Близкие контакты седьмого рода (СИ) - Инош Алана - Страница 6

Увлечённая стремлением к совершенству, она повернулась спиной, за что и поплатилась: туго скатанный снежок угодил ей прямо в зад. Айяла резко выпрямилась и обернулась с возмущённым и укоризненным видом. А Леся с озорным блеском в глазах подначивала:

— Ну же, давай, давай! Отвечай!

— Это довольно бесполезное и примитивное занятие, — сказала эйянка. — Но не могу отказать в твоей просьбе.

Она тоже скатала снежок, но промахнулась при броске.

— Мазила, мазила! — дразнила Леся. — Кто ж так бросает? Смотри, как надо!

Вскоре высокомерия у Айялы поубавилось, она вошла во вкус и нанесла Лесе несколько чувствительных ударов снежными снарядами. В её фиолетовых глазах добавилось тёплого золотого отблеска: это, судя по всему, означало увлечение и энтузиазм. Они знатно извозились в снегу, а щёки Леси пылали зимним румянцем. Айяла задумчиво накрыла их ладонями. В ответ руки Леси обвились вокруг её шеи... Однако, обеспокоившись, как бы лысина «ученицы» не замёрзла на морозе, «наставница» поскорее повела её в дом — греться. А там можно было и продолжить объятия.

Леся готовила для Айялы литры мандаринового сока, а та угостила её эйянским аналогом кофе, упаковка которого нашлась на её звездолёте — тот так и стоял в режиме невидимости во дворе дома. Сперва Леся не поняла напитка, он показался ей пресноватым, но постепенно распробовала. Конечно, на кофе он мало походил. В нём чувствовались нотки каких-то неземных цветов и что-то совершенно неописуемое человеческим языком. Со сливками он, кстати, шёл гораздо лучше, хотя Айяла и считала это порчей благородного напитка. А вот действие его Леся ощутила незамедлительно: выпив кружку в десять утра, она не смогла уснуть всю ночь. Впрочем, это пришлось кстати. На сей раз близость случилась уже не в торопливом и жадном порыве, а обстоятельно, на чистой простыне, с включенной ёлочной гирляндой и расставленными вокруг свечками.

— У меня всё есть. Я всего достигла: построила немало величественных городов, спроектировала бессчётное множество дворцов, произвела на свет троих детей. Они уже взрослые и самостоятельные, — проговорила Айяла, потягивая сок через трубочку.

— Жизнь удалась, да? — уютно примостившись рядом с ней на диване и отщипывая ртом от тяжёлой виноградной грозди ягодки, вставила Леся.

Айяла кивнула.

— А как относится твоя... гм, партнёрша к тому, что ты путешествуешь в поисках впечатлений?

— Спокойно. У нас нет такого понятия, как ревность. У меня есть всё, но... чего-то мне не хватало.

В невозбуждённом состоянии её «нити» на шее уменьшились до небольших пупырышек. Леся уже узнала, что случайное касание не приводило их в «боевую готовность», только прикосновение с особым намерением.

— Я, наверно, не смогла бы так жить, — вздохнула она. — Я не хочу делить любимого человека ни с кем.

— Как ни странно, но именно тебя мне бы тоже не хотелось ни с кем делить. Такое я ощущаю исключительно по отношению к тебе. — И Айяла коснулась пахнущими мандаринами губами виска Леси.

А та вдруг ощутила бешеное тоскливое щемление в груди. Ведь когда-то же Айяла улетит домой... А дальше — что? Осточертевшая работа, которая разве что деньги приносила, а радости — ни на грош? Давно ставшая обузой и каторгой... И всё. Горькая пустота и холод на сердце.

Айяла смахнула пальцем слезинку с её щеки.

— Что с тобой?

Леся порывисто прильнула, уткнулась.

— Я не знаю, как мне жить дальше. Мне почему-то кажется, что уже незачем...

— Отбрось унылые мысли! — нахмурилась Айяла бровями-стразами. — Нельзя так думать. Это очень страшно и вредно. Не плачь, моя Гуттиэре...

В том, как она произносила эти два слова — «моя Гуттиэре» — было что-то пронзительно родное, человечное, что стирало границы между расами и цивилизациями. Грудь Леси всколыхнулась от рыдания, тёплые ручейки скатились по щекам.

— Я не могу здесь жить, мне больше нечего здесь делать... Нечего, понимаешь? Здесь всё стало ненужным. Пожалуйста, забери меня с собой... Я пока не знаю, как смогу освоиться, обустроиться... Но я точно не тунеядка. Что-нибудь придумаем... И бог с ней, с твоей партнёршей. Попытаюсь смириться.

Тёплые объятия Айялы пахли молодой тополиной листвой и яблоневым цветом.

— У нас с Илиаль уже давно лишь дружеские и родственные отношения, да и живём мы порознь. Размножаться она больше не собирается, её приоритет — работа. А ревности, как я уже сказала, у нас нет в принципе. Освоиться ты, я думаю, сможешь. Наши технологии обучения путём загрузки информации в мозг позволяют в короткие сроки освоить выбранное дело. А вот необходимость твоего присутствия на Эйе и твою полезность обществу мне придётся доказывать. Нас сорок миллиардов, мы живём не только на планете, но и на космических станциях. У нас установлено строгое ограничение на приём мигрантов. Каждый случай переселения должен иметь веские основания. И лишь только потом начинается процедура приобретения эйянского подданства — довольно длительная и сложная. Я не пугаю тебя, просто предупреждаю, что всё это может оказаться непросто. Но я попробую. Попробую что-нибудь сделать.

— Значит, я для тебя не просто «новое впечатление»? — сквозь слёзы улыбнулась Леся.

— Ты была особенной задолго до нашей встречи. Я не знаю, как это объяснить. Гуттиэре — лишь картинка, вымышленный персонаж. А ты — живая, настоящая. Осязаемая. И если я... утрачу твою благосклонность, мне будет больно. Очень больно. Мне трудно понять, что со мной здесь происходит. Может, взаимное проникновение менталитетов... Не знаю.

Тёплые солёные ручейки снова хлынули.

— Я не хочу тебя отпускать, — всхлипнула Леся.

— И я не хочу расставаться, — шепнула Айяла. — Но мне нельзя здесь больше находиться. Иначе моё присутствие заметят.

— Скажи, я смогу с тобой как-нибудь связаться? — смахнув слёзы, спросила Леся. Её пальцы сами тянулись к «нитям», но разговор был слишком важен, чтобы отвлекаться.

Айяла задумалась, чуть сдвинув брови-стразы.

— Эйя находится очень далеко от Земли. Чтобы сигнал шёл без задержки, требуется сложная техника. Я могла бы снять передатчик со своего звездолёта, но земные источники питания ему не подойдут. Но есть одна вещь, которая не ограничена ни физическими законами, ни расстояниями. Это называется ментальный зов.

Теоретически Лесе нужно было лишь мысленно позвать Айялу в случае серьёзной необходимости, и та услышала бы её незамедлительно на другом конце Вселенной.

— Пользуйся зовом лишь по действительно важным поводам, — предупредила эйянка. — Этот способ чаще всего используется как призыв на помощь. В сообщение зова должна быть вложена очень кратко и чётко сформулированная информация — несколько слов или один образ. Длинные сообщения таким способом передать не удастся.

В прощальную ночь у Леси не было сил даже заниматься любовью: охваченная отчаянной, парализующей тоской, она могла лишь сидеть с Айялой в обнимку на диване и смотреть «Пиратов Карибского моря», утопая в тонком аромате весенней листвы. От неё будто половину души отрывали. Айяла была огорчена её состоянием и пыталась приободрить — объятиями, поцелуями, нежными прикосновениями кончиком носа к щеке: у эйянок это считалось интимным жестом особого расположения.

Когда звездолёт поднимался в ещё тёмное утреннее небо, он на мгновение потерял режим невидимости. В это время по улице плёлся всё ещё поддатый Петрович, заросший недельной щетиной. Проводив осоловелыми глазами летательный аппарат, он ошалело перекрестился:

— Оссссподи Иисусе, Мать Пресвятая Богородица! Эн-Эл-О!

Аппарат исчез светлой звёздочкой в глубинах зимней бездны. Вот и всё... Леся знала из объяснений Айялы, что перелёт на большие по астрономическим меркам расстояния совершался с помощью телепортации и занимал считанные секунды. В остальных случаях звездолёт мог пользоваться и собственным двигателем — смотря по обстоятельствам. Телепортация крупных объектов, таких как космические летательные аппараты, «жрала» очень много энергии — за один такой «прыжок» топливный отсек пустел наполовину.