, Император забудет о Данлоне...

Удручало одно. Его сестра не отвечала на послания. Фердинанд вспомнил сцену расставания и ему стало плохо. Во рту появился горький привкус, голова закружилась. Он схватился за край стола, чтобы не упасть, брезгливо оттолкнув пришедшего на помощь слугу.

Он сделал ее королевой... А она предала его. Он убил обоих сыновей Венцеля, обеспечив ее сыну королевский престол, а она отказалась лишить жизни короля и сдать Баргу... Приступом город не взять. Осада может задержать продвижение войск на север. Есть еще шанс. Король глуп и неосторожен, и можно попытаться выманить его из крепостей на равнину.

— Маршал! — Старый Эрих Нойя, командующий вооруженными силами Аведжии сделал шаг вперед. — Выслать на каждый королевский тракт по четыре конные сотни…Выжечь все придорожные деревни… Всех мужчин — на кресты… Женщин и детей жечь живьем… Передайте готовность по войскам. Мы укрепимся здесь, еще на десять дней. Всех прибыв­ших разведчиков, ко мне...

— Ваше Высочество! — темное лицо старика стало еще темнее от прихлынувшей крови, — Ваше Высочество, это же ваши будущие подданные! Стратегически неразумно будоражить чернь королевства! Это может привести к тому, что регулярная армия Могемии пополнится отрядами ополчения…

— Заткнитесь маршал, и выполняйте приказ! Пора понять, что правление моего отца уже давно закончилось! Только я способен вернуть Аведжии былое величие и не собираюсь ограничивать себя какими-либо моральными принципами… Что там, к джайлларским свиньям, еще?

Вошедший стремительным шагом капитан гвардии взмахнул свитком донесений и склонил голову:

— Ваше Высочество, одни из форпостов докладывает, что к Твиссе приближается кавалькада монахов. Они сопровождают архиепископа Новерганского…

89.

Аттон смотрел на высеченный из серого камня полумесяц в окружении звезд. Нижний рог по­лумесяца скрывали потеки алой крови.

Аттон опустил глаза и оглядел место сражения. Повсюду лежали изрубленные, утыканные стрелами тела. Мерриз смотрел на двух окровавленных монахов, у входа в подземелье. Один из них, с рассеченным лицом, сидел, прислонившись спиной к серому камню, глаза его вытекли, и лицо, покрытое коркой засыхающей крови пополам с грязью, походило на ужасную маску. Но он хрипло дышал и прижимал к груди меч. Рядом, опираясь руками о стену, стоял второй, из него как из соломенного чу­чела для стрельбы, торчало с десяток стрел. Он сплевывал сгус­тки крови и безразлично смотрел в их сторону. Аттон наклонился и перевернул на спину хрипя­щего рифдольца, с отрубленными по локти руками, и заглянул в полные муки глаза мальчишки.

Монах у стены, со стоном вырвал из груди стрелу, и отшвырнул ее в сторону.

— Воистину, Бог непредсказуем... Спираль жизни нашей наполнена истиной, как сердце чело­веческое наполнено кровью. Ты ищешь её всю жизнь, обрекая себя и других, на муки и страда­ния. А найдя, понимаешь, что это всего лишь очередная ступенька, и задрав голову вверх, бла­женно созерцаешь недоступные дали…

Мерриз поднял с земли измазанный кровью и грязью арбалет, и не спеша, зарядил его. Рифдолец страшно захрипел и затих. Аттон прикрыл юноше глаза, и посмотрел на раненного монаха.

— Вы остались вдвоем, святые братья... Вы победили их всех — и зеленых, ни в чем неповин­ных мальчишек, и тертых наемников...

Монах поднял на него пустые глаза и прохрипел:

— Нет невиновных... Есть истина... Она велика и всеобъемлюща... В ней жизнь и смерть... Радость и боль... Кто владеет истиной — владеет миром, ибо может кроить из неё все жизнен­ные предначертания по своему желанию. — Монах пошатнулся, но удержался на ногах. Он смотрел, как Мерриз заряжает арбалет, и по небритому подбородку его стекала темная кровь.

Аттон вглядывался в знакомые, искаженные смертельными судорогами, лица армельтинцев.

— Видать, сам Джайллар собрал вас всех здесь, в такой неподходящий момент. Но ведь это мы... Я! — Аттон указал пальцем на себя, потом на Мерриза, — И он... Мы пришли сюда, для того что бы узнать правду. А вы... Вы пришли сюда помешать нам. Вы пришли сюда для того, что бы отнять у нас правду. Вы не знаете ничего! — Аттон смот­рел на окровавленного монаха, и голос его сорвался на крик. — И боитесь, что кто-то увидит пра­вду, за теми монументами лжи, которые вы воздвигли вокруг своего бессилия... Проклятый сле­пой лжец… Он всю жизнь обманывал моего отца, он обманывал меня, их... — Аттон указал паль­цем на трупы наемников. — Будьте вы прокляты…

— Прокляты… Ты думаешь, что узнаешь, в чем заключается правда? — Монах хрипло рассмеялся, давясь кровью. — Не ты, и не этот проклятый отступник, никто из вас не способен отличить правду ото лжи... Вам лгали и будут лгать на протяжении всей вашей, я надеюсь, недолгой жизни…

Звякнула арбалетная тетива, и монах рухнул, со стрелой во лбу. Второй, поднял трясущимися руками меч, и резким движением распорол себе горло.

Мерриз аккуратно положил арбалет перед собой.

— Путь свободен, Птица-Лезвие. Можешь войти...

Аттон посмотрел на трупы вокруг себя, и присев в лужу крови, прикрыл лицо рука­ми.

— Мне страшно, монах… Я боюсь, того, что могу там увидеть... Я всю свою жизнь полагался на чужие слова... Я шел по дорогам и убивал, никогда не задумываясь... А сейчас, я боюсь того, что все это окажется правдой. Ты и я... Мы знаем куски мозаики... Сейчас, мы подберем еще один... И увидим полную картину. Смогу ли я перенести то, что увижу? Мне кажется, что это бремя не для наших плеч...