Т-34. Выход с боем - Лысёв Александр - Страница 12

– Тебя как зовут? – через некоторое время наконец все-таки спросил его Ветлугин.

– Цапа, – шмыгнув носом, проговорил солдатик.

– Как-как?

– Ну, Цаплин Васька, – пояснил боец. – Цапа…

На коротком привале, улучив момент, Ветлугин подошел к Цаплину и сгреб его в кулак за шинель на груди. Проговорил тихонько на ухо:

– Вякнешь где про побег – придушу.

– Да я не в жизнь!.. – испуганно заморгал глазами Васька.

– Ну смотри…

Цаплин тогда бежать в лес от разбитого «Опеля» попросту испугался. Как оказалось, это спасло ему жизнь. Присел за бортом грузовика, да так и сидел, пока его за шиворот не вытащили проходившие мимо другие немцы и не притащили к бронетранспортеру. Туда же пригнали и взятых на поле Терцева, Ветлугина и раненого майора-артиллериста. Остальные пленные, по-видимому, погибли в том лесу, который казался спасительным…

На вид Цаплин был совсем мальчишка. Так и оказалось впоследствии – Цапе едва исполнилось восемнадцать. Мобилизовали его с недавно освобожденной территории. Определили в минометную часть. Не провоевав и недели, Васька угодил в плен.

– Плиту от миномета на себе таскал, – рассказывал им потом Цапа. – Ох, тяжеленная! На марше нас и застукали. Как начали долбить из орудий – я в канаву. Плитой накрылся. Она меня от осколков спасла – остальных насмерть посекло.

Терцев с Ветлугиным слушали, поглядывая на тщедушную фигурку рассказчика.

– Как стихло, из-под плиты нос высунул, а на дороге немцы стоят. Ходи сюда! Вот и вся моя война!

Цапа договорил и, шмыгнув носом, утерся рукавом шинели. Ветлугин украдкой протянул ему кусочек хлеба.

– Спасибо! – тут же запихнув его целиком в рот, поблагодарил солдат.

Удивительно, что Цапа оказался в числе тех, кто выжил в пересыльном лагере. А потом еще и справлялся с нормами на лесозаготовках.

– Жилистый ты, – оглядывая его худенькую фигурку, замечал Терцев, стараясь приободрить. Все они были истощены, но Васька даже на их фоне выглядел скелетом. Казалось загадкой, в чем у него душа держится.

– Ага, жилистый, – шмыгая носом, соглашался Цаплин. И поворачивался к сержанту: – Ветлуга, есть чего пожрать?

Сейчас они оба досадовали за промашку с хлебом. Проносить в лагерь еду было запрещено – могли обыскать. Если найдут продукты – расстрел на месте. Рискуя, они делали все-таки некоторые «сбережения», как выражался Ветлугин. Но каждый день их с собой через охрану не носили. Никто не предполагал, что их сдернут из лагеря так неожиданно. Теперь все накопленное пропало.

– Ладно, сами живы, – успокоил огорченных товарищей Терцев. – Шагаем дальше…

И они шагали. Затем долго ехали по железной дороге на запад. Привезли их в район польского города Сувалки. В его окрестностях располагалась целая сеть шталагов – постоянно действующих стационарных лагерей. Многие из них были созданы немцами еще в самом начале Второй мировой войны. Число пленных из воевавших против Германии стран и просто неугодных гитлеровскому режиму лиц, нашедших свой конец в этих местах, вряд ли когда-нибудь будет учтено полностью…

Они стояли в колонне вновь прибывших. Терцев угрюмо рассматривал бараки в глубине территории. Добротные вышки, два ряда колючей проволоки, керамические изоляторы на массивных бревенчатых столбах – через периметр был пропущен электрический ток. Мелькнуло сожаление, что не попытали еще раз счастья бежать раньше. Теперь из такого места побег представлялся совсем маловероятным.

– Глядите, – тихонько проговорил Цапа и, как ребенок, испуганно взял Терцева за локоть.

Из-за колючки на них равнодушно смотрели живые скелеты в полосатых робах. На робах были нашиты прямоугольники с двумя большими буквами «SU», означавшими Sowjet Union – аббревиатуру, присвоенную советским военнопленным. Везде, насколько хватало глаз, у бараков и в проходах между ними копошились эти полосатые фигуры. От них веяло смертельной тоской и безнадежностью.

Терцев сам едва не поддался этим же чувствам, как вдруг сзади раздался дружный топот множества ног. Оглянувшись, они увидели как по соседней дороге с другой стороны к воротам лагеря подводили группу советских моряков, человек тридцать. Замелькали разорванные форменки, перепачканные глиной брюки, обожженные бушлаты и, конечно, полосатые тельняшки со всех сторон. Многие были ранены и наспех перевязаны, абсолютно все в синяках, порезах и ссадинах – следах рукопашной схватки. Но шли не понуро, а на удивление бодро, даже с вызовом. Моряков конвоировал со всех четырех сторон удвоенный караул эсэсовцев с овчарками. Выбрав разрыв между конвоирами, кто-то негромко окликнул поравнявшегося с ними на развилке мускулистого парня с голым торсом, крест-накрест перевязанного грязными бинтами с запекшимися бурыми разводами крови на них:

– Откуда, ребята?

– Днестровский десант, – не поворачивая головы, негромко, но четко ответил моряк.

– Немного не срослось с высадкой, браток, – так же глядя в другую сторону, добавил шедший следом морпех.

Конвой, однако, услышал разговоры. Раздались угрожающие гортанные выкрики.

– Заткнись, сука, не с тобой разговаривают! – прозвучал из флотских рядов чей-то громкий голос.

К пленным тут же подбежали эсэсовцы. На обе колонны без разбора обрушились удары резиновых дубинок. Надрывно залаяли собаки. Пришла в движение охрана на вышках за пулеметами. Колонну, в которой были танкисты, оттеснили от ворот подальше на обочину. А моряков продолжили лупить палками и дубинками со всех сторон, загоняя через лагерные ворота в глубь огороженной территории. Ветлугин разглядел, как эсэсовцы попытались выдернуть кого-то из строя моряков. В ответ бушлаты и тельняшки сомкнулись сплошной массой. Никаких слов больше сказано не было, но над лагерем прошелся такой низкий угрожающий рык, что конвоирующие моряков эсэсовцы отступили, оттягивая назад собак. Да те и сами, заливаясь отчаянным лаем, казалось, не особенно стремились рваться дальше вперед. Нанеся беспорядочно еще несколько дежурных ударов дубинками, моряков в полном составе прогнали за ближайший барак.

Терцев быстро оглянулся. Успел заметить, как у многих рядом заблестели глаза. Перевел взгляд за колючую проволоку – полосатые робы безучастно копошились с прежним равнодушием. И капитан понял, что у них всех осталось очень мало времени…

6

Они пробыли в этом лагере несколько дней. Половину из их партии уже переодели в полосатые робы. При выдаче лагерной одежды делали какие-то пометки – видимо, в личных карточках. Сегодня должна была дойти очередь до них.

– Сгнием мы здесь, – безнадежно проговорил Цапа и по привычке утер нос замызганным рукавом шинели.

Ветлугин угрюмо молчал. Капитан с хмурым видом играл желваками. Пленных выгнали на построение перед бараками. На плацу валялся ворох полосатой одежды и громоздилась куча деревянных башмаков. Видимо, оставшееся от умерших и убитых и теперь подлежащее повторному употреблению.

– Практичный народец, – буркнул про немцев Ветлугин, бросив быстрый взгляд на кучу тряпья.

Розовощекий немец в больших очках с роговой оправой раскрыл папку. Рядом на вынесенном во двор столике лежали карточки и еще какие-то бумаги. Двор окружала охрана с автоматами наперевес. По всему было видать, что лагерное делопроизводство давно и качественно поставлено на поток. В это утро, однако, от комендантского домика подошло несколько военных в общевойсковой форме. Терцев разглядел на мундирах красные выпушки. Насколько он разбирался в униформе противника, это были артиллеристы. Удивился – интересно, что понадобилось в лагере им? Артиллеристы обменялись несколькими фразами с розовощеким. До слуха капитана донесся обрывок фразы:

– Ja, wir brauchen Panzersoldaten…[5]

Началось переодевание в лагерную одежду. Артиллеристы, однако, остались. Пленные по очереди подходили к столу. Очкарик делал пометку в карточке, охрана подталкивала подошедшего дальше к куче тряпья. У каждого было ровно десять секунд, чтобы ухватить себе башмаки, полосатую робу и такие же штаны. Еще полминуты отводилось на переодевание. Рядом росла куча сброшенного советского обмундирования, в большинстве своем почти у всех тоже обветшалого и разваливавшегося на части. Когда к столу подошел Ветлугин, его неожиданно оттолкнули в сторону. Сержант бросил беспокойный взгляд на Терцева и тут же опустил глаза. Через пару минут точно так же в другую сторону от стола оттолкнули самого капитана. А следом за ним и Цаплина. Остальных пленных из их партии переодели в робы и бегом погнали в барак. Тяжко застучали по утоптанному песку плаца деревянные башмаки.