С - 2 - Александрова Марина - Страница 5

Ох, как всегда…

Уже к вечеру стало понятно, что в запасе у меня осталось не больше суток. Это при условии, что работорговцы не решат просто выкинуть новорожденного, а согласятся подождать, пока он сам испустит дух. На закате, стоило нашему каравану остановиться на ночлег, у женщины отошли воды.

— Твою ж мать, — сплюнул старикашка, что сидел рядом со мной плечом к плечу. — Только этого не хватало…

Вопреки моим ожиданиям, вокруг будущей матери не было никакой сутолоки. Женщины не пытались огородить ее от окружавших мужчин, создать хоть какую-то имитацию того, что происходящее имеет значение. В конце концов, хотя бы помочь советом могли бы?! Я уж молчу о хозяевах, которые и вовсе не пытались принять хоть какое-то участие. Тяжело вздохнув, я поднялась на ноги и попыталась пройти к роженице.

— Куда, полоумный, никак помрет во время родов, ты же и виноват будешь, — попытавшись схватить меня за руку, возмущенно зашептала соседка.

— У меня не помрет, — на чистом общеимперском ответила я, увернувшись от цепких рук. — И, половину простыни, что напялила оторви, таким платьем только кораблями в море править, — хмыкнула я, выразительно посмотрев на отрез ткани в который было завернуто весьма объемное тело женщины.

Осторожно пройдя к женщине, стараясь ненароком ни на кого не наступить, я опустилась на колени у ее ног. Прямо посмотрела в глаза, в которых читалась обреченность в купе с отчаяньем, какое-то затравленное выражение лица. Почему-то я вспомнила себя, когда Киран сказал о решении Дорина, мне кажется, я тогда тоже смотрела так.

— Твоему сыну пришло время появиться на свет, — тихо сказала я хриплым старческим голосом, касаясь ее ног. — А, тебе пришло время ему в этом помочь, поняла?

Женщина как-то съежилась то ли от моего прикосновения, то ли потому, как не ожидала, что кто-то захочет ей помочь.

— Что зажалась вся? — ворчливо осведомилась я. — Ну, поди месяцев девять назад надо было сим заниматься, а теперича-то чего? Ну-ка, девка, дай погляжу чаво там у тебя не так, как у других.

— В-в смысле? — сквозь слезы, поинтересовалась она.

— А, чего я там не видел, думаю, такого, раз ты из обычного дела такой секрет городишь. А, ну, ноги раздвинула, нашла время, право слово!

— Я… — всхлипнула она, когда как я, натянув на пальцы рукав куртки, утерла ей сопли.

— Ноги раздвинь, и это все, что вам бабам и надо-то делать, чтобы чаво важное случилось! А, вы, оглоеды, — обратилась я уже к публике, что вовсе глаза таращились в нашу сторону, — если не хотите, чтобы в случае чаво сказал, что это вы девку уморили, отвернулись в противоположную сторону и считайте звезды. Да, не волнуйси, — прошептала я уже пациентке, — не помрешь, последний зуб даю!

Думаю, если бы на помощь нерожденному не пришла первая схватка, которую так легко было начать, вытирая сопли его ни к месту стеснительной мамаше, она бы может еще подумала, верить мне или нет. Но, тут уж она готова была показать мне все и немного больше, чтобы я, цитирую, «вытащил эту штуку».

Довольно улыбнувшись, приступила к делу. Ночь обещала быть веселой. «Штука» была крупной и вылезать ей было очень тяжело.

Вопреки всему, больше всего в своем призвании, я любила принимать роды. Когда сквозь крики матери, боль, кровь и, казалось бы, отчаянье, что это невозможно, в мир приходит новая жизнь. Это чудо рождения заставляло мое старое измученное сердце верить. Верить в то, что нет ничего невозможного, что жизнь всегда найдет выход, особенно, если ей немного помочь. Когда в твоих руках делает первый вдох, ознаменовав свой приход в этот мир звонким криком новый человек, то ты вопреки всему веришь, что у него может еще получиться сделать мир лучше. Ты видишь лишь чистоту незапятнанной души, неоскверненную тяготами и невзгодами этого мира.

— Ну, милая давай, сильнее, сейчас, — тем временем, продолжала говорить я с женщиной, что казалось, уже совершенно выбилась из сил.

В мире Айрис была темная ночь, развеваемая лишь пламенем нескольких костров, когда в почти мертвых землях некогда вековых лесов Эйлирии зародилась новая жизнь. Последний толчок, сквозь крик, сжатые добела кулаки, тщетно пытающиеся найти поддержку в смятой ткани платья, и выдох полный облегчения, потому, что кричит уже кто-то другой, чей крик говорит миру о своем появлении на свет. Невозможно не улыбнуться в ответ на этот зов, чтобы поприветствовать дитя, что пришло в этот мир в эту стылую ночь. Рассечь пуповину мне не чем, лишь мой собственный дар, который разведет края тканей в сторону.

— Ты славно потрудилась, дорогая, — сквозь улыбку сказала я, беря кусок полотна, что выделила нам моя соседка, — молодец, замечательный мальчик.

— Мальчик, — слабо прошептала она, даже не пытаясь приподняться, чтобы взять малыша. Настолько вымотали ее эти сложные роды. Я же, вручив ребенка ближайшей соседке, полезла к роженице под юбку, как это ни странно прозвучит. И, дело вовсе не в том, что я окончательно сбрендила, просто, чтобы восстановить ткани, убрать разрывы, правильно и быстро сократить матку, мне нужно было уединение, а времени на то, чтобы женщина восстановилась самостоятельно, у нас не было. Теперь оно работало против нас. Соответственно, где еще может уединиться сияющий нежно-голубым дед, как не под юбкой у женщины… Что за жизнь?!

Выполнив то, что было необходимо и влив в женщину необходимую часть своей силы, я вылезла обратно и тут же встретилась с ехидным взглядом старикашки, что весь путь был моим соседом. Извращенец, похоже.

— Че зыришь? — совсем даже невежливо поинтересовалась я. По всей видимости, не ожидая такой грубости, мужичок несколько смутился и заерзал, собираясь с ответом. — Только рот разинь — во сне удавлю, понял? — без обиняков просветила я дядьку о его возможной участи.

Больше не обращая внимания на ненормального с моей точки зрения дядьку, посмотрела на женщину, что сейчас во все глаза смотрела на меня.

— Кто ты? — одними губами, спросила она.

— А, ты? — так же поинтересовалась я. — Давай не отвлекайся, — заворчала я, — дите родила — так корми, а думать бабам вредно для здоровья, — как это ни странно, даже после удачного родовспоможения, помогать ей подняться или сесть никто не спешил. Все сидели замерев, точно зрители в театре в ожидании заветного слова «антракт». — Да, божешь ты мой, — продолжила я ворчать, повернувшись к соседке, что держала все это время младенца, — что тебя паралич пробил, вроде ж здоровая была, корова, — припечатала я, забирая ребенка и передавая его матери.

— Они скоро придут, — раздался из-за спины голос «коровы», — они никогда не оставляют детей, не стоит ей его брать… лучше так, не видя…

— Не слушай никого, поняла, — смотря прямо в глаза женщины, что замерла с ребенком на руках, сказала я.

Должно быть после того, что было нами совместно пережито, женщина прониклась ко мне какой-то толикой доверия, потому скупо кивнула, тяжело вздохнула и стала пытаться приложить ребенка груди. Выглядело это забавно. В первый раз мало у кого получается с первой попытки.

— Да, что ж это такое, что за бабы пошли… — возмущенно кудахтала я, в то же время ненавязчиво помогая своей подопечной. — Вот так, видишь какой у тебя мужичок растет, лучше тебя знает че ему и как надо, — хмыкнула я, краем глаза отмечая, как от одного из костров отделилась группа погонщиков и направляется к нам. Айд, думала, хоть поспать до утра дадут.

— Ити иху мать, — сквозь зубы пробурчала я, снимая обувь, — ну, что обязательно на ночь глядя мои ноженьки морозить, — аккуратной стопочкой отодвинула свои сапожки, сняла тканевые носки, и уже совершенно босая поднялась и проследовала ко входу в клетку. Осторожненько присела напротив замка и при помощи своих скудных способностей отворила его, не спеша открывать дверь.

— Ты че там, полоумный? — поинтересовалась моя «соседка — повелительница кораблей».

— Гляди-ка ж отмерла, — фыркнула я, не поворачиваясь к женщине, — сиди уж, не мешай.

— Но… — попыталась она возразить, как я не стесняясь более собственной сущности, посмотрела на нее своим взглядом первородного.