Пытаться не любить тебя (СИ) - Джусти Амабиле - Страница 4

Естественно, работа смертельно выматывает, я никогда не возвращаюсь домой раньше четырёх, и денег для покупки машины ещё не заработал. Даже имей я их, всё равно не мог бы водить машину, поскольку меня лишили прав. Поэтому я вынужден передвигаться на своих двоих, независимо от погоды. Но мне нравится ходить пешком, после четырёх лет проведённых в ограниченном пространстве, двигаться для меня – всё равно, что заново родиться. Дышу полной грудью, даже если полный уныния район и представляет собой выгребную яму, мне кажется, что вдыхаю запах цветов и пляжа.

Сегодня днём я переехал в свою новую квартиру. Если можно назвать это место «квартирой». Лачуга на последнем этаже в дерьмовом доме, но если приложу усилия и приведу её в порядок, может получиться вполне прилично. Я умею обращаться с инструментами и ремонтировать вещи. Для начала – на потолке расположено маленькое окно, сквозь которое я наблюдаю за звездами, прежде чем засыпаю. Не потому что романтично – само слово «романтично» вызывает тошноту – а по причине обычных физических потребностей. После разглядывания в течение сорока восьми месяцев цементного потолка, всегда одно и то же – менялись лишь пятна от влажности и расположение паутин – я нуждаюсь, по возможности, увидеть больше разнообразных вещей. Должен признаться, что выбрал это место именно из-за наличия окна в потолке.

У меня есть всё необходимое – одна комната, ванная и плита. Потолки довольно низкие, и в некоторых местах я вынужден наклоняться, чтобы не удариться лбом или не разворотить потолок. В углу повешу мешок для тренировок. Мне нравиться бить руками и ногами, делать свои мышцы похожими на разрывающуюся лакричную тянучку. Пока что, отжимаюсь до изнеможения: сто, триста, пятьсот. Затем выхожу на пробежку и пробегаю мили по земле под милями небесными. Возвращаюсь домой и привожу себя в порядок: принимаю душ, одеваюсь в рабочую униформу, всё чёрного цвета – рубашка, брюки, двубортный кожаный пиджак, и отправляюсь на работу.

Каждый вечер собирается целая толпа, а в конце недели столпотворение неописуемо. Иногда приходиться вышвыривать кого-то вон. Иногда какая-нибудь цыпочка предлагает потрахаться, но это на работе запрещено. Тогда жду перерыв, и обычно мы уединяемся в их прекрасных машинах. Внешности некоторых из них я даже не помню. В темноте бара все кажутся сексуальными, а затем на свежем воздухе, после многих часов дыма и пота, многие становятся банальными. Но это неважно, для одного быстрого перепихона, сгодится любая. Однако если они пьяные в хлам, тогда спасибо – нет, даже будь она королевой красоты. Не хочу трахать зомби.

Франческа меня поняла бы, она никогда не бесилась из-за моих похождений с другими.

— Спокойно малыш, развлекается только твой член, а не ты, — говорила она.

Потом, на рассвете, возвращаюсь домой.

К счастью, униформа в баре включает в себя фонарик, иначе в этом сраном доме, с перегоревшими лампочками, я вынужден был бы блуждать на ощупь. Пробежав несколько лестничных пролётов, слышу задыхающееся дыхание и тихие стоны страха.

Ускоряюсь и натыкаюсь на девушку. Никогда раньше её не видел. Она в ужасе. Выражение лица отражает эмоции женщины, которая сопротивляется когда её душат. Но вокруг никого нет, она одна, у неё упали ключи, она ничего не видит, и если ещё не плачет, то готова разреветься. Маленькая и худая, с короткой стрижкой и поверхностным дыханием. Жду, когда она войдёт внутрь своей квартиры, но она меня боится. Не могу её винить: я пугаю своим внешним видом, а если кто-то знакомится со мной ближе, то боятся ещё сильнее. Но повторюсь – только не женщины. Их я не обижаю. Если я не уверен, что они действительно хотят меня, держу свои штаны застёгнутыми на все пуговицы. К этой не прикоснусь, даже если она встанет на колени и будет умолять. Всему есть предел. За исключением вполне приличных ног, которыми не советовал бы ей размахивать перед носом у мужчины, если хочет в такой поздний час вернуться домой целой, подумал бы что передо мной стоит парень. У неё абсурдные волосы, влажные и всклокоченные, немного тёмные и немного лиловые, взгляд раненого оленёнка и нет никакого намёка на буфера. Но ноги не врут, я повидал достаточное количество женских бёдер и эти – бесспорно, женские ножки.

Оставляю её напротив входной двери в квартиру и поднимаюсь выше. Девочка, если ты не нуждаешься во мне, я сваливаю.

В квартире меня поджидает адский беспорядок. С завтрашнего дня начну всё здесь переделывать. Даже планируя задержаться ненадолго, должен создать впечатление стабильности для тех, кто меня контролирует. Мне необходимо придерживаться легенды и представлять собой человека, который хочет исправиться, стать добропорядочным гражданином с постоянной работой, а не тем, кто ждёт не дождётся, чтобы податься в бега. Тем временем снимаю всю одежду, кидаю её на диван со свисающей лохмотьями обивкой, и остаюсь полностью обнажённым. Принимаю холодный душ, потому что горячая вода не поступает, и мокрым ложусь в постель. Потом проваливаюсь в сон, и мне ни черта не снится.

Глава 3

По утрам Пенни просыпалась рано, невзирая на сон, практически летаргический. Сегодня она начинала работать только после обеда, но больше спать не представлялось никакой возможности. Обычно, она натыкалась на разрушения, похожие на последствия от прокатившегося по квартире торнадо, которое всё перевернуло на своём пути. И причиной данного хаоса были не воры или ветер, а бабушка. Вследствие достаточно серьёзной ишемии, милая и мечтательная Барби заболела ранней стадией старческого слабоумия. В этом периоде она зациклилась на готовке, вернувшись в своей голове во времена, когда работала учителем в начальной школе. Отдаваясь уже тогда, как отдушине, двум своим пристрастиям – детям и сладостям – она готовила для своей малышни изысканные лакомства всех типов. Барби вела их по длинному и тернистому пути знаний, не упрекая и не наказывая, а поощряя вкусным, сделанным в виде сердечек шоколадом, безе, расфасованным по пакетикам как карамельки и свежими мармеладками. К сожалению, от этого вкусного прошлого остался лишь пыл, но никак не точность в исполнении рецептов. Если она решала испечь бисквиты и не находила муку, появлялся риск в замене последней на тальк, иногда даже на стиральный порошок. Определённо, всё вокруг пачкала, и Пенни каждое утро вставала рано чтобы навести порядок. Она притворялась, что пробует выпечку и угощает соседей, затем готовила что-нибудь съедобное и помогала бабушке умываться, одеваться и играла с ней. Создавалось впечатление, будто одна маленькая девочка проводит время с другим ребёнком. Времени на сон не оставалось, хотя работа в баре и начиналась в пять вечера.

После обеда её ожидала вторая работа – в библиотеке. Назло всем предрассудкам, порождённых в этом жалком квартале, в библиотеке всегда было многолюдно. Возможно, потому что работало отопление, и люди ощущали спокойную и дружескую атмосферу, или действительно хотели безмятежно прочесть хорошую книгу, всё это делало её постоянно переполненной. Маленькая, но элегантная, опрятная, декорированная деревянными панелями и разноцветными корешками книг, для Пенни она была словно страна чудес для Алисы. Её не удивила бы возможность обнаружить белого кролика, с карманными часами, ныряющего среди книжных полок. После убожества своей ночной работы, где она готовила выпивку для пьяных байкеров и цыпочек, прокуренных до корней своих перекрашенных волос, одетых в обязательную униформу потаскушки-которая-даст-только-попроси, безмятежный мир библиотеки её возрождал.

— Выйдем ненадолго на улицу? — спросила Пенни бабушку, после того как долго расчёсывала её волосы, и в завершении нанесла на них из пудреницы пудру, с ароматом розы, как обожала Барби.

— До трёх остаётся ещё два часа. Прогуляемся?

Бабушка согласно кивнула, засветившись от счастья. Она любила прогулки, но в одиночку не могла выходить из дома. Быстро уставала и начинала хромать, а так же оставался риск, что её внезапно охватит замешательство из-за того, что она позабудет как вернуться домой.