Видок. Чужая месть - Шаргородский Григорий Константинович - Страница 1

Григорий Шаргородский

Видок. Чужая месть

Пролог

Приближался рассвет. Пока это было заметно лишь по чуть посветлевшему небу, но скоро над степью разгорится новая заря. Это великолепное зрелище доступно только тем, кто просыпается затемно, но лишь немногие из жаворонков способны по-настоящему оценить красоту момента. Фань Дзинь – первый секретарь посла Великого дракона Империи Цин, потомок древнего рода Фань и ученик мудрейшего Дай Дзена – ценил каждое мгновение бытия. Именно едва заметные детали обогащали его чувственный опыт. Каждая деталь мироздания, от упавшей на лепесток цветка пылинки до разогнавшего тучи урагана, несет важнейшую информацию. Тихий шорох в углу комнаты также имел немаловажное значение. Дзинь сумел вычленить его из общего фона, но ничего сделать не успел – в его шею вонзился отравленный дротик.

В этот же момент сердце Сюли – наложницы секретаря – сделало последний удар и замерло навсегда. Когда тело девушки мягко осело на пол, наложница посла пронзительно завизжала. И совсем не от страха за подругу: она поняла, что помощник ее господина мертв, ведь жизнь Сюли была крепко связана с жизнью Фань Дзиня. Она приняла бы на себя насланную на хозяина порчу, но против ударной дозы алхимического яда «связь душ» была бессильна.

Ворвавшийся в покои наложниц главный хранитель посольства мгновенно оценил обстановку:

– Перекройте все выходы из этого сарая! Чтобы ни одна крыса не выскочила наружу!

Охрана оцепила выделенный под нужды посольства особняк, но никого подозрительного поймать не удалось. Тяжело вздохнув, хранитель отправился на доклад к послу.

Чтобы хоть немного скрасить варварскую обстановку, слуги отгородили часть покоев посла шелковыми ширмами. Внутри этого пространства и было обставлено место для чайной церемонии. Долго проживший в Нихон Коку посол предпочитал не традиционный обряд «гунфу ча», а японский вариант «тя но ю». Для непосвященных разницы никакой, но именно знание тонкостей, нюансов и полутонов отличало цивилизованного человека от варвара.

Посол был одет в традиционную для цинского чиновника голубую чифу с желтыми вставками. Шапочка по случаю уединения находилась на специальной подставке, так же как и парадное тяжелое платье буфу. Дун Фэй в последний раз взмахнул веером, сложил его и, чуть наклонившись, положил перед собой на циновку. Этим символическим жестом он будто отгораживался от внешнего мира. В общем, посол находился в предмедитативном состоянии, которое и пришлось нарушить взволнованному начальнику охраны.

– Простите, мой господин, – низко склонился старый вояка перед послом, который застыл, как изваяние Будды. – Ваш секретарь убит, и убийца как-то сумел ускользнуть от нас. Я готов понести любое наказание.

Воин напряженно замер в ожидании решения своего господина. А оно могло быть каким угодно – большой поклонник культуры Нихон Коку вполне мог возжелать от своего слуги очистительного сэппуку.

Посол отреагировал на покаяние слуги лишь раздраженным движением вновь взятого в руку веера. Сейчас его больше заботила не смерть секретаря, и тем более не проблемы в поимке убийцы, – сильно напрягала перспектива разговора с великой княжной. О том, что со всеми проблемами нужно идти не к графу Скоцци, а к его супруге, знали все в цинском посольстве, вплоть до поварят.

Тень опасного врага накрыла собой дипломатов Поднебесной и предвещала в будущем лишь еще бо́льшие неприятности. Скорее всего, придется возвращаться обратно в империю, но это явно не понравится дочери варварского владыки, а если честно, посол немного побаивался ее. Он никогда и никому не признавался в этом чувстве, но сам прислушивался к собственным страхам очень внимательно. Его религия требовала осмысления каждой мелочи. Все в этом мире имеет значение, включая страхи и туманные предчувствия.

Часть первая

Глава 1

Откладывать неизбежное – не самый лучший выбор, особенно если это касается так называемой рутины. В важных делах подгонять себя легче, а вот мелочи имеют свойство забываться и накапливаться. Доклад о моем новом подчиненном нужно было отослать в канцелярию генерал-губернатора еще позавчера, но все как-то завертелось и забылось. Причем завертелось именно благодаря фигуранту данного доклада.

Что я могу о нем написать? Да не так уж много.

Когут Петр Захарович, он же бывший шатун по прозвищу Коготь.

Когда первый раз услышал фамилию Когтя, я порадовался за него. Судя по всему, другие шатуны слабовато знают украинский язык: ведь «когут» переводится как «петух». Впрочем, насколько мне известно, это слово пока еще не было очернено в местных уголовных кругах.

Родился Когут тридцать два года назад в семье сибиряков из украинских переселенцев. Уйдя из дома в шестнадцать лет, он подался в шатуны и успел снискать среди них славу лихого добытчика. Очень удачно женился на дочери покойного коллеги, и этот брак сразу принес плоды в виде двух чудесных девочек-близняшек. Но тут в мировых столицах вошла в моду опиумная пыльца. Так что со временем ее начали добывать и в Стылой Топи. Неизвестно, рос на местных болотах дурман-цветок изначально или его завезли, но сейчас этой дряни там слишком уж много.

Для семьи Когутов начало добычи пыльцы стало роковым. Слишком уж любопытный Коготь подсел на пыльцу практически сразу, и все закончилось буйным наркотическим угаром. Только чудом он не убил всю свою семью. Израненную жену удалось спасти, а девочки отделались испугом. Только они не забудут этого испуга уже никогда. Выздоровевшая жена забрала детей и уехала из Топинска в неизвестном направлении. Засудить Когута не удалось, но он сам вынес себе суровейший из приговоров. На пике раскаянья шатун сумел соскочить с пыльцы, но при этом жестко запил и дважды пытался повеситься. Не дали товарищи. И тут к нему подошел я.

После первого предложения присоединиться к службе вылавливающих торговцев пыльцой, среди которых вполне могут оказаться шатуны, меня не убили только благодаря присутствию Евсея. Оборотень без проблем успокоил разошедшегося шатуна. Если честно, я уже плюнул на эту кандидатуру, но через сутки Коготь явился сам и согласился на предложение. Еще через сутки у нас в руках оказалось несколько нитей, способных размотать клубок топинской наркомафии. За одну из таких ниточек мы и потянули через пару часов.

Отчет получился корявым, но другого канцелярии генерал-губернатора я предложить не смогу, разве что попрошу Леху немного причесать мой опус. Да и вряд ли кто станет читать эту скучную бумажку. А вот если бы я написал отчет о себе самом, причем правдивый, то он бы вызвал настоящий фурор. Причем где угодно – начиная с канцелярии генерал-губернатора и судебной службы и заканчивая полицией и православными инквизиторами, или как их там…

Я так и не удосужился узнать, как называется эта служба в нашей церкви. А уж как бы обрадовались ребята из седьмого управления жандармерии, курирующего все энергетические аспекты жизни Империи – от колдунов до оборотней и свободных энергентов.

Даже стало интересно, как это литературное творение могло бы выглядеть.

По сути, живущий ныне титулярный советник Игнат Дормидонтович Силаев, чиновник по особым поручениям генерал-губернатора Западной Сибири, по-настоящему родился совсем не в тысяча восемьсот семьдесят восьмом, а в прошлом девяносто пятом. Именно тогда в теле юноши поселилась душа мужчины предпенсионного возраста из двадцать первого века совсем другой реальности. И вот теперь я тащу за двоих не очень-то легкую ношу полицейского видока. Свой старый грех из другого мира приходится смывать созерцанием самых жутких подробностей кровавых убийств, а затем пересказывать их в суде. Дело это опасное, но нужное. Хорошо хоть в Топинске убийства происходят не так уж часто, а после появления здесь видока их стало и того меньше. Вот я от скуки и решил побороться с наркомафией. А чем еще заняться? Благодаря немного неуклюжему прогрессорству проблем с деньгами у меня нет. Правда, своего соавтора по патенту на немагический, а значит, более дешевый аналог резины я сначала изрядно покалечил, а затем сдал жандармам.