Ледниковый человек
(В дали времен. Том IV) - Фарфоровский Сергей Васильевич - Страница 18

III

Белхай

— Однако, я совсем было забыл, — сказал мне Дуга, придя поболтать, по обыкновению, о чеченцах — на свою любимую тему… — Пойдем на белхай!

— У кого белхай? — спросил я.

— У Джеватхана, — много будет молодежи, посмотришь нашу молодежь.

Этот исчезающий пережиток родового строя и желание видеть молодежь заставили меня использовать приглашение Дуги.

— Работать мы не будем, а будем разговаривать, и без нас рук много найдется.

Через десять минут мы были у Джеватхана на белхае. Белхай в буквальном переводе «рабочие», это — «помочи». Когда чеченец хотел покончить какую-либо работу скорее и без больших расходов, он приглашал односельцев на белхай. Те приходили и бесплатно работали у него. В работе участвовала молодежь обоего пола, поэтому работа идет оживленно и весело, всякий спешит сюда. Весь двор был полон работающими: одни рыли землю, другие клали ее на крышу, третьи из глины и мякины — приготавливали замазку. Девушки и женщины мазали стены. Разговоры, шутки, смех носились в воздухе.

Завидев нас, все вежливо поздоровались. Поздоровались и те женщины, которые стояли ближе. Девушки молча опустили головки и я сказал им обычное приветствие: «Будьте счастливы».

— Вот, девушки, привел вам гостя, — рекомендовал меня Дуга. — Прошу любить, да жаловать, — смеялся он. — Не вскружите ему голову.

Одна из более бойких ответила:

— С нашей стороны дело не станет… но гость, кажется, горд… Он любит Божий мир мерить (путешествовать)…

Быстрый взгляд (искоса) черных глаз следовал за этими словами. Я улыбнулся и, прежде чем мой спутник придумал ответ, сказал:

— Ваши предки говорили, что счастье мужчины в хожденьи по свету, а женщины — в сиденьи дома, — вот и я держусь этого взгляда…

— Это правда, — отвечали окружающие меня.

— Вот ты видел много на свете, — говорили они, — видел много хорошего, а у нас хорошего мало, мы простые люди, не брезгай нами.

После этого мой спутник Дуга стал шутить с девушками, спрашивая их, кто за него пойдет замуж. Он хвалил себя и просил их найти и указать ему невесту.

— Пора тебе жениться, — говорили ему.

— Все сватом был, а о себе и не думал, — сказал кто то из молодежи.

— Тогда тебе будет кому и чуреки (хлеб) спечь, — говорили Дуге, — и лапшу сварить, — добавляли другие.

— Только нельзя сказать, что лапша не солона, хотя бы она была пресная совсем, — засмеялся Дуга.

Некоторые захохотали тоже, другие, не понимая, на что намекает Дуга, спросили его, что он хочет этим сказать. Дуга отвечал:

— Однажды жена сварила Вацо[5] лапшу… Попробовал Вацо лапшу и видит, что она вовсе не солона… Но когда он сказал об этом жене, та рассердилась и взяла из камина головню и ударила ею мужа по лицу. Вацо спрыгнул с места, выбежал из комнаты и крикнул жене: «На то меня мать родила, чтобы я говорил правду, лапша не солона». Жена бросилась за ним, но Вацо убежал.

Громкий хохот был ответом на рассказ Дуги… Сконфуженный Вацо не знал, что ответить.

— А теперь Вацо хвалится своей женой, — говорил Дуга.

— Сохрани нас Аллах от такой жены.

— Однако и трус же ты, Дуга, — заметила одна из женщин, боишься девушек.

— Не бойся, Дуга, — добавили, смеясь, другие, — Бакай не боялся гусака, который погнался за ним, — задели и Бакая, стоявшего около Дуги.

— Я высоко ценю храбрость Бакая, — отвечал Дуга, — но желал бы быть на его месте, а не на месте Вацо.

— Добрый молодец и на месте Вацо сумел бы найтись, — отвечала какая то девушка побойчее других.

— Конечно, добрый молодец сумеет, — но где же найти доброго молодца? — спросил Дуга.

— Кто себя не считает добрым молодцом, того и другие не назовут им, — отвечала она, намекая на скромность Дуги.

— А есть такие, которые сами себя считают добрыми, а другие их не считают, — философствовал Дуга.

— Бывает и так, — не унималась говорунья, не желая уступить мужчине, — но у каждого должно быть «большое сердце», — уверенность в себе.

Тут разыгрался крайне характерный инцидент. Во время разговора моего спутника с девушкой, я заметил молодого чеченца, который посматривал не особенно дружелюбно на разговаривавших… Он близко стоял, видимо, следя за разговором и бросая строго взоры, полные ревности, на Дугу и на его собеседницу. Наконец, не выдержав, он сказал девушке:

— Аймат, не забывай того, что я тебе сказал вчера, среди чеченцев теперь развелось много куропаток[6], у которых нет широкого сердца и храбрости.

Девушка сказала спокойно:

— Сокола от куропатки я отличить умею…

— Золотое слово у тебя, — сказал ей Дуга, удерживая свой гнев на оскорбителя, назвавшего его таким именем, позорным для чеченца.

— Если бы эта девушка, — говорил мне Дуга, — не ответила так ему, то едва ли бы я удержал свой гнев на этого нахала.

— Пустяки, — пытался успокоить я своего взволнованного спутника.

Все напали на обидчика, доказывая, что если кого и называть куропаткой, то его скорее можно назвать.

— Я не о тебе, Дуга, говорил, — заявил обидчик.

— Знаю, что о себе, — отпарировал быстро Дуга. — А то бы я тебе доказал, кто я, — сказал он, схватившись за ручку кинжала.

— Когда угодно и где угодно, — ответил обидчик.

Ссора разгорелась было опять, но прибежал хозяин и стал уговаривать их.

— Как не стыдно, господа, перед девушками хвастаться своей силой и храбростью, — говорил он. — Если вы хотите доказать их, сберегите их до более удобного случая…

— Виноват не Дуга, — защищали моего спутника чеченцы.

— Кто бы ни виноват, но плохо ссориться… Ради Аллаха, избавьте меня от этой неприятности, — сказал хозяин, обращаясь ко всем…

Дуга ушел.

— Тебе, добрый молодец, — сказал он обидчику, — в другой раз советую быть осторожнее на словах.

— Я в твоем совете не нуждаюсь и за свои слова отвечу сам, — последовал гордый ответ.

Так кончилось мое знакомство с чеченской молодежью. Позднее мне писали, что Дуга ночью был ранен кинжалом, а его обидчик, боясь мести, скрылся куда-то.

IV

Воровство

Однажды чеченец Тома был уличен в любовных отношениях к своей сестре. Дуга с другими чеченцами видел его в лесу… Встретив Тому в присутствии стариков, он спросил: «Не видал ли Тома зайца, когда был в лесу с сестрой?» Тома оскорбился и полез драться. Тогда ему вполне резонно сказали:

— Поклянись, если это не правда, и ты избавишься от позора, лезть в драку — это не храбрость, а трусость. Трус всегда первым лезет в драку, а храбрец дерется только в случае необходимости.

Много истин было брошено старшиной в лицо Томы, от которых последнему едва ли было приятно. Наконец, по настоянию Томы и его родственников, было решено, что Тома поклянется в том, что не оскорблял своей сестры. Клятва была совершена всенародно, в мечети, и в эту минуту Дуга дал другую клятву, которой подтверждал, что в числе других молодых людей поймал Тома на месте преступления.

Тома был опозорен, как совершивший позорное оскорбление сестры и как клятвопреступник. Дальнейшая жизнь Тома прошла в воровстве без разбора у русских и у чеченцев. Не раз ложные клятвы вырывали его из когтей правосудия. Тома воровал куриц, яйца, индюшек, лошадей, быков, — все, что попадается под руку.

У чеченцев есть пословица: «Волк делается из волчонка». Эту пословицу можно было приложить к Томе. Успехи его воровства придавали ему большую и большую смелость и наглость. Расскажем один случай, характеризующий Тома и показывавший, как к нему относилось общество. Однажды, при нас уже, Тома попался в краже лошади. Старшина аула призвал его на сходку и обратился к нему и к обществу со словами:

— Смотрите, господа, на него. Этот (тут старшина назвал Тома именем, которое не может быть переведено по нецензурности своей)… — Я знал, что этот тащит для своей несчастной семьи зипунишко, кусок холста, коробку спичек, яйца, куриц и т. д. и оставлял в покое, думая — Аллах с ним! пусть поддерживает бедную семью; но представьте себе, теперь опять этот… добрался до лошадей и быков.