Конструктор С. И. Мосин - Чуднов Гавриил - Страница 9

И тем не менее прогрессивные идеи Д. А. Милютина постепенно воплощались в жизнь.

Генерал-лейтенант В. Н. Бестужев-Рюмин писал в «Оружейном сборнике» после того, как на международной выставке 1867 года русская винтовка была награждена медалью:

«Мы так привыкли находить наши заводы отсталыми, произведения их плохими и преклоняться перед работами иностранных мастеров, что, вероятно, очень многие крайне удивятся впечатлению, произведенному упомянутым образцом. Мы можем сказать, что работа наших заводов удивила всех, понимающих дело, не видевших ничего подобного на иностранных заводах».

Колоссальная работа по перестройке оружейной промышленности, строительству новых пороховых, капсюльных и патронных заводов длилась несколько лет, и к началу русско-турецкой войны 1877—1878 годов наша армия имела более полумиллиона пехотных, драгунских и казачьих винтовок образца 1870 года. Однако все вновь сделанное оружие поступало на вооружение западных военных округов: Виленского, Варшавского, Петербургского и Финляндского, потому как русское правительство опасалось выступлений со стороны Германии и Австрии. В первой половине Балканской кампании наши войска были вооружены винтовками Крнка, имевшими прицел на 600 и 1200 шагов, а незначительное число винтовок образца 1870 года было снабжено прицелом на 1500 шагов, хотя они могли поражать цель на расстоянии 2250 шагов. Турецкие войска в большей части своей получили системы Снайдерса и Пибоди-Мартини, поражавшие цель, удаленную на 1400—1800 шагов. Но самое существенное заключалось в том, что эти винтовки были скорострельными, магазинными, они в несколько раз по сравнению с однозарядными повышали плотность огня.

Сразу же после заключения Сан-Стефанского мира прогрессивные военные деятели России стали критически анализировать и осмысливать итоги войны, в том числе и состояние стрелкового вооружения нашей армии, перспективы его развития. Получалось так, что Россия, едва успев перевооружить армию лучшей в мире однозарядной винтовкой, начинала отставать от европейских стран и США по темпам освоения многозарядного скорострельного оружия. Исходя из реальной обстановки, в мае 1878 года оружейный отдел Артиллерийского комитета ГАУ поручил русским военным агентам за границей покупать заслуживающие внимания образцы магазинных ружей по пяти экземпляров каждого и по одной тысяче патронов на каждый экземпляр.

Испытания нового оружия проводили в Петербурге на стрельбище на Волковом поле и вскоре выяснили, что нет ни одной магазинной системы, которая полностью удовлетворяла бы предъявляемым к боевому оружию требованиям. Основные претензии относились к магазинам, которые тогда действительно были несовершенны, имели значительное число задержек, поломок, отказов. Поскольку магазина преемлемой конструкции выявлено или вновь сконструировано не было, оружейный отдел решил сосредоточить внимание на испытаниях различного рода ускорителей, которые представляли собой картонные, деревянные или металлические патронные пачки, крепившиеся на винтовку в районе ствольной коробки. В этом случае сокращалось время на заряжание винтовки. Однако удовлетворительной конструкции ускорителя тоже не было, да он и не решал полностью проблемы скорострельности, так как крепился на винтовке справа и тем самым нарушал ее баланс, понижая точность стрельбы. Кроме того, ускорители из легкого материала были непрочны, из прочного — тяжелы. К тому же носимый запас патронов оставался небольшим: 75 штук при средней скорострельности до десяти выстрелов в минуту. И все-таки, несмотря на кажущийся тупик в испытаниях новых систем стрелкового оружия, работа продолжалась. В 1881 году генерал-лейтенант В. В. Нотбек, ставший инспектором стрелковой части в войсках, то есть лицом, ответственным за стрелковую подготовку армии, доносил новому военному министру П. С. Ванновскому о том, что Россия отстает от других европейских стран в области введения магазинных ружей и поэтому необходимо создать специальную комиссию, которая детально занялась бы решением наболевшего вопроса.

А что же Мосин, знал ли он об этих поисках? Безусловно. В 1881 году Тульскому оружейному заводу было поручено изготовить по пяти экземпляров магазинных ружей системы Кропачека и Гочкиса, сохраняя при этом ствол и патронники нашей винтовки образца 1870 года. В системе Кропачека магазин был подствольный, Гочкиса — пружинно-прикладный. Ружья изготавливали в инструментальной мастерской по образцам, и Сергей Иванович имел возможность детально ознакомиться с обеими системами. Надо учитывать также, что война с Турцией, унесшая столько жизней, дала новый толчок общественному движению. Люди, далекие от революционных идей, но мыслящие здраво, понимали необходимость каких-то перемен, сдвигов, обновления, если не общества в целом, то его отдельных институтов.

Одним из тех, кто близко к сердцу принял крупные жертвы армии, был Мосин, воспитанный на примерах войн, в которых участвовали его дед и отец. Наконец, академическое образование и особенно курс проектирования деталей машин и материальной части артиллерии создавали предпосылки для изобретательской деятельности. Первые попытки испробовать свои конструкторские способности Мосин сделал еще в 1878 году, когда по объявленному Артиллерийским комитетом конкурсу занялся проектированием прибора для проверки правильности прицельной линии в винтовках образца 1870 года. Одновременно с Мосиным в конкурс включились В. Л. Чебышев и молодой капитан А. В. Кун, ставший впоследствии начальником Тульского оружейного завода.

Свой прибор Сергей Иванович сделал. Насколько он был оригинален, нынче судить трудно, ибо никаких его следов не сохранилось. Правда, в 1881 году на тульском заводе было проведено сравнительное испытание приборов, предложенных Мосиным, Куном и Чебышевым, но результаты его неизвестны, так как вскоре оружейный отдел решил, что необходимость в указанном приборе отпала. И все же, несмотря на неудачу, крещение Мосина как конструктора состоялось.

Сергею Ивановичу приходилось заниматься испытанием технологических новинок. В предписании Главного артиллерийского управления начальнику тульского завода от 21 ноября 1882 года имелось указание начальнику инструментальной мастерской капитану Мосину прибыть в Петербург для ознакомления с новым способом окраски ружейных стволов. Заодно Сергей Иванович должен был привезти в столицу изготовленные в его мастерской магазинные ружья.

Ко времени, когда С. И. Мосин всерьез начал заниматься переделкой штатной винтовки в магазинную, он был уже известен в кругах Главного артиллерийского управления. Этому способствовала его работа в комиссии по оценке станочного парка оружейных заводов в Ижевске и Сестрорецке. Поручение было весьма ответственным, ибо от выводов комиссии во многом зависела судьба этих предприятий. Мосин находился в Сестрорецке с конца октября до середины ноября 1881 года. Завод был хорошо знаком Сергею Ивановичу, но теперь предстояло выяснить последствия арендного управления, поскольку в 1880 году и ижевский, и сестрорецкий заводы были отданы на шестилетний срок «коммерческим заготовителям». Комиссия, в составе которой работал Сергей Иванович, решила, что пришла пора вернуть сестрорецкий завод в казну.

На следующий год С. И. Мосин с тем же поручением находился в Ижевске с 7 мая по 5 июня вместе с начальником мастерской капитаном Дмитриевым-Байцуровым. Николай Григорьевич был личностью незаурядной. Он так же,как и Мосин, учился в 3-м Александровском училище, только двумя годами раньше, затем был переведен в Михайловское артиллерийское училище, по окончании которого служил во 2-й резервной конно-артиллерийской бригаде. В 1870 году он поступил в Михайловскую академию, успешно окончил курс, был направлен в Тулу и служил на оружейном заводе до 1879 года. Затем Дмитриев-Байцуров уволился со службы и занялся коммерческой деятельностью. Вместе с Ф. Г. Гилленшмидтом он основал акционерное общество «Центрально-Российское товарищество земледельческих машин, орудий и изделий из ковкого чугуна», а также чугунолитейный завод, который затем был куплен ГАУ для расширения Тульского оружейного завода.