Треверская авантюра(СИ) - Руденко Сергей - Страница 62

– Славные жители города, мой господин, по праву меча и соизволению богов, решил взять под свою руку земли племени треверов. Сейчас подошла очередь Нойхофа. Ярл Ингвар обещает, что на седьмой день от сего, он войдет за эти стены, и будет творить свой суд. Каждому – кто умрет, пытаясь противостоять его воинам, он гарантирует забвение! Их семьи будут лишены всего движимого и недвижимого имущества, свободы и права распоряжаться собственной судьбой.

Лишь одному человеку и его сообщникам, что предательски умышляли на жизнь моего господина, милостей не достанется. Это глава гильдии красильщиков, известный среди вас так же под именем Маанлих Едкий87. Мой господин объявляет его вне закона, а все его имущество – своим. После взятия Нойхофа под свою руку, ярл Ингвар учинит дознание, и все сделки по продаже его имущества признает недействительными. Остальным же мой господин гарантирует защиту! Каждому, кто своей волей признает его власть, он обещает свободу и справедливость!

– И что же, даже грабить не станут? – полу удивленно, полу издевательски уточнил чей-то знакомый голос, дополненный не менее знакомым хлопком, и таким же родным «звоном» от укатившейся каски.

– А какой ему интерес жечь и грабить собственных подданных? Кормить вас потом, что ли? Ярл Ингвар клянется, что если у кого-то в его войске жадность затмит разум, таковой глупец будет признан вором и наказан по обычаям, ничуть не мягче, чем те, по которым вы живете сейчас. В том слово его твердо! Однако за участие городской стражи в нападении на него, на город будет наложена контрибуция в «пятину» от всего имущества. Но жителям с доходом менее трех марок или 432 гельдов серебром в год, о том можно не печалится!

Развернувшись, посланник потрусил в сопровождении спутников в сторону лагеря, больше не склонный что-либо объяснять или как-то увещевать своих оппонентов. Этого собственно, почти никто и не заметил.

Последнее заявление вызвало безобразный гвалт на стенах и болезненные гримасы на лице у обоих предводителей. Гражданский начальник осознавал будущие потери, поскольку не верил в возможность удержать стены, старый ветеран – болезненно пытался пережить факт, что мгновенно лишился большей части своего ополчения. Если не всего. Правда, он тут же крепко пообещал себе, что все равно попытается удержать стены. Даже если придется это делать самому…

* * *

В это время в палатке предводителя осадной армии Игорь на пару со своим ближайшими офицерами потягивали пиво под кусок замеченного на костре осетра или чего-то похожего. Надо признать, они тоже немного прониклись всеобщей расслабленностью и позволяли себе это регулярно. Хотя патрулям, часовым и дозорным никто волынить все же не позволял.

– Господин, а почему семь? Осталось же не более четырех-пяти дней до… Ну как осадные башни закончат. Да и не думаю, что кто-то тут устал от такой войны… – удивился Дольф, под смешки остальных.

– …что-то рано ты начал перенимать от местных эту «хитрую» манеру хвалить, – расхохотался Игорь. – Знаешь же, что еще третьего дня все посты и ночные «секреты» были усилены втрое.

– Снова выманиваешь, – утвердительно отметил Дольф, и лишь по чуть порозовевшему лицу было понятно, что он немного смущен. – Но я не об «этом». Хотел спросить: господин, ты не веришь в их добровольную сдачу?

– Не верю. Хотя пока не всегда предугадываю то, как поведут себя фризы, но толстозадые и избалованные горожане везде одинаковые. Страха в них настоящего нет. Старый Хунд был очень сильным правителем, много лет его земли боялись трогать. Да и до него такой большой город осаждали не часто. Так что они, может быть, уже и не видят необходимости сопротивляться, но по поводу штурма недостаточно испуганы, чтобы принудить власти открыть ворота. Так что пусть потеряем пару дней, зато шанс будет самых смелых из ополчения или кого из опытных хирдманов зарубить с этой стороны стен. Все полегче будет…

Снаружи раздался шум от нескольких подъехавших всадников. Спешился только один, и в этот момент кто-то из коней призывно заржал, то ли чем-то недовольный, то ли просто переполненный жизнью.

– Господин, позволишь? – уже через мгновение внутрь заглянул Людвин. – Я дождался их вятших и повторил им твои слова.

Действительно, все кто участвовал в недавних «переговорах», где ни кто и ни с кем не «переговаривался», и которые в итоге обернулись двойной ловушкой, были очень щедро вознаграждены. Ради этого Игорь всех выживших участников на несколько дней отправлял в Персу, где желающие могли выбрать самую дорогую доступную броню и лучшее боевое оружие.

Даже простые воины получили не меньше 300 гельдов – полкило серебра, – и выглядели сейчас, скорее, как влиятельные вожди, чем рядовые бойцы. Учитывая, что телохранители у Игоря и так не бедствовали, они смогли позволить себе и вовсе не стесняться. Правда, опытные «псы войны» предпочли все же выбирать по принципу «да, чертовски дорого и качественно, но не броско». В отличие от Людвина. Тот с чего-то расфуфырился так, что теперь за километр сверкал золотой насечкой.

При встрече Дольф его своеобразно похвалил, заявив, что «молодец, теперь убийцы не сразу догадаются, кто их цель, и дадут больше шансов на спасение хевдинга». Так что Игорь решил сегодня использовать эту тягу к фронтальному лидерству. В конце концов, мужик отлично держался в седле, имел хорошо подвешенный язык, и вообще, не жаловался на живость ума. Да и выглядел теперь куда как достойно. По здешним меркам, где «по одежке» уж точно встречают, к внешнему виду такого посланца было не подкопаться.

– Условия какие-нибудь выдвигали? Как все прошло?

– Ты же, господин, велел не задерживаться… Но на счет грабежей они сами спросили. Точнее – не их предводители, а кто-то из ополченцев-горожан выкрикнул.

– И?

– С той стороны стен после моего ответа загалдели так, что может, и здесь было слышно…

– Молодец, хвалю тебя – не зря расфуфыривался! – улыбнулся Игорь, наливая в это время красиво украшенный рог пивом. – Прими из моих рук и можешь, идти сегодня отдыхать!

Опрокинув внутрь легкий пенистый напиток, Людвин поклонился и счастливый покинул шатер, не забыв прихватить «премию». Рог степного тура с кучей бронзовых накладок в зверином стиле, стоил никак не меньше 70-80 гельдов и был очень щедрой наградой за небольшое «выступление». Пусть и от имени предводителя целой армии.

Хотя какая там армия. Треверская марка до всего нынешнего кавардака могла собрать как минимум 5-6 тыс. бойцов для обороны собственных земель или 2-3 тысячи – при желании пограбить ближайших соседей. И здешнее племя считалось далеко не самым сильным даже среди токсандров…

– Все еще думаешь, не откроют? – через пару минут снова оживился Рудольф.

– Вряд ли что-то изменилось. Ты не видел, у них на всех городских воротах по мертвяку висит? А вчера – и еще одного подцепили…

– …да.

У тех лица были уже исклеваны чайками да воронами, а этого я узнал. Это пленники, которых я отпустил. Каждый из полутора десятков клялся, что вступит хоть раз за сдачу. Чтобы город мне сдать, – на всякий случай еще раз пояснил Игорь.

Дольф, очевидно, чтобы взять паузу, подхватил свой кубок и ненадолго присосался к нему. Бросив вопросительный взгляд и получив едва заметный кивок, он крикнул часового:

– Воин, позови десятника! – потребовал он у заглянувшего копьеносца.

Еще через минут пять коренастый бородач с высеребренной пластиной на груди, выслушивал подробный и на первый взгляд не очень понятный приказ:

– …выдели по паре всадников-наблюдателей к каждым воротам. Кроме наших! Сюда не надо, отсюда мы и сами увидим. И пусть как только они рассмотрят, что кого-то вешают, один из них сразу же скачет с сообщением. Достаточно будет, только сегодня… ну может и завтра, – в сомнении скривился бывший телохранитель, – но вряд ли. Если что – скажу… Иди, исполняй!

Дождавшись кивка еще и от хевдинга, воин целеустремленно покинул шатер. И тут же заглянул снова: