Дивные времена
(Сказки) - Янков Николай - Страница 7

Первой ему повстречалась Куница — мягкие лапки, шерстка лоснится. Зум, опустившись поспешно на тропку, спросил у Куницы негромко и робко:

— Вчера ты в лесу мне при встрече кивнула, сегодня же ты на меня не взглянула. Скажи, почему? Будь настолько любезна!

Куница ни слова в ответ. И исчезла.

А вот и другая куница у пня. Зум к ней: Снежка, стой, ты послушай меня! Вчера ты в лесу мне при встрече кивнула, сегодня же ты на меня не взглянула. Ответь, почему? Будь настолько любезна!

Но Снежка ни слова в ответ. И исчезла.

А вот и Лисана сидит под кустом, любуясь своим же пушистым хвостом. И маленький Зум рядом с нею садится: сейчас ему тайну откроет лисица!

— Лиса, ты вчера мне при встрече кивнула, сегодня же ты на меня не взглянула. Скажи, почему? Будь настолько любезна!

Лисана ни слова в ответ. И исчезла.

И думает Зум: как же так? Почему? Сегодня никто не кивает ему: ни рыжие белки, ни крот, ни куница, ни малые птички, ни взрослые птицы, ни Гу-почтальон, ни дятел-кузнец, ни Ежко-портной, ни Горчо-скворец…

«Ни в поле, ни в рощице, ни над рекой никто мне сегодня не машет рукой! Все будто и не замечают меня… Ну что изменилось с вчерашнего дня?..»

Но вот, наконец, и тропинка лосиная между берёзами, между осинами. Зум на сучок опустился без сил, крылышком голову грустно накрыл — и покатились из глаз его слёзы на свежую травку, на корни берёзы.

Да как же скажите, не плакать бедняжке?

Уж так ему грустно! Так ему тяжко!

А в это же время спокойно и тихо по тропке лосиной ползла муравьиха — баба Житана:

— Скажите на милость! Жучок горько плачет… Эй, Зум, что случилось?

Маленький Зум ушам не поверил.

Его утешают? Его пожалели?

Есть ещё добрые души на свете!

И, вытерев слёзы, он грустно ответил:

— Я встретил Елицу — весёлую пчёлку с белой кастрюлькой и жёлтой метёлкой. Вчера целый день мы летали с ней рядом над речкой, над лесом, над полем и садом. И хоть далеко мы летали от дома, встречали повсюду мы много знакомых: беззлобных и хищных, косматых, пернатых… Хоть каждый из них торопился куда-то — со мной им здороваться было не лень, и каждый кивал мне: мол, Зум, добрый день! Вчера меня звери с поклоном встречали, сегодня как будто и не замечают. Они меня просто доводят до слёз, ответить на мой не желая вопрос.

Смеются они и меня сторонятся. Давно уж пора мне домой возвращаться! Весь день я скитался, но нет мне покоя… Скажи, муравьиха, что ж это такое?

И молвила мудрая баба Житана:

— Мой мальчик, тебя утешать я не стану. Вчера ты с Елицей летал, и едва ли тебе улыбались, махали, кивали. Здоровались звери, здоровались птицы, увы, не с тобой, а с усердной Елицей: она целый день и в трудах, и в заботах…

Тут Зум удивился:

— С Елицей? Да что ты!

И вновь зарыдал: «Жу-жу-жу, жу-жу-жу! Отцу я сегодня о них расскажу! И раз они стали моими врагами, пускай он проткнет их своими рогами. Ведь должен отец заступиться за сына? Боятся его и леса, и долины. Не только букашки, но даже олени падают в страхе пред ним на колени!..»

Но баба Житана сказала:

— Постой-ка. Сейчас говоришь ты, дружочек, пустое. Жум, твой папаша, — отличный работник, столяр знаменитый, и токарь, и плотник. Но, честное слово, никто и не видел, чтоб в нашем лесу он кого-то обидел! А сын у него неразумный, хвастливый, к тому же — ленивый, ленивый, ленивый!

Житана его за крыло потрепала и ласковым голосом тихо сказала:

— Тут горевать, слёзы лить не годится.

Всё очень просто: ты должен трудиться.

С лентяем дружить никому неохота. Иди-ка домой и берись за работу! Мать твоя плачет с утра и до ночи: сын её милый трудиться не хочет. А может ли что-нибудь быть тяжелей? Берись-ка за дело и мать пожалей!

Маленький Зум, чернокрылый жучок, вернулся домой, под сосновый сучок. Взял он топор и дров наколол. Потом за водою на речку пошёл. Посеял укроп. Посадил деревцо. Подмёл очень чисто и двор, и крыльцо. Старательно выкрасил старые двери.

И мама глядит и не может поверить!

Куницы примчались. Явилась лисица.

Смотрят на Зума и звери, и птицы. Смотрят, смеются, толпясь у ограды. Все они счастливы, все они рады!

Баба Житана косыночкой белой машет герою: — Ты понял, в чем дело?

Как не понять! Ведь со смехом и шумом птицы и звери приветствуют Зума!

Леда Милева

Быстроножка и Серая Одёжка

В одном лесочке жили зайки средь старых буков на лужайке. Один был Серая Одежка, другого звали Быстроножка. И в дождь, и в солнечные дни на чистом воздухе они скакали, бегали, резвились, а спать под кустиком ложились. Сильней всего любили детки родной свой лес, густые ветки, и запах ягодок душистых, и пенье птичек голосистых.

Но вот лукавая Лисица в леске решила поселиться. Пришла раз ночью и к утру неслышно вырыла нору на берегу лесной реки… Проснувшись, ахнули зверьки:

— Беда! В лесочке дух лисичий! — Умолк весёлый гомон птичий, и, словно ветер шелестящий, промчалась весть над тихой чащей: — Опасный враг проник в лесок! Заприте норки на крючок!

— Что ж делать, Серая Одёжка?

— Куда нам деться, Быстроножка? Я так боюсь зубов соседки, дрожу при каждом хрусте ветки!

— И я, дружок мой, сам не свой! Ведь это наш лесок родной, мы знаем тропки и овражки, и всё равно бегут мурашки, когда шелохнет где-то за кустом! А что же ночью будет с нами? Да разве, братец, мы уснём, раз так боимся даже днём!

Уже в лесочке вечерело, когда решение созрело, что зайки завтра спозаранку сучков натащат на полянку и под развесистым кустом построят за день крепкий дом. Сплетут из веток тёплый кров, к дверям приделают засов, и пусть попробует Лисица незваным гостем заявиться, ни с чем уйти придётся ей…

Прошла бы только ночь скорей!

На небо месяц вышел ясный, и все зверьки во тьме опасной залезли в норки, под кусты, поджали лапки и хвосты. Никто не спит. В лесу — ни звука.

А высоко, средь веток бука, два глаза, словно фонари, всю ночь горели до зари. То филин, зоркий часовой, берёг зверят во тьме ночной. Лиса же, прячась до поры, в ту ночь не вышла из норы.

Проснулись чащи и опушки, запели на ветвях пичужки, и Быстроножка с травки встал.

«Ох-ох, я, кажется, проспал! Но нет, трава ещё сырая. Тогда, минутки не теряя, в лучах приветливой зари начну зарядку: раз-два-три, прыжки на месте, бег по кругу… Ну, а теперь отправлюсь к другу. До ночки слаженным трудом мы с ним построим крепкий дом».

— Давай возьмёмся, друг, за дело! Уже, как видишь, посветлело! — кричит весёлый Быстроножка.

Но сонный Серая Одёжка глаза сердито протирает и неохотно отвечает:

— Тебе легко вставать чуть свет, а Бурый Мишка, мой сосед, всю ночку так храпел, кряхтел, что мне сегодня не до дел. Хочу поспать хотя бы днём, а строить завтра мы начнём.

Опять лучи зари румяной зажглись над зайкиной поляной, и Быстроножка, как вчера, пришёл к товарищу с утра. А у того унылый вид.

— Дружок, я болен, — говорит, — хотел проделать я зарядку, да занозил колючкой пятку. Покличь-ка дятла ты с берёзы, не то умру я от занозы!.. Наверно, за день всё пройдёт, а дом до завтра подождёт.

Назавтра шустрый Быстроножка размялся утречком немножко и в третий раз пошёл опять дружка на стройку приглашать. И снова тот вставать не хочет.

— Боюсь, что дождик нас промочит. Вот-вот он может разразиться, а ты ведь знаешь, что Лисица не ходит в дождик на охоту. Начнём-ка завтра мы работу. И я даю, братишка, слово: всё будет завтра же готово!

Настало утро в свой черёд, и шустрый зайка вновь идёт звать друга браться за труды.

Вдруг видит свежие следы, и травка пахнет неприятно… Вздохнул зайчишка: всё понятно.

— Лиса, дождавшись тёмной ночки, гуляла нынче в их лесочке. И у зайчишки, как росинки, из глаз закапали слезинки.