СДЕЛКА. Исторический роман (СИ) - Черненко Богдан - Страница 39

Забыли выяснить, а что там на помосте за окном барака? Чьи тени, отброшенные на Стену, рекламируют господа своим младшим товарищам? К чему конкретно, к отбросам каких Идей должны стремиться члены западного общества?

Ничто, ничьи, ни к каким! Нет там никого сразу за южным окном! Давно, говорят, лет шестьсот назад, там турниры рыцарские проводились, еретиков потом жгли. Ещё говорят, что опустел помост то ли в Реформацию, то ли после Тридцатилетней войны. Но буду честен с тобой, Иван, это мне интересно, кто там, на западном помосте. Наши американские и европейские коллеги уже отвергли само понятие каких-то отдельных от зрителя эстакад, подмостков, сцен и подиумов. Весь мир театр, как сказал Вильям Шекспир. В нём женщины, мужчины -- все актеры. То есть, это только в нашем бараке все тупо зрители Стены и наблюдатели за тенями. А у них -- ревнивый к чести, забияка в ссоре, готовый славу бренную искать хоть в пушечном ядре. Мир -- театр, понял? И вообще, весь западный барак в голливудском павильоне построен и светит в их окошко никакое не Солнце, а много-много софитов фирмы "Генерал Электрик", закрытых таким специальным экраном, чтобы тень была как от одного источника. Не помню, как эта штука называется, ну да ты понял, ты же был в Зоне Пятьдесят Один и сам, как я понимаю, видел все эти неземные технологии. Короче, ты в театре, парень. А ты за вход платил? Билет ты покупал? Нет! Но ты -- в театре. Значит, ты -- актёр! Показывай давай, на что способен. Логично же. Так рассуждал классический капиталист. Современный же инвестор попросит не показывать ему фокусы, он такое и сам умеет, а дать пощупать, понюхать, помять, попить и пожевать. То есть будет считать мир большим универмагом, а зэков покупателями, скопившимися толпой перед огромными дверьми в день скидок за пять минут до открытия. Немногие добившиеся успеха, где-то там впереди, думает современный инвестор, расплющили, счастливчики, свои носы и щёки об прозрачное и одним глазком видят горы ништяков в ярких упаковках, и слюни стекают по толстому стеклу, и жирные пятерни пачкают створки, ища телу равновесия. Какое Солнце, какой помост? Какая Стена?!

Короче, понятно. Западной мысли не интересен помост, Западу подавай человека! Человека как цель умственных, нравственных и бизнес усилий. Гуманизм как он есть. Кем бы ты ни был, актёром, покупателем, рядовым зэком, зэком-сержантом или полковником, ты ценен сам по себе. Пока ты не дошёл до Стены -- вы все равны. Не интересны тени, не замечаем цепи, прочь от ветра и света, главное - движение, главное - вперед! Цивилизация взяла свое! Больше нет необходимости каждому видеть грубую истину, каждому смотреть в Стену реальности и толковать её тени, это занимает до половины ресурсов обыденного сознания, а мотать жизнь - штука архисложная и требует не части, а вообще всех сил души для выживания и ежедневного финишного рывка.

В нашем бараке -- воины, они всегда перед лицом смерти. А значит никакого прогресса. Фатально всё, голимо. Зачем развиваться, если завтра или в пятницу гарантировано умрёшь? А на Западе -- движка, весёлые старты, перезвон цепей, куул, умат! Вообще не скучно! Можно начать карьеру пионером у окна и закончить олдовым мудрецом у Стены!

Прогресс почти победил. Благодаря развитию науки и техники человечество скоро забудет о таких своих много тысячелетних бедах как голод, холод и тоска по дому, то есть обо всех своих проблемах. Отсюда, не кстати, у западных смотрящих появилась ещё одна смертельной важности проблема. Довольство. Пресыщение. Усталость, выгорание. Как вычислили инженеры Рэнд Корпорейшн, если у тридцати процентов членов общества пропадает желание мочить соседей, чтобы двигаться к успеху, обществу конец.

И я почти закончил.

Получается, перед западными мудрецами стоят две основные задачи: не обращая внимания на время суток, погоду и происки Второго Комитерна, построить всё человечество в боевую свинью и, главное, притормозить научно-технический прогресс таким образом, чтобы решение всех материальных проблем человечества совпало по времени с занятием своего места в задней шеренге последним негром. Мне почему-то кажется, что это будет негр, а не, например, вьетнамец.

Им нельзя оставлять в тылу никакие другие бараки! Ни наш, ни китайский, ни исламский, там же зэки сидят и за дело, опасные, значит, люди, не забываем. Социалистическая революция победила не там! Мы стали что-то не по Марксу строить, какой-то не научный, а русский, отдельный коммунизм, с какой-то стати подняли человека на пьедестал, в цари природы определили, а он всего лишь функция, ресурс, член класса. Решение материальных проблем возможно только для всего человечества целиком и сразу. Здесь, парадоксально, марксо-ленинская мысль совпала с теоретическими выкладками Христофора Колумба, и открыла богатую Восточную страну, руля на Запад. Коммунизм будет построен капитализмом. Лишь тот достоин счастья и свободы, кто каждый! Гёте сказал! А каждый это кто? Это каждый! И как построят -- можно будет заколотить окно. Стена останется, цепи никуда не денутся, и тогда, в более не проветриваемом помещении, в полной тишине и окончательной темноте прозвучит последний ответ на древний вопрос смысла жизни, вселенной и всего такого.

"Ты же этого и хотело. Рот закрой теперь, блюдо".

Картина на русский взгляд - да, мрачная. Но прогресс не остановить. Иной раз промелькнёт мысль, насколько всё-таки счастливее были наши предки, хотя в худших условиях жили в тех же бараках, они нафантазировали своей зоне Хозяина, а Хозяину -- доброго Сына, освобождавшего зэков ещё задолго до наступления капитализма. Типа, так Хозяин возлюбил зону, что послал Сына своего единственного освобождать узников вот просто за так, за искреннее раскаяние до суда ещё на этапе следствия. Согласись, нелогичная легенда. Раз уж зона -- какое следствие? Всё уже, по приговору с рождения. И опять же, раз уж зона -- какая любовь? Кто, скажи, кто может не то, что возлюбить, не то, чтобы мечтать, а вообще добровольно хотеть работать на зоне? Врагу не пожелаешь. И отсюда всё остальное -- ни Любви, ни Сына, ни Спасения. Кончились мечтатели, сплошная наука и цифры остались. Скучно. Помост, тачки с песком и мусором, цепи и телевизор во всю стену. И больше ничего! Но ведь кто-то снимает с нас оковы?! Кто же этот невидимый, пробуждающий нас к Свету, а кто другой невидимый, усыпляющий нас в барак?! Но не успеваешь поймать и додумать мелькнувшую мысль, как получаешь бревно на плечо и задание на день. И кивнёшь, коли спросят к концу смены, усталый и равнодушный, что не будет нам ни свиданки с любимыми, ни передачки с воли, ни УДО, ни даже расстрела из милосердия, и что стоит наш барак в глухой тайге, в безлунную полярную ночь. А светит нам только прожектор с пулемётной вышки.

В западном бараке всё рациональнее. Если кто-то принялся бы освобождать узников, чтобы повести их вон, того разве они не убили бы, попадись он в их потные руки? Убили бы. Освобождая меня от цепей, он освобождает моё место для моих конкурентов. А такое не прощают.

В старости, на вершине мудрости Платон решил пересмотреть свой "Миф о пещере" с высоты разочарований или прожитых дней, направить с той же вышки, так сказать, прожектор пытливой мысли под другим углом на контрольно-следовую полосу и всё то, что она о-пределивает. В редко публикуемом диалоге "В законе" Платон пишет, что окно пещеры надо завалить, в натуре, камнями, тех, кто будет этому сопротивляться тоже завалить, уже из пулемёта, а диалектиков, рассказывающих, что они сбежали из цепей наружу, что-то там видели и вернулись просветить, публично, в назидание остальным, лишать ржавыми ножницами органов речи и размножения. Дабы не умножали ересь и не плодили глупость! И это не жестокость, а мера социальной защиты. После такой меры якобы сбежавшие из пещеры не смогут рассказывать окружающим басни об ином мире, о разнице между чувствами и истиной, словами и делами, ни даже продемонстрировать на себе двойственность человеческой природы.