Приключения в Красном море. Книга 2
(Человек, который вышел из моря. Контрабандный рейс) - Монфрейд Анри де - Страница 57

Мы входим и садимся за столик. Мой спутник приветствует других клиентов с видом завсегдатая. Он заказывает наргиле и погружается в раздумье, вдыхая дым табачных листьев и перебирая янтарные четки, подобно окружающим нас людям.

Я же чувствую себя не в своей тарелке, изо всех сил стараясь не показывать вида.

В этом заведении, в отличие от других арабских кабачков, не слышно запаха гашиша. Кажется, что если бы какой-нибудь шутник вздумал произнести это слово вслух, то ответом ему было бы ледяное молчание присутствующих. Однако все они кормятся именно этим промыслом: здесь собираются перекупщики, мелкие контрабандисты, хитроумные комбинаторы, спускающие немыслимые состояния ради какой-нибудь крохотной сделки. В основном это ленивые и трусливые любители разгульной жизни, предпочитающие сомнительные барыши честно заработанным деньгам. Им достаточно провернуть какое-то дельце, чтобы безбедно существовать несколько недель, беззаботно прожигая жизнь на террасе своего излюбленного кафе.

Александрос, видимо, слеплен из того же теста. Однако, поскольку меня направили к нему честные греческие труженики, он должен чем-то отличаться от окружающих нас безучастных отбросов общества. Меня забавляет презрение, с которым он говорил о своих собратьях, похожих на него как две капли воды. Он предупреждает меня о том, что никому из них нельзя доверять, ибо все они, по его словам, являются осведомителями полиции.

Итак, я не должен ни с кем делиться своими планами. Только он поможет мне связаться с надежными покупателями. Мы условились встретиться в Суэце, куда я прибуду с моим грузом, 18 августа. Я назначаю эту дату с неподражаемым апломбом, как будто могу точно рассчитать, сколько времени понадобится, чтобы преодолеть тысячу двести шестьдесят миль Красного моря против сильного северо-восточного ветра на обыкновенном паруснике водоизмещением в двенадцать тонн.

Наш пароход продолжает плавание в сторону юга, медленно продвигаясь вдоль пустынных берегов канала.

Незнакомец — плохо одетый угрюмый человек — ест в одиночестве на краю стола. Видимо, он сел на судно в Порт-Саиде, ибо раньше я его не видел. Судя по одежде, это не пассажир, и вдобавок он держит свой чемодан при себе. Это электрик, который займется ночью прожектором, установленным на баке. Я завязываю с ним разговор, и он любезно отвечает мне на скверном французском, не переставая жевать и резать хлеб своим перочинным ножом. Этот старый итальянец похож на короля Виктора-Иммануила.

Он «обслуживает канал» уже пятнадцать лет. Наверное, в его памяти хранится масса интересных страниц прошлого, и мне не терпится их перелистывать. После обеда я предлагаю ему ликер и сигары и, как только между нами устанавливается контакт, непринужденно спрашиваю напрямик, выпустив в потолок струю дыма:

— Сколько сейчас стоит гашиш?

Итальянец хлопает ресницами и в испуге озирается по сторонам. Но рядом никого нет, и его глаза загораются. Мой уверенный тон внушает ему мысль, что я — «из своих», ведь если бы я был стукачом, он бы это знал.

— Это зависит от качества, — отвечает он.

Разговор продолжается вполголоса, перемежаясь стопками ликера. Через час я достоверно знаю, что все электрики, лоцманы и лодочники, работающие на канале, при всяком удобном случае и даже без оного занимаются контрабандой.

Это происходит всегда одним и тем же нехитрым способом: с борта судна в условленном месте сбрасывается груз в непроницаемых мешках, который подбирается сообщниками, как правило, владельцами тралов. Затем товар перекочевывает в греческие кофейни, на радость их бессменным завсегдатаям.

В ход идут прожекторы и другие приспособления, известные контрабандистам всех стран. Но существует также работа в открытом море, так называемая контрабанда дальнего плавания, которой занимаются в сговоре с береговой охраной или смотрителями маяков.

Пузатое чрево огромных бакенов, установленных на подходах к рейду, пустовало, и капитаны каботажных судов, приятели Каравана, не преминули воспользоваться столь удобным тайником.

Греческий пароход из Пирея подплывает ночью к одному из облюбованных для этой цели бакенов. В его обшивке, как и у других судов, находится овальная заклепка, закрывающая так называемую «замочную скважину». Обычно отверстие тщательно заделано, но у этого парохода заклепка привинчена хорошо смазанными гайками, которые можно открутить в два счета. Плавучий склад принимает двести пятьдесят, триста килограммов гашиша, а пароход, доставивший ценный груз, как ни в чем не бывало бросает якорь в порту.

На следующее утро портовые рабочие приступают к ремонту и замене части бакенов.

Бакен с контрабандой, разумеется, попадает в их число. Его берут на буксир и везут через весь порт, в док, где товар незаметно извлекается из его недр. Теперь понятно, почему бакены в окрестностях Порт-Саида столь часто попадают в починку.

Рассказ контрабандиста забавляет меня как анекдот, но благодаря ему я прихожу к выводу, что гашиш доставляется в Египет с севера. Следовательно, моя идея привезти контрабанду с юга неплоха, ибо до этого еще никто не додумался.

XIII

Гибель лейтенанта Вуарона

По мере того как судно приближается к Джибути, мои опасения по поводу прохождения транзитных формальностей все возрастают, хотя в законе нет никаких оговорок на этот счет.

По прибытии я сразу же направляюсь к начальнику таможни и рассказываю ему все как есть: «цветок конопли» — не что иное, как гашиш.

— Да, я это знаю. Вы имеете право на транзитную перевозку данного груза. В мои обязанности входит выполнение предписаний и постановлений без их истолкования в чью-либо пользу или во вред. В то же время, если гашиш предназначен для сбыта на территории колонии контрабандным путем, я не счел бы возможным разрешить вам его провоз.

— В этом отношении, — отвечаю я, — могу поклясться, что ни одна унция не останется на вашей территории.

— Ладно, ладно, заполняйте декларацию. Вас будут сопровождать до границы, но, покинув французские воды, поостерегитесь сюда возвращаться.

Выходя из кабинета начальника, я чувствую, что все мои тревоги по поводу формальностей как рукой сняло.

Мой некогда многочисленный флот сегодня ограничивается лишь верным «Фат-эль-Рахманом». Это прочное, выдержавшее натиск не одного шквала, судно кажется мне достаточно надежным, чтобы преодолеть тысячу триста морских миль против встречного ветра. Стоит июнь — самый жаркий и влажный, а также самый коварный из летних месяцев из-за неожиданных ураганов, порожденных грозовыми тучами, которые скапливаются над горами.

Я предвижу, что во время долгого перехода буду лишен возможности регулярно заходить в порты из-за моего специфического груза, и привожу в порядок оснастку судна.

Я беру с собой двенадцать членов экипажа, чтобы они подменяли друг друга в случае болезни или других обстоятельств. Со мной по-прежнему Абди, Али Омар, Мухаммед Муса, Аден, Салах и подросший Фиран, а также другие матросы-данакильцы, которые плавали со мной раньше.

Восемь ящиков сложены в глубине трюма. Все формальности улажены, и таможне не к чему придраться. Судно готово к отплытию. Итак, первая часть моего плана благополучно завершена.

Мы стоим на рейде. Душная влажная ночь сдавила море в своих могучих объятиях. Палуба и снасти покрыты росой — мелким, насыщенным солью налетом. Люди спят на палубе нагишом, вповалку, как трупы в морге; из открытых ртов вырываются тяжелые хрипы, пот катится с лиц градом, ибо воздух напоминает парилку.

Я тоже растянулся на палубе, на полуюте, но никак не могу заснуть. Виной тому не только удушливый климат, повергающий организм в угнетенное состояние, но и волнение по поводу моей авантюры. Все, что я сделал до сих пор, чтобы раздобыть шестьсот килограммов гашиша, кажется мне теперь всего лишь детской игрой по сравнению с тем, что мне еще предстоит. Впрочем, если бы в тот день, когда я всходил по узкому трапу на греческий пароходик в Пор-Вандре, какой-нибудь волшебник показал мне восемь полых ящиков, аккуратно сложенных в трюме моего судна, я бы счел себя на вершине блаженства. Сегодня же, когда мои мечты начинают сбываться, меня как никогда снедает тревога. Я боюсь радоваться, не решаюсь признаться себе в своем удовлетворении, как будто это признание навлечет на меня гнев злого рока. Я запретил себе радоваться, ибо верю, что за любое счастье в жизни приходится платить с лихвой. В самом деле, это непреложный закон, записанный в книге людских судеб, и блаженны те, кому он неведом. Думать о будущем — значит отказываться от радости и предвидеть горе. Таким образом можно содействовать счастью других, но только не своему.