Древний род: Сотый Богомир (СИ) - Погонин Евгений Юрьевич - Страница 41

Маэстро и хитрец Николай поддержали его, я задержался лишь на мгновение. Но, в отличие от своих коллег богатырей, я смеялся не над проделкой Николая, а над тем, насколько силен и могуч Кузьма. Это сколько же нужно иметь 'здоровья', чтобы поднять лошадь, весом в несколько сот килограмм, да еще и смеяться, с такой ношей, как 'оголделый'. Здоров наш кузнец, ничего не скажешь, воистину в нем сила Богомира. И только пленные не смеялись, они, позабыв про раны и увечья, с отвисшими челюстями, наблюдали за происходящим, а через пару десятков секунд, к ним присоединились жители 'Медовухи' и Степанович, со своими людьми, прискакавшие верхом на лошадях.

- Ну, вы, мать вашу, и даете, - недовольно бурчал Степанович, садясь за стол, под навесом и покосился на старого лиса Богдана, который все еще не мог отойти от вида смеющегося кузнеца с орущей кобылой на плечах - вы бы хоть чуть-чуть наперед задумывались.

- А чего такого, - улыбался Николай - враги повержены, дети живы, здоровы и на свободе, имеем права и похихикать.

- Похихикать?! - возмутился начальник каравана - с конем на плечах, да вы что, все разом ополоумели? - Степанович жалобно посмотрел на каждого из трех богатырей, а особенно на Кузьму - да вы знаете, что про вас уже говорят местные, а дальше будет только хуже и вся эта болтовня разойдется по всей России, при этом обрастая такими небылицами, что...

- И что нам с того, посудачат сплетники языками, да и забудут - парировал Николай.

- Эхе-хех, - начальник каравана с досадой покрутил головой - не забудут, уж поверь мне, пока живы те, кто видел его, - кивок в сторону Кузьмы - с бедной лошадкой на плечах, не забудут, а вот попорченной скотины и молодежи, будет много.

И тут до меня дошло, насколько глупый поступок мы совершили, да еще и не один. Мало того, что, с моей подачи, мы назвались именами прославленных богатырей и это слышали дети, так еще и несколько десятков людей и обращенных, увидев смеющегося Кузьму с лошадью на плечах, могли в это поверить. Это спровоцирует богатырский бум, особенно среди молодежи. Ведь кто, в детстве, не хотел стать богатырем? Но в старом мире это было нереально и все это прекрасно понимали. А 'здесь', где есть все условия для этого, молодежь, прослышав про богатырей, начнет пыжиться и рвать связки, пытаясь поднять лошадь. Короче, придурки мы и с этим нужно бороться, и, на будущее, прежде чем, что-то делать, сперва думать. И это, в большей степени, касается меня, как предводителя 'дурного отряда'

- Кузьма, Николай, берите уважаемого главу 'Медовухи', он поможет вам собрать всех односельчан, - я пристукнул ладонью по столу, чтобы Николай вернул свой рот в закрытое положение и не пытался перебивать меня - и вы им объясните, почему нельзя поднимать лошадь, пока не исполнится тридцать три года.

Все, сидящие за столом, уставились на меня, а у Кузьмы, - к слову сказать, ему еще нет тридцати трех - брови 'взлетели до небес'.

- В тридцать три, человек обычно умнеет и не совершает глупых поступков - разъяснил я всем свою мысль.

После того, как два богатыря, один из которых недовольно бурчал, и старый лис, ушли выполнять мое указание, мы со Степановичем остались одни.

- Что там Маэстро, не сильно народ пугает?

Спросил я не просто так, потому что оба здоровяка, вызвались добровольцами, провести допрос синего чуба, в сарайке, подальше от посторонних глаз. А через несколько минут, после того как процесс пошел, Маэстро выпер Кузьму из сарая, мотивируя это тем, что синий чуб, очнулся в тот самый момент, когда кузнец ржал с лошадью на плечах и теперь, при виде последнего, заикался, да так, что ничего разобрать невозможно.

- Тишина, - ответил Степанович - только иногда смеется злобным смехом, - усмехнулся он - видать, стращает чубатого.

Про то, как Маэстро проводит допросы, Степанович мне уже рассказывал, на одном из привалов. Рыжий здоровяк, никоим образом не применял свою, немаленькую, физическую силу, а вот в запугивании, стеснения не знал. Со слов начальника каравана, дело доходило даже до того, что Маэстро снимал портки с 'языков', брал в руки зубило с молотком и махал им у причиндалов допрашиваемого. 'ЖУТЬ'?!

Улыбнувшись, мы перешли к трофеям, подсчетами которых, последние два часа, занимался начальник каравана, за 'символическую' плату, в пять серебряных рублей.

Степанович достал из-за пазухи листок, с записями, и начал его зачитывать. И чем дольше он его зачитывал, углубляясь в количество амуниции, оружия, коней и припасов, тем больше я убеждался, что это не простая банда лазутчиков. Не один, уважающий себя диверсант, не станет тащить с собой походную кузню, - она же кухня - заготовки для ковки. 'Рем-комплекты' для брони, да еще в таком количестве. Наконечники для стрел и копий, древко для которых предстояло еще сделать, большое количество 'холодняка', которое превышало полторы сотни. А еда? Целых три телеги, куда столько? Создавалось впечатление, что украинцы пришли сюда не пакостить, а на ПМЖ (постоянное место жительства).

- Вот, еще, - Степанович выложил на стол два увесистых кожаных мешочка, которые издали звон, как только коснулись стола - серебро в прутках, нашли в доме, в кармане одного из тех, кого вы дорезали.

- Так было нужно - не стал я оправдываться.

- Так мы разве против, - Степанович обвел рукой поляну, на которой моховская охрана стояла кордоном, между пленными и мужиками из 'Медовухи' - только нужно было и остальных кончать, мороки теперь с этими калеками.

Вот такие теперь понятия. В старом мире про смерть, даже врага, люди старались не думать, не то, что говорить вслух. Здесь же, и думают, и говорят, и убивают. И главное все нормально, даже я, убивший человека первый раз, не сожалел об этом. Нет никаких угрызений совести, нет мандража или переживаний, а было чувство удовлетворения, как будто я избавил грядку от сорняков. И в связи с этим, у меня появилась мысль, а не ковчег ли заставил меня, и всех остальных, так легкомысленно относится к смерти? Ну да ладно, сейчас не до этого.

- Ты мне зубы не заговаривай, что там с санями, которые везли шерсть двумя днями ранее и с их владельцами?

Саней, которые видели местные ранее, было трое, но шерсти в них не было. На них, как предположил Степанович, везли раненых.

- Что с бывшими хозяевами, у Петьки спросишь после допроса, хотя тут и так все ясно, побили их, а сани забрали. - Начальник каравана, досадно вздохнул - ну хоть продали свои жизни не за дешево, вон сколько раненых.

- Поговори с местными, пусть свяжутся с родней бывших хозяев, нам чужого не надо. Кстати, а раны у лазутчиков, какие?

- Все как один, пострелянные из лука, - ответил Степанович, повернулся к своим и крикнул - Кобзарь.

Серега полу-кот, перестал орать на местных и повернулся к нам.

- Будь добр Сереженька, принеси наконечники, что мы вырезали из трупов.

Пока Сережа ходил за стрелами, я спросил Степановича, почему он, когда кого-то зовет, сперва кричит фамилию, а потом вежливо обращается по имени. Ответ был прост. Имена повторяются чаще, чем фамилии и чтобы не тратить время на разъяснение, кого он именно зовет, Степанович кричит фамилию, чтобы все знали к кому он обращается.

- Вот, - Сережа положил на стол три наконечника стрел - это из трупов, из раненных даже не пытались вытаскивать, тут хирург нужен.

Прав Кобзарь, японские наконечники стрел, которые он положил на стол, с четырьмя раскрывающимися лепестками, без врачебной помощи не извлечь. И не факт, что после этого человек или обращенный, смогут вернуться в строй, уж больно паршивые раны оставляет эта 'прелесть'.

После того как бронебойный наконечник, проникает через броню и останавливается в теле, его лепестки с зазубринами, раскрываются и без хирургического вмешательства их уже не извлечь. А если кто то, - не дай бог - надумает выдернуть, одну из этих красавиц, то врачебная помощь ему уже не понадобится.

- В 'Медовухе' есть фельдшер, но она согласна лишь добить бандитов, - я вопросительно посмотрел на Серегу и он пояснил - эти уроды, зарубили ее мужа на стене и оставили ее одну с тремя детьми.