Серебро ночи. Трилогия (СИ) - Герцик Татьяна Ивановна - Страница 19

Но вот рассказ кончился. Настоятельница повернулась к ней и ласково уточнила:

— Кто помог вам спастись из замка?

Агнесс покачала головой. О нескио она говорить не хотела. А того, кто помог ей пройти заставы, и в самом деле не знала.

— Для меня это загадка. Я и сама пыталась понять, кто это мог быть, но так и не догадалась. Мне кажется, в замке таких людей не было. Во всяком случае, я таких не знаю.

— Как вы думаете, что привлекает людей на сторону графа?

Перед глазами Агнесс полыхнул кровавый отсвет, запрещая говорить. Неужели камень до сих пор пытается руководить ею? Нет, этого не будет!

— У графа был камень, он называл его Тетриусом. Это он подчинял своему влиянию всех, над кем граф проводил ритуал.

— Вы сказали «был»? В прошедшем времени? Это не оговорка?

Агнесс растерянно улыбнулась. Говорить или нет? Сияние стало еще ярче, запрещая говорить, и она возмутилась. Больше она не будет поддаваться колдовскому мороку!

— Я бросила камень в огонь. Возможно, он сгорел. — И она рассказала о кольце все, что говорил ей граф.

Выслушав, настоятельница положила руку на склоненную голову Агнесс.

— Вы много пережили, дитя мое. Но, боюсь, ваша жизнь лишь ничтожный миг в череде ждущих Терминус несчастий. Нам не избежать большой войны. Мы слишком мирно жили несколько столетий, накопив немало богатств. Это внушает зависть и жадность.

Агнесс вопросительно подняла голову.

— Я знаю, что на страну нападают имгардцы. Это с ними будет война?

— Нет, у нас хватило бы сил держать их на расстоянии, но есть противники куда страшнее. Я говорю о южанах. — Она пристально посмотрела на юг, будто видела то, чего не видела Агнесс. — Там копится страшная сила. Если они двинутся, они сомнут не только имгардцев и всех тех, кто стоит между ними и нами, но и нас. И на помощь кого-либо из соседей звать бесполезно, они сами под ударом. У нас нет союзников.

— Неужели это так опасно? — от ее безнадежного голоса у Агнесс по спине прошла холодная дрожь. — Я знаю о пророчестве, но думала, что оно не о нашем времени.

— Увы, это про нас. Опасаюсь, будет даже хуже, чем описано в пророчестве. Южане не щадят никого, предпочитая засевать пустые поля своими посевами. И у нас нет короля, чтобы объединить народ. Но даже и единение народа ничего не решит, если у нас не будет Инкусса. Я не вижу доброго для нас исхода. Врагов слишком много. Они сильны и безжалостны. Боюсь, время Терминуса истекает.

Спохватившись, настоятельница посмотрела на побледневшую Агнесс.

— Вы устали и измучились, дитя мое, а я не даю вам отдохнуть. Я попрошу провести вас в свободную келью. Вы можете жить у нас столько, сколько захотите. Вот только, опасаюсь, вам у нас будет очень скучно.

Агнесс поразилась.

— Мне нужен только покой, матушка. И я боюсь, что меня может найти граф.

— Даже если он вас здесь и найдет, он ничего вам не посмеет сделать. Здесь вы под моей защитой. Но вы устали. Отдыхайте.

Она позвала сестру, и в комнату вошла молодая послушница.

— Отведи нашу гостью в свободную келью и расскажи ей о нашем укладе.

Поклонившись, та увлекла Агнесс за собой.

Они прошли в низкий длинный дом, стоящий неподалеку от входа в монастырь. Келья, предназначенная Агнесс, оказалась небольшой светлой комнаткой с окном на восток, на монастырскую площадь. В углу стоял большой сундук, он же служил постелью. Одеяло из добротной шерсти было теплым, под голову можно было положить еще одно, потоньше. Небольшая печь согревала помещение. Кроме этого, в келье стоял маленький алтарь со статуей Божьей матери. Было очень тихо.

Улыбчивая послушница с удовольствием пересказала ей монастырские правила. Она любила поболтать.

— Трапеза у нас вечером по звону колокола. Трапезная с той стороны монастыря. Если вы выйдите на звон колокола, то не заблудитесь — все пойдут в ту сторону. Меня зовут сестра Исобел. Если что-то будет нужно, я помогу.

Внезапно монастырскую тишину нарушил дикий нечеловеческий вопль. Потом еще и еще. Агнесс испуганно посмотрела в окно. Там было пусто. Послушница поморщилась.

— Не обращайте внимания. Это беснуется одна из послушниц. Ее отдал в монастырь муж. Она не сумасшедшая, просто одержимая.

— А кто это?

— Амелия Паккат, урожденная Сордид. Может, вы слышали об этом гнусном роде?

Агнесс вздрогнула.

— Да, приходилось.

— Тогда вы понимаете, какие это отвратительные люди. Мне так жаль мать-настоятельницу, ей приходится терпеть эту наглую особу. Она говорит, это наш крест. Но лучше бы эту Сордид посадили в темницу, чем послали в наш монастырь.

Дикий вопль раздался снова. Послушница, сердито сверкнув глазами, ушла, и Агнесс осталась одна. Ей не верилось, что после стольких мытарств она обрела тихую спокойную гавань. Вопль раздался снова, и она, усмехнувшись, поправила себя: почти тихую.

Не снимая одежды, упала на сундук, даже не бросив на него одеяло. Уснув, не слыхала ни диких воплей Амелии Паккат, ни звона колокола, призывающего на вечернюю трапезу. Не услышала она и как открываются и закрываются двери ее кельи.

Проснулась ранним утром от ужасающего голода. Желудок сводило голодными резкими спазмами. Когда же будет утренняя трапеза? А вдруг в этом монастыре ее вовсе нет? До вечера ей не дожить. Агнесс встала, постанывая от недоедания, и тут ее ноздрей достиг восхитительный запах свежеиспеченного хлеба. Она подошла к столу и увидела глубокую деревянную плошку, закрытую плошкой поменьше.

Открыв импровизированную крышку, увидела большой кусок хлеба, сыр, тушеные овощи с приправами. Рядом лежала некрашеная деревянная ложка и стояла небольшая, расписанная ромашками керамическая крынка с молоком. Догадавшись, что все это принесла пожалевшая ее сестра Исобел, Агнесс пылко ее поблагодарила и принялась за еду.

Уже съев все, что было принесено, сообразила, что вначале нужно было вознести благодарственную молитву господу, и запоздало перекрестилась. В обществе графа она отвыкла от молитв. Он никогда не утруждал себя подобной, как он говорил, ерундой.

После еды она так осоловела, что снова упала и уснула. Разбудила ее сестра Исобел.

— Вставайте, Агнесс! Уже прошла заутреня. Солнце высоко на небе. Вы не больны?

Агнесс встала. У нее ныло все тело от ушибов и порезов, но больной она себя не чувствовала.

— Все хорошо, только синяки с царапинами саднят. Да болят изрезанные ладони.

Сестра Исобел заботливо предложила:

— Я дам вам целебную мазь. Мы делаем ее сами, по старинному рецепту. Она очень хорошо помогает от ушибов и ран. Может быть, вы хотите чего-то еще?

Агнесс отчаянно хотелось увидеть нескио, но в этом ей никто помочь не мог.

— Нет, все замечательно.

Исобел присела на край сундука и принялась подробно рассказывать о том, как ей плохо жилось в родном доме, и как она счастлива здесь.

— Мать-настоятельница принимает далеко не всех. Мне повезло, она позволила мне остаться. Я же из простолюдинов, мои родители в услужении у купца, и они не хотели пускать меня в монастырь. Но противиться воле матери-настоятельнице не посмели. Да и кто посмеет пойти против сестры наместника?

— Сестры наместника? — Агнесс была поражена.

— Вы не знали? — теперь уже удивилась сестра Исобел. — Но это знают все.

— Я не знала. Я жила слишком далеко отсюда.

— Что ж, вам тоже повезло. Мать-настоятельница попросила меня позаботиться о вас. Обычно мы не опекаем тех, кто приходит к нам ненадолго. Но к вам она прониклась расположением. Я вам даже завидую. Мне так хочется услужить ей, но это так трудно! Нас так много, и все хотят вызвать ее благорасположение!

Выговорившись, сестра Исобел наконец-то ушла, а Агнесс осталась сидеть, как сидела. От потрясающей новости шумело в ушах. Она попала к той, кого любил граф и на которой хотел жениться! В замке об этом вслух не говорили, но старая ключница, покуда была жива, поведала ей по секрету немало семейных тайн рода Контрарио. Агнесс многое узнала из жизни графа, его родителей и даже бабушек и дедушек.