Юные бойцы революции
(Рассказы) - Павленко Петр Андреевич - Страница 1

Петр Павленко

Мануэль Большинцов

ЮНЫЕ БОЙЦЫ РЕВОЛЮЦИИ

Рассказы

М. Большинцов

МАЛЬЧИК С НАРВСКОЙ ЗАСТАВЫ

Зовут меня, ребята, Дмитрием Михайловичем. Я инженер-строитель. Строю дома. И очень возможно, что кто-нибудь из вас даже живёт в одном из выстроенных мною домов.

Но в тот октябрьский день 1917 года, о котором я вам хочу рассказать, мне и в голову не могло прийти, что я, мальчик с Нарвской заставы, сын простого рабочего, сделаюсь когда-нибудь инженером.

Мне было тогда только восемь лет, звали меня все просто Митькой. С самого утра я носился по улицам нашего района с дружной и шумной ватагой мальчуганов.

Мы больше всего боялись опоздать, пропустить что-нибудь интересное. А интересное происходило решительно всюду: на пустыре рабочие-красногвардейцы учились стрелять из винтовок и наганов; у самой Нарвской заставы стоял патруль с пулемётом и горел костёр, возле которого грелись часовые и пекли в золе картошку; на нашей улице… да что на нашей — почти на каждой улице что-нибудь происходило.

Но так как самое важное и интересное началось вечером на заводе, я расскажу об этом по порядку, с самого начала.

Мы примчались туда вскоре после того, как протяжный заводской гудок возвестил конец дневной смены и начало вечерней. И самое удивительное заключалось в том, что, несмотря на гудок, никто из рабочих, окончивших дневную смену, не уходил домой и никто из пришедших на вечернюю не шёл в цеха работать.

Огромный заводской двор был так переполнен рабочими, что многим пришлось стоять на улице. Все чего-то ждали.

И мы, конечно, тоже стали ждать.

Порывистый, холодный ветер донёс издалека невнятный грохот.

— Ребята, слышите? — крикнул кто-то из мальчиков. — Уже стреляют!..

Но нам хотелось не только слышать — нам обязательно хотелось всё видеть. И вот самые ловкие и отчаянные, обдирая ладони и коленки, стали карабкаться по высокому фонарному столбу и, добравшись до верхней его перекладины, усаживались на ней рядком, как воробьи на проводе.

Я, конечно, тоже оказался на перекладине. Отсюда был виден весь район, до самой заставы. Никто нигде не стрелял. Я увидел вдали лишь облако сизого дыма. Оно с отчаянной быстротой катилось по дороге, то исчезая за домами, то снова появляясь. И только когда оно круто свернуло на перекрёсток и понеслось прямо на нас, мы увидели, что это был мотоцикл.

Впереди, припав к рулю, сидел моторист в кожаном шлеме, а позади него, на багажнике, — матрос… Ленточки его бескозырки развевались по ветру, он сидел подбоченясь, ни за что не держась, и казалось, на первом крутом повороте он обязательно должен слететь. Но матрос сидел как вкопанный. Пулемётные ленты перекрещивались у него на груди, гранаты торчали за поясом, а за спиной, на ремне, была винтовка. Он на ходу, точнёхонько возле самых ворот, соскочил с мотоцикла и обратился к окружавшим его рабочим.

До нас донеслись слова:

— Пора выступать, товарищи! Я из Смольного.

Он был из Смольного! Сейчас трудно передать, чем был тогда Смольный для рабочих Петрограда. В октябре 1917 года в здании бывшего Смольного института находился штаб революции, большевики, Ленин…

С появлением матроса всё пришло в движение. Рабочие начали строиться по отрядам, откуда-то появились винтовки, заблестели штыки, заалели знамёна.

Когда рабочие построились, то оказалось, что очень многим не хватает винтовок. Матрос и командиры отрядов озабоченно совещались, расспрашивая о чём-то рабочих. Но по всему было видно, что никто не мог дать нужный ответ матросу.

В это время один из командиров случайно поднял голову вверх и увидел нас, мальчиков, сидящих на перекладине фонаря. Он схватил за руку матроса и показал на нас.

«Вот сейчас нас и погонят», — подумал я.

— Эй, мальчуганы, — крикнул нам матрос, — кто из вас знает, где можно сейчас найти жену слесаря Михаила Воронова?

Многие из наших ребят знали, где можно найти жену слесаря Михаила Воронова. Но все молчали и поглядывали на меня, потому что жена Михаила Воронова — это моя мама. И мой отец, Михаил Воронов, уже третий месяц сидел в тюрьме. Его туда посадили буржуи, потому что мой отец был большевиком.

Я привёл матроса и двух рабочих в пекарню. Моя мама там работала ночами и очень уставала, но работать в пекарне было выгодно, потому что хозяин два раза в неделю давал по буханке хлеба.

Я вызвал маму. Хозяин пекарни высунулся из окна, зло поглядел на матроса и на вооружённых рабочих, но ничего не сказал. Как видно, побоялся.

— Мария Никифоровна, — начал матрос (он по дороге узнал у меня, как зовут мою маму), — Мария Никифоровна, не говорил ли ваш муж перед арестом, куда он спрятал винтовки?

Мать поглядела на взволнованные лица ожидающих её ответа людей и, словно виноватая, промолвила:

— Не знаю, товарищи… Когда его арестовали, меня дома не было. Знаю только, что прятал он винтовки с какими-то солдатами. Вам бы этих солдат найти…

— Где их найдёшь, этих солдат! — Матрос переглянулся с рабочими и огорчённо вздохнул — Ничего не поделаешь… Видно, не найти нам человека, который знает, где винтовки спрятаны!

Но такой человек нашёлся. Этот человек был я.

В ту самую ночь, когда мой отец вместе с солдатами закапывал ящики с винтовками, я тоже находился на пустыре. Я сидел, притаясь, в старом, полуразрушенном сарае и видел всё. И слышал тоже всё.

Я попал ночью на пустырь из-за своего зуба.

В те времена многие из рабочих ребят были неграмотными и верили в разную чепуху. Какая-то вздорная старуха сболтнула нам, мальчишкам, что если в полночь тайно от всех закопать в землю в пустынном месте свой выпавший или выбитый зуб, то все остальные зубы вырастут такими крепкими и острыми, что ими можно будет перекусывать даже гвозди.

И так случилось, что у меня в это время оказался как раз такой зуб. Его можно было считать одновременно и выпавшим и выбитым. Он у меня сильно шатался, и, когда во время игры один из приятелей нечаянно двинул меня локтем по подбородку, зуб вылетел… Я решил, что никак нельзя пропустить такой случай — вырастить зубы, которыми можно будет перекусывать гвозди.

И в одну из ночей, в тот самый час, когда мать уже ушла на работу, а отец ещё не возвратился с работы, я отправился на пустырь закапывать свой зуб.

Место я заметил заранее — возле старого сарая. Я выкопал ножом ямку, уложил в неё зуб, засыпал землёй и проговорил три раза: «Растите, зубы, здоровыми и острыми» — и в этот момент услышал голоса, скрип телеги…

Я немедленно юркнул в сарай и замер, стараясь дышать пореже.

Прямо к сараю подъехала телега. Люди разговаривали тихо, но я услыхал голос отца. Тут я испугался ещё больше. Я знал, что мне сильно попадёт, если он увидит, что я ночью торчу на пустыре из-за какого-то зуба.