Друг Наполеона
(Рассказы) - Коннелл Ричард Эдуард - Страница 27

— Рейнсфорд, — окликнул генерал, — если вы находитесь на таком расстоянии, что можете слышать мой голос, разрешите мне поздравить вас. Немногие умеют устраивать ловушку для людей по примеру малайцев, вы начинаете страшно интересовать меня, мистер Рейнсфорд. Сейчас я ухожу, чтобы сделать себе перевязку.

Рейнсфорд бросился бежать. Это был уже отчаянный, панический бег, продолжавшийся несколько часов. Наступили сумерки, затем — ночь, а он все бежал и бежал. Вдруг он провалился ногой глубоко в жидкую массу. Сделав отчаянное усилие, он, наконец, высвободил ногу. Рейнсфорд сразу понял, куда он попал. Отойдя от топкого места шагов на десять, он начал копать, подобно какому-то огромному доисторическому бобру.

Когда яма была ему по шею, он вылез из нее и из твердых пород деревьев настрогал колышков, тонко заострив их на конце. Этими колышками он утыкал дно ямы, остриями кверху. Быстрыми Движениями пальцев он выплел грубый ковер из веток и трав и прикрыл им яму сверху.

С ночным ветерком до него донесся аромат папиросы генерала. Он шел с необыкновенной быстротой, не нащупывая почву, шаг за шагом, как раньше. От напряженного ожидания каждая минута казалась ему вечностью… Услышал треск ломающихся веток и страшный крик, когда острые колья впились в тело своей жертвы… Он чуть не закричал от радости и выскочил из-за пня, за которым скрывался. Но, тут же быстро нырнул, обратно: в трех шагах от ямы он увидел генерала с электрическим фонарем в руке.

— Вы придумали великолепно, Рейнсфорд, — крикнул генерал. — ваша яма, сделанная по образцу тех, что делают в Индии для ловли тигров, лишила меня одной из моих лучших собак. Опять вы победили. Теперь, мистер Рейнсфорд, я хочу знать, что вы придумаете против всей моей своры. Сейчас я ухожу за ней.

… На рассвете Рейнсфорд, лежа вблизи болота, был выведен из состояния дремоты далеким лаем своры собак. Покрепче подтянув пояс на животе, Рейнсфорд бросился бежать в сторону от болота.

А лай собак был все ближе и ближе. Добежав до холма и оглянувшись, он увидел, что впереди генерала шагал Иван со сворой собак.

Еще минута — и эта свора будет спущена на него. Его ум работал бешеным темпом. Он вспомнил об одной уловке, к которой прибегают на охоте туземцы Уганды. Отыскал молодое деревцо, упругое, как пружина, и прикрепил к нему свой охотничий нож, острием к преследователям; затем он оттянул деревцо назад и привязал его к дереву с помощью вьющейся лозы и бросился бежать.

Остановился, чтобы глотнуть воздуху. Лай собак внезапно прекратился, и так же внезапно перестало биться сердце Рейнсфорда. Он знал, что они подошли к ножу… Быстро взобрался на дерево и посмотрел назад. Увидел, в узком проходе долины генерала Царёва, стоявшего на одном месте и смотревшего в землю. Ивана не было с ним… Нож, пущенный отдачей молодого упругого деревца, не совсем попал в цель, но не пропал даром…

Едва успел Рейнсфорд спрыгнуть на землю, как собачья свора опять подняла неистовый лай. Он стрелой помчался вперед.

Голубой просвет виднелся между деревьями. Это был берег моря. По ту сторону небольшого залива он увидел мрачное, серое здание замка. Одну секунду Рейнсфорд колебался и прыгнул со скалы в море…

…Вечером в тот день генерал Царев наслаждался прекраснейшим обедом. Два неприятных обстоятельства мешали ему наслаждаться своим обедом в полной мере. Одно — мысль о том, что ему трудно будет найти слугу, подобного Ивану; другое — что он упустил такую редкую дичь.

В десять он прошел в свою спальню. Слабый лунный свет падал в окно. Генерал подошел к окну и взглянул на двор. Он увидел там свою любимую свору собак и крикнул им перед отходом ко сну: «В другой раз будьте проворнее!». Затем он повернул штепсель и зажег электричество. Перед ним стоял человек скрывавшийся за балдахином его кровати.

— Рейнсфорд! — вскричал генерал. — Скажите, как вы попали сюда?

— Я проплыл залив, — сказал Рейнсфорд, — это гораздо быстрее, чем прогулка по джунглям.

— Поздравляю вас, — сказал генерал. — Вы блестяще одержали победу в нашей игре.

Но Рейнсфорд сухо сказал хриплым голосом:

— Приготовьтесь, генерал Царев!

Генерал отвесил глубокий поклон.

— Понимаю, — сказал он. — Великолепно! Один из нас должен своим телом накормить вот этих собак. Другой будет спать в этой прекрасной постели. Я готов, мистер Рейнсфорд!

…«Никогда еще не приходилось мне спать в такой чудесной постели»… — думал Рейнсфорд, ложась в кровать в ту ночь.

Четвертая степень

— Врете!

Джон Деннетт пожал плечами.

— Я говорю правду, — вяло ответил он.

Мясистое, красное от гнева лицо полицейского капитана Беррэджа, казалось, наплывало на него.

— Даю вам еще одну возможность сознаться. Если не используете ее, я выколочу из вас правду!

На бледном лице Деннетта ничего не отразилось.

— Вы ничего от меня не добьетесь, капитан, кроме правды.

— Сделаю еще одну попытку. Слушайте! Где вы были в полночь на второе марта?

— Как бы часто вы ни повторяли своих вопросов, что бы вы со мной ни делали, я могу ответить только правду: я гулял один в Истмен-парке.

— Чушь! Вы были в лесу близ Колледж-хилл, и не один. Ну, быстро! Разве не так?

— Не так.

Капитан выхватил какой-то коричневый комок и сунул его под нос Деннетту:

— А это что?

Деннетт посмотрел на комок, потом на капитана.

— Это моя шляпа, — спокойно ответил он.

— Ага! — зарычал полицейский. — Наконец-то правда!

— Зачем же мне отрицать то, что есть?

— Еще бы отрицать! Внутри ваши инициалы…

— Что ж, по-вашему, это преступление — иметь старую коричневую шляпу?

— Заткнитесь! Здесь спрашиваю я! Я требую прямых ответов, без виляний. Где вы были в полночь на второе марта?

— В Истмен-парке. Гулял. Один.

Капитан громко засмеялся:

— Вот я вас и поймал! Попались, Деннетт! Вашу шляпу нашли в Колледж-хиллском лесу, неподалеку от тела Эстер Хексли!

Маленькие, пронзительные глазки капитана, глазки хищника, готового броситься на добычу, впились в лицо Деннетта.

— А теперь сознавайтесь! — прорычал Беррэдж. — Вы убили ее?

Деннетт не шелохнулся.

— Нет, — ответил он. — Не я.

— Деннетт! — капитан с трудом сдерживался. — Вы сознаетесь, не выходя из этой комнаты. Если не захотите, я вас заставлю. Есть способы заставить вас говорить. Понимаете?

— Это, кажется, называется «третья степень»?

— Называйте как угодно!

— Я слышал о ваших способах, капитан, о побоях, пытках и так далее.

— Слышали? Ну и отлично, — подмигнул Беррэдж. — Тем лучше. Значит, вы знаете, что вас ожидает. Правильно, Деннетт, будут и побои, от которых разлетятся ваши челюсти, будут пытки, а резиновый шланг изуродует вас, отобьет все внутренности, а потом будет раскаленное железо, пока вы не сознаетесь в убийстве девушки. Я заранее оглашаю всю программу. Не подвергайте себя лишним мучениям. Сознавайтесь скорее! Вы убили ее?

— Капитан, — сказал Деннетт, — мне надо кое-что сообщить вам.

— Валяйте сознавайтесь, пока шкура еще цела!

— Мне не в чем сознаваться. Клянусь, я ничего не знаю об убийстве и на этом буду настаивать.

— Посмотрим. Сперва все так говорят…

— Запомните, что я вам скажу, капитан Беррэдж.

— Ну, что там еще?

— Я не из породы сильных людей, — устало проговорил Деннетт. — И вы не прибавили мне сил тем, что держите меня два дня без пищи и сна. Но я не виновен; вы можете убить меня, но не сломить. Можете бить меня, истязать, я буду кричать, плакать, потому что пе выдержу физической боли. Я знаю, что такое боль, я был ранен на войне. Наверно, ваши побои не страшней шрапнели, но я боюсь их, мне трудно переносить их…

— Хорошо, что заранее понимаете, — прервал его Беррэдж. — Человеку вдвое больнее, когда он знает, что его ждет.