Т-34. Выход с боем - Лысёв Александр - Страница 7

Водитель выбрался наружу с разводным ключом в руке и, завидев командира, вытянулся по стойке «смирно».

– Mach weiter, Rudi[3], – бросил ему Штиглер, махнув рукой.

Тот утер ладонью перепачканное лицо и, кивнув, снова нырнул в люк.

«Н-да, на такое вождение, возможно, не способен даже Руди», – подумал Штиглер, шагая обратно в сторону хаты.

Хотя, впрочем, что за чепуха! Они были лучшими, лучшими и останутся. Просто иногда в правилах бывают исключения. Вот он и хотел сегодня посмотреть на это, безусловно, исключение в лице пленного советского капитана, командовавшего в том бою. Спору нет – достойный противник. В принципе, Штиглер не особо нуждался в какой бы то ни было информации от него. Просто хотел именно посмотреть. Из профессионального интереса. И не остался разочарованным. Он испытывал уважение к этому русскому танкисту, в том числе и за то, как он держался на допросе. Но в конечном итоге гауптман был доволен и собой – ведь победу все-таки одержали именно они…

«Достаточно лирики!» – мысленно строго оборвал сам себя Штиглер, поднимаясь на крыльцо и берясь за дверную ручку.

Он вошел в хату. Там его ожидал посыльный мотоциклист, только что прибывший из штаба. Щелкнув каблуками и вытянувшись перед офицером, посыльный доложил о своем прибытии по всей форме. После чего протянул запечатанный конверт. Отпустив посыльного, гауптман стянул перчатки, по привычке бросил на стол ремень с кобурой. Присев на лавку, распечатал пакет и погрузился в чтение. Это был приказ о прорыве из окружения…

4

– Есть чего пожрать?

К Ветлугину подполз на четвереньках солдатик в шинели с оторванным хлястиком и ватных штанах, настойчиво потеребил сержанта за рукав. Тот протянул солдатику черную корку хлеба. Ухватив хлеб, так же быстро боец отполз по соломе в свой угол. Засунул корку в рот и прикрыл его обеими руками…

До вечера было относительно спокойно. А с наступлением сумерек за стеной явно началось какое-то движение. Впрочем, весьма осторожное. Проскрипели туда и обратно быстрые шаги множества ног за дверью сарая, бряцнуло оружие. Кому-то приглушенно бросили короткое недовольное замечание. Опытным ухом Терцев привычно уловил гул пришедших в движение танков где-то вдалеке. Но даже ворчание двигателей, казалось, было вкрадчивым и тихим. Было слышно, как невдалеке от сарая, скрипнув тормозами, остановился грузовик. Тусклый свет замаскированных фар мазнул по закрытым воротам, едва пробившись сквозь щели внутрь, и тут же исчез. Двигатель, однако, не выключали. Приглушенно стукнул откинутый борт кузова. Ветлугин приник к дверной щели. Позвякивая амуницией, немецкие пехотинцы быстро и сноровисто залезали в машину.

– Ну что там? – тревожно окликнули Ветлугина из темной и промозглой глубины сарая.

– Уезжают, – не поворачивая головы, ответил сержант.

Через пару минут снова хлопнул деревянный борт. Было слышно, как машина уходила по хрустящему насту. Снаружи стало тихо и совсем темно. Минут десять в сарае царило напряженное молчание, нарушавшееся лишь тревожным сиплым дыханием полутора десятков человек.

– Братцы, может, про нас забыли? – с опаской и надеждой одновременно негромко проговорил кто-то наконец.

– А что, верно! – поддержал разведчик в грязном балахонистом маскхалате. – Им самим бы ноги унести…

– Посмотрим, – проговорил из своего угла раненый майор-артиллерист.

Терцев встретился с ним взглядом, потер пальцами начавший зарастать щетиной подбородок и поплотнее запахнул ватник.

Про них не забыли. Снаружи у сарая снова скрипнули тормоза. Лязгнул отпираемый засов. В открытом дверном проеме возникла фигура с карманным фонариком в руках. Вошедший немец в длиннополой шинели и надетой поверх шерстяного подшлемника пилотке быстро посветил по всем углам. Сделал взмах кистью:

– Aus! Los!

Все было понятно без перевода. Пленные зашевелились, поднимаясь со своих мест. По краям сарая стояли два мотоцикла с колясками. Из них на дверь были направлены пулеметы. Немец задержался на пороге, подсветил фонарем свое лицо. Все увидели сначала приложенный к губам его палец, а затем сжатый кулак, которым он погрозил пленным. Кивком конвоир указал на открытый грузовой «Опель Блиц»:

– Schnell!

Они сами занесли в кузов майора, помогли забраться еще нескольким раненым. Перед началом движения из кабины высунулся фельдфебель в пестром домашнем шарфе и суконной кепке фельдграу с опущенными ушами. Стоя на подножке и заглядывая в кузов, негромко, но внятно проговорил на ломаном русском, обращаясь к пленным:

– Один бежать – всем расстрел.

Кивнул в сторону пулеметчиков в мотоциклетных люльках позади и, убравшись в кабину, захлопнул за собой дверцу.

Подсвечивая дорогу фарами, наполовину прикрытыми маскировочными чехлами, грузовик, раскачиваясь из стороны в сторону, медленно пополз по обледеневшему насту проселочной дороги. Ветлугин сидел рядом с Терцевым, вцепившись закоченевшей рукой в деревянный борт. Сзади тускло плясали, подскакивая на ухабах, ходовые огни двигавшихся следом мотоциклов. Пулеметы постоянно держали под прицелом кузов «Опеля» с советскими пленными.

Они ехали всю ночь до рассвета. Двигались, вероятно, вдоль линии фронта. А точнее, по вражеской стороне внутреннего кольца окружения. Почти постоянно в нескольких километрах слышалась канонада, и можно было наблюдать зарево, всполохами чертившее темное зимнее небо. Прикрывшему глаза Терцеву казалось, что где-то вдалеке от них прокатывается гроза. Зимняя гроза…

За всю ночь было только две остановки. Немцы выходили размяться. Быстро высасывали по папиросе, пряча огоньки в кулаки. Пленным покидать грузовик было запрещено. Они только осторожно переползали, меняясь местами во время движения, чтобы по очереди пустить в центр погреться тех, кто проделывал часть пути, сидя у бортов. Подморозило. Дул ледяной ветер. По обочинам дороги, взвихряясь, змейками разбегался в поля по белому покрову сухой и колючий снег. Когда проезжали очередной перелесок, Ветлугин выжидательно глянул на капитана. Терцев понял его без слов, перевел взгляд на лежавшего рядом майора, прикрытого полушубком. Затем легонько кивнул на остальных товарищей по несчастью рядом. Чуть склонился к сержанту.

– Пока выждем, – негромко проговорил на ухо.

Ветлугин прикрыл глаза в знак согласия и прислонился спиной к борту.

На день их загнали в каком-то почти полностью сгоревшем селе в чудом уцелевшее здание скотного двора. Теперь звуки грохотавшего фронта, не умолкая, раздавались впереди, точно по ходу их движения. Двоих куда-то увели. Они вернулись с шапкой сырой, промороженной брюквы и тремя касками, набитыми снегом. Выбирать еду и питье не приходилось. Пока все грызли брюкву, один из ходивших рассказывал:

– Весь лес рядом набит техникой и людьми. Танков до дури, бронемашины. За нами колонна из грузовиков.

– Ночью пойдут на прорыв, – с уверенностью высказал предположение майор.

– На хрена они нас-то с собой тащат? – недоуменно проговорил солдатик в шинели без хлястика.

– А ты чего думаешь, они нас отпустят? – подсел к нему разведчик в маскхалате. – Пока тащат, мы живы. Не смогут тащить – порешат на месте в любой момент.

– Типун тебе на язык! – зло проворчали из дальнего угла.

– Это факт, – спокойно заметил майор. И, оглядев всех пристальным взглядом, так же спокойно вымолвил вполголоса: – Ночью надо бежать.

Заветные слова были произнесены. Полтора десятка пар глаз были с волнением и тревогой устремлены на майора.

– А вы? – быстро спросил майора Терцев.

Все поняли, что он имеет в виду. Понял и майор.

– Я все равно сдохну в лагере, – скептически покачал головой артиллерист. – Не ходячий, да еще и зимой…

И, будто в утешение, добавил:

– Хотя, скорее всего, просто пристрелят раньше, чтобы не возиться.

Все переглянулись.