Дар орла - Кастанеда Карлос Сезар Арана - Страница 11

Я сделал громадное усилие, чтобы идти, и зашлепал со ступеньки на ступеньку, как плохо накачанный мяч. Потребовалось невероятное внимание, чтобы добраться до первого этажа. Я никак иначе не мог это описать. Особенно трудно было сохранить свое поле зрения, не дать ему распасться на мимолетные картины обычного сна.

Когда я наконец добрался до входной двери, я не мог ее открыть. Я пытался сделать это отчаянно, но безуспешно. Затем я вспомнил, что выбрался из своей комнаты, выскользнув из нее, как если бы дверь была открыта. Мне понадобилось только вспомнить это чувство выскальзывания, и внезапно я оказался уже на улице. Было темно. Непроницаемый свинцовый мрак не позволял мне воспринимать какие-либо цвета. Весь мой интерес был тотчас прикован к широкому полю яркого света передо мной на уровне глаз. Я скорее вычислил, чем вспомнил, что это уличный фонарь, поскольку сообразил, что такой фонарь находился за углом в шести метрах над землей. Тут я понял, что не могу привести свое восприятие в соответствующий порядок, чтобы правильно судить, где верх, где низ, где здесь, где там. Все казалось необычным. У меня не было никакого критерия, как в обычной жизни, чтобы настроить свое восприятие. Все находилось на переднем плане, а у меня не было желания заниматься настройкой восприятия.

Ошеломленный, я находился на улице, пока у меня не появилось ощущение, что я левитирую. Я удерживался за металлический столб, на котором висели фонарь и дорожный знак. Сильный ветер поднимал меня вверх. Я скользил вверх по столбу, пока не смог ясно разобрать название улицы: Эштон.

Несколько месяцев спустя, когда я опять оказался в сновидении, созерцая свое спящее тело, я уже знал, что мне нужно сделать. В ходе своих регулярных сновидений я узнал, что здесь значение имеет волевое усилие, а сама реальность тел несущественна. Именно память тормозит сновидящего. Я без колебаний выскользнул из комнаты, так как мне не нужно было ни открывать двери, ни ходить, для того чтобы двигаться. Холл и лестница уже не казались мне такими огромными, как в первый раз. Я проскользнул с большой легкостью и оказался на улице, где пожелал передвинуться на три квартала дальше. Я воспринимал фонари как очень беспокоящее зрелище. Если я фокусировал на них свое внимание, они разливались неизмеримыми озерами света. Остальные элементы этого сновидения контролировать было легко. Дома казались необыкновенно большими, но их очертания были знакомыми. Я колебался, что делать дальше. Затем я совершенно случайно понял, что если я буду не рассматривать предметы, а только поглядывать на них мельком, как мы это делаем в повседневной жизни, то смогу привести свое восприятие в порядок. Другими словами, если я буквально следовал советам дона Хуана и принимал свое сновидение как само собой разумеющееся, то мог пользоваться способами восприятия, присущими повседневной жизни. Через несколько секунд окружающее стало контролируемым, хотя и не совсем знакомым.

В следующий раз, когда у меня было подобное сновидение, я отправился в свою любимую кофейню на углу. Причина, по которой я ее выбрал, состояла в том, что каждое утро я ходил туда пить кофе. В своем сновидении я увидел знакомую официантку, обслуживавшую рабочих кладбища. Я разглядел несколько человек, которые ели за стойкой, а в самом углу заметил любопытное лицо человека, которого видел каждый день бесцельно бродящим по дорожкам между университетских корпусов. Он был единственным, кто действительно взглянул на меня. В ту же секунду, когда я вошел, он, как мне показалось, почувствовал это. Он повернулся и уставился на меня.

Несколько дней спустя рано утром я в бодрствующем состоянии в том же кафе встретил этого человека. Он бросил на меня взгляд и, по-видимому, узнав меня, сильно испугался и стремглав убежал, не дав мне возможности заговорить с ним.

Когда я еще раз посетил это кафе в сновидении, характер последнего изменился. Пока я наблюдал за этим ресторанчиком через улицу, вид стал совершенно иным. Я больше не видел знакомых домов, вместо этого перед моими глазами была картина первозданной природы. Стоял погожий день, и я смотрел на заросшую долину. Болотистые темно-зеленые похожие на тростник растения покрывали все вокруг. Рядом со мной находился выступ скалы двух-трех метров высотой. На нем сидел громадный саблезубый тигр. Я окаменел. Долгое время мы пристально смотрели друг на друга.

Размеры хищника были поразительными, однако он не выглядел ни гротескным, ни непропорциональным. У него была великолепная голова, большие глаза цвета темного меда, массивные лапы, широченная грудная клетка. Самое большое впечатление на меня произвела окраска его шкуры. Она была равномерно темно-коричневая, почти шоколадная. Цвет меха напоминал поджаренные кофейные зерна, только мех еще и блестел; шерсть была длинной, но гладкой и чистой. Она не была похожа на мех пумы, волка или гризли. Мех выглядел похожим на что-то, никогда мною не виданное.

С тех пор для меня стало обычным видеть этого тигра. Небо над долиной порой затягивали облака, накрапывал мелкий дождик, иногда сменявшийся ливнем. Временами же долина была залита солнцем. Довольно часто я замечал там и других саблезубых тигров. Я мог слышать их своеобразный повизгивающий рев – крайне неприятный для меня звук.

Тигр ни разу не тронул меня. Мы смотрели друг на друга с расстояния трех – шести метров. Тем не менее я понимал, чего он от меня хочет. Он показывал мне особый способ дыхания. Я уже дошел в своих сновидениях до такой точки, когда мог так хорошо имитировать дыхание тигра, что даже чувствовал, как сам превращаюсь в тигра. Я рассказал другим ученикам, что ощутимым результатом сновидений было то, что мое тело стало более мускулистым. Выслушав мой отчет, Нестор поразился, насколько их сновидения отличались от моих. У них были различные задачи сновидения. Его задачей было находить лекарства от болезней человеческого тела. Задача Бениньо – предсказывать, предвидеть и находить решения всего, что касалось человека. Задачей Паблито было учиться мастерить. Нестор сказал, что именно эти задачи были причиной того, что он занимался лекарственными растениями, Бениньо был оракулом, а Паблито – плотником. Он добавил, что до сих пор они касались только поверхности сновидений и ни о чем существенном говорить пока не могут.

– Ты, может быть, подумаешь, что мы сделали много, – продолжал он, – но это не так. Хенаро и Нагваль сделали все для нас и этих четырех женщин. Самостоятельно же мы не сделали еще ничего.

– Похоже на то, что Нагваль учил тебя иначе, чем нас, – сказал Бениньо очень медленно и значительно. – Ты, должно быть, был тигром и опять определенно превратишься в него. Именно это произошло с Нагвалем. Он был вороной и еще в этой жизни опять превратился в нее.

– Проблема в том, что такого вида тигров больше не существует, – сказал Нестор. – Мы никогда не слышали, что бывает в таких случаях. – Он повел головой, как бы говоря от имени всех присутствующих.

– Я знаю, что происходит, – сказала Ла Горда. – Я помню, как Нагваль называл это сновидением призрака. Он говорил, что никто из нас еще не совершал сновидения призрака, потому что в нас нет разрушения и насилия. Он сам его никогда не совершал. И он сказал, что тот, кто сделает это, отмечен судьбой иметь помощников среди призраков и союзников.

– Что это значит? – спросил я у Ла Горды.

– Это значит, что ты не такой, как мы, – ответила она сухо.

Ла Горда казалась очень возбужденной. Она поднялась и несколько раз прошлась по комнате, прежде чем села рядом со мной.

В разговоре наступил перерыв. Хосефина бормотала что-то невразумительное. Она тоже казалась очень нервной. Ла Горда пыталась успокоить ее, обняв и поглаживая по спине.

– У Хосефины есть кое-что для тебя об Элихио, – сказала она мне.

Все вопросительно посмотрели на Хосефину.

– Несмотря на тот факт, что Элихио исчез с лица земли, – продолжала Ла Горда, – он все еще один из нас и Хосефина все время разговаривает с ним.