Двенадцатая реинкарнация. Трилогия (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 43

— Кузьмич, а на заводе штангой никто не увлекается?

— В инструментальном есть один. Раньше даже по соревнованиям ездил. Хочешь ему показать?

— Ага, давайте позовём. Вдруг напортачили что, а так хоть он подскажет, — Кузьмич кивает и идёт к внутреннему телефону.

— Добре, хлопцы, добре, — грузный штангист осмотрел готовую штангу и потягал её прямым и обратным хватом, — Получше многого будем, с чем заниматься приходилось, но есть и недоделки. Замок лучше с кнопкой делать, а если гайкой хотите оставить, то диаметр надо побольше и выемки под пальцы должны быть. Теперь по грифу. Для тренировок насечку такую глубокую не надо. Руки смозолишь. А вот гантели ладные вышли, такие и себе бы купил.

Виновато развожу руки. Вот тебе и простенькая штанга, казалось бы…

В цех заезжает электрокара. Привезли первый тренажёр. Вполне прилично выглядит и сварные швы ровненькие, хорошо зачищены. Всё выкрашено в белый цвет, блестит. Помогаю установить блоки и прикрутить сиденье. Вокруг потихоньку собираются любопытные. Штангист одобрительно похлопывает по сидушке, трясёт саму станину, проверяя на прочность.

— Это когда мы такие делать будем? — спрашивает он, — Я своим в клубе расскажу, они враз такой станок закажут.

— Это как начальство решит, — отвечает Кузьмич, начиная готовить в свободном углу цеха площадку для демонстрации образцов. Через полчаса всё закончили. Силантьев уходит к себе, чтобы позвонить директору завода.

— Сказал, что сам придёт, минут через десять-пятнадцать, — начальник цеха вытирает вспотевший лоб. Волнуется, а с чего бы? Сидим на тренажёрах, иногда отвечаем на вопросы любопытных.

— У-у, разбегаемся, всё руководство пожаловало, — водитель кары, увлеченно крутивший гантели, первым демонстрирует завидную прыть и оседлав свой пепелац, сматывается подальше от начальства. Оглядываюсь, через цех идёт директор и свита в три человека.

— Кузьмич, а кто с директором?

— Парторг, профком и зам по производству, — затвердев лицом, отвечает Силантьев, — Неудачно я со звонком попал, они как раз все у директора в кабинете были. Теперь разведут говорильню…

— Да вроде не перед кем, — оглядевшись вокруг, успокаиваю я его. Мы вдвоём остались. Народ, состроив сосредоточенные лица, уже разбежался, кто куда.

— Показывайте, что вы тут наизобретали, — потирает директор полные руки.

— К сожалению, ничего не изобрели. Всё уже до нас изобретено. По всему миру что-то подобное делают, поэтому слава «изобретателей велосипедов» нам ни к чему, — улыбаюсь я, — Мы только размеры примерные вымерили, а потом под раскрой трубы их подкорректировали, чтобы в обрезки меньше уходило.

Профкомовец, как сорока, ухватил самое блестящее — сверкающие никелем гантели.

— Вот, — машет он ими перед собой, — Вон они подарки наши будут! И гостям, и передовикам теперь своё дарить будем.

Парторг что-то считает, загибая пальцы.

— Восемь. Двух не хватает. Восемь не звучит, а вот десять… — он прикрывает глаза и выдаёт, — В соответствии с решениями партии и правительства наш завод в кратчайшие сроки разработал и подготовил к внедрению десять новых образцов товаров народного потребления, призванных улучшить и разнообразить жизнь советского человека.

Во, жжёт! Это он, видимо, свой победный рапорт на верх уже сочиняет.

— Ещё два сделаете? — улыбается Михаил Анатольевич, глядя на примлевшего парторга. Он переводит взгляд на Силантьева, тот поворачивает голову на меня.

— Шведскую стенку для дома и детские гантели, на килограмм и очень яркие, — предлагаю я, подумав. Силантьев одобрительно хмыкает.

— Завтра обоих приказом отмечу, — важно кивает директор.

— А мастеров, которые делали? — не выдерживаю я.

— А список рабочих составит Силантьев. Ибо иерархия власти есть и должна быть, — вздевает директор вверх толстый палец — сосиску.

Вот нет бы мне промолчать. Вылез и получил щелчок по носу. Справедливый и заслуженный. Ладно, переживу. Зато дал возможность директору что-то умное сказать.

— В конце месяца в Доме техники будет областная выставка товаров народного потребления. Мы завтра тоже подадим заявку на участие. Будешь там наш завод представлять, — палец упирается в меня. Похоже, это приказ и обсуждать со мной его никто не собирается. Выпучиваю глаза, как кот, который гадит, и согласно киваю. Придётся посидеть пару дней у стенда. Ссориться с руководством завода в мои планы не входит. Директору моя пантомима нравится. Он довольно улыбается и важно идёт на выход. За ним, в кильватер, пристраиваются остальные.

— Чай будешь? — отмирает Кузьмич, глядя на двери, через которые ушло руководство, — Пошли, у меня Три слона есть и конфеты шоколадные.

Вечер свободен. Звоню друзьям из телефона-автомата.

— Паха, ты свою фотку в Комсомолке видел? — от Витиного вопроса леденеет затылок. Узнаю, что Комсомольская правда перепечатала статью из Уральского рабочего. Успеваю услышать, что оба моих друга сегодня приглашены на день рождения их сокурсника из УПИ. Вылетаю из будки и бегу к автобусной остановке. Там есть газетный киоск.

Устраиваюсь на лавке и ищу статью. Вот она, на третьей странице. Статья перепечатана полностью, от себя Комсомолка добавила:

— «Мы обсудили свердловскую инициативу с видными деятелями культуры и спорта. Вот что сказал Николай Николаевич Озеров, известный спортивный комментатор, народный артист РСФСР, заслуженный мастер спорта СССР:

— Вопрос с качественными товарами для спорта очень своевременный и архиважный. Мы знаем, насколько сильны наши спортсмены, но не всегда им удаётся полностью реализовать свой потенциал. Современный спорт — это квинтэссенция не только личных качеств спортсмена и большая тренерская работа, но и его снаряжение всем необходимым, причём высочайшего уровня. Все мы помним, как досадно ломались клюшки у наших хоккеистов, как мы оставались без медалей, когда наши лыжники оказались не готовы к переходу на пластиковые лыжи. Вопросов назрело много и их надо решать».

Не побоялся Николай Николаевич, напомнил про клюшки, а ведь когда-то именно за этот репортаж, где он посетовал на отечественные клюшки, которые ломались одна за другой, его обвинили в «пораженческих» настроениях. Дорогой Леонид Ильич лично попросил тогда комментатора «не так эмоционально комментировать». Интересно, почему Комсомолка обратилась к Озерову? Может потому, что он за всю свою жизнь так и не стал коммунистом и более-менее свободен в высказывании мнения. Хотя нет, небольшое замечание про профессиональный спорт он «не заметил». Не так уж и свободен…

Немного покорёжила фраза про «свердловскую инициативу». Одного такого «инициатора» я каждый день вижу, в зеркале, когда причёсываюсь.

Еду домой, размышляя по пути, через кого лучше получиться вбросить идею о шефстве завода над спортивным интернатом. Наверно парторг мне больше всех подходит. Уж он найдёт, как это правильно подать «в свете решений партии и правительства».

Дома меня ждёт мама и картофельное пюре с котлетами. Кастрюля с пюре заботливо укутана в полотенце. Котлеты на чугунной сковороде ещё пышут жаром.

— Сосед сверху заходил, тебя искал, — мать сидит напротив, по-бабьи подперев щеку ладошкой, и смотрит, как я ем. Она уже и всплакнуть успела, когда я деньги отдал и объяснил, за что получены. Отца ещё нет, они что-то важное третий день сдают. Он допоздна на работе.

Переодеваюсь в рабочее и иду в гаражи.

— Дядь Петь, привет, — кричу в приоткрытую дверь соседнего со мной гаража. В ответ слышится грохот металлического листа.

— Чего орёшь под руку. Напугал, млин, — Пётр выходит из гаража, являя собой изумительный типаж индейца. Весь словно присыпан пудрой, оранжевой. Куда нам, бледнолицым, до него. Не могу удержаться от смеха. В открытую дверь вижу край оранжевого багажника. Становится понятным необычный окрас моего напарника. Это он деталь к покраске шкурил, вот и превратился в большой апельсин.

— Это чей такой? — показываю я на багажник. Судя по форме, он от Москвича 412.