Робин Гуд - Дюма Александр - Страница 78

— Я непременно встречусь с тобой здесь завтра, сын мой.

— Спасибо, отец мой, до завтра.

— До завтра, и да будет мир с тобой!

Робин почтительно поклонился, и пилигрим, скрестив руки на груди и шепча молитвы, ушел.

— До завтра, — повторил Робин, — и посмотрим, будет ли Уилл повешен!

— Нужно будет, — заметил Хэл, внимательно слушавший разговор Робина с пилигримом, — разместить ваших людей поближе к месту казни.

— Они будут стоять так, чтобы им был слышен звук рога, — ответил Робин.

— А как вы их спрячете от солдат?

— Не беспокойтесь об этом, дорогой Хэлберт, — ответил Робин, — мои веселые лесные братья уже давно научились становиться невидимыми, даже на большой дороге, и, поверьте мне, они не станут ходить вокруг солдат барона, а появятся на сцене только по условному сигналу.

— Мне кажется, вы настолько верите в успех, дорогой Робин, — сказал Аллан, — что я хотел бы иметь хоть часть вашей нынешней уверенности в отношении своих собственных дел.

— Рыцарь, — ответил Робин, — позвольте мне только освободить Уильяма, доставить его в Барнсдейл, передать с рук на руки его дорогой женушке, и мы займемся леди Кристабель. Ведь венчание должно состояться еще через несколько дней, и у нас есть время подготовиться к серьезной борьбе с лордом Фиц-Олвином.

— Я хочу войти в замок, — сказал Аллан, — и так или иначе выяснить тайну этой комедии. Если барон счел возможным нарушить свои обязательства, пренебрегая честью и порядочностью, то я буду считать себя вправе пренебречь почтением, которое я ему обязан оказывать, и любым способом сделать так, чтобы леди Кристабель стала моей женой.

— Вы правы, милый друг, немедленно отправляйтесь к барону; он вас не ждет, а потому очень возможно, что от удивления выдаст себя. Говорите с ним дерзко и дайте ему понять, что вы не побоитесь применить силу, чтобы получить леди Кристабель. А пока вы будете беседовать на эту важную тему с лордом Фиц-Олвином, я соберу своих людей и подготовлю их к задуманному мной делу. Если я вам понадоблюсь, пошлите нарочного на то место, где мы с вами только что встретились, и в любой час, днем и ночью он найдет там одного из моих храбрых товарищей. Если же вам нужно будет побеседовать с вашим верным союзником, вы велите отвести вас в наше убежище. А теперь скажите, вы не боитесь, что в замок вы войдете, но выйти из него не сможете?

— Лорд Фиц-Олвин не посмеет применить насилие к такому человеку, как я, — ответил Аллан, — это было бы уже слишком опасно для него; впрочем, если он действительно собирается выдать Кристабель за этого омерзительного Тристрама, то он будет так торопиться выпроводить меня, что уж скорее не примет меня, чем будет пытаться задержать. Итак, прощайте, вернее, до свидания, дорогой Робин, я скорее всего увижусь с вами до конца дня.

— Я буду ждать вас.

Аллан направился к воротам замка, а Робин, Хэлберт и Мач быстрым шагом добрались до города.

Рыцарь без малейших затруднений был проведен в покои лорда Фиц-Олвина, и вскоре он увидел грозного владельца замка.

Если бы барон увидел выходца с того света, и то он не испытал бы такого ужаса, как при виде этого красивого молодого человека, стоящего перед ним в позе, исполненной достоинства и гордости.

Барон бросил на своего слугу такой испепеляющий взгляд, что тот со всех ног кинулся бежать из комнаты.

— Я не ожидал вас увидеть, — сказал лорд Фиц-Олвин, переводя гневный взор на рыцаря.

— Возможно, милорд, но я явился.

— Это я вижу. К счастью для меня, вы нарушили слово: срок, который я вам назначил, истек вчера.

— Ваша светлость ошибается, я явился на милостиво назначенное вами свидание точно в указанное время.

— Мне трудно поверить вам на слово.

— Очень жаль, но вы поставите меня перед необходимостью вас к этому принудить. Мы по доброй воле приняли по отношению друг к другу определенные обязательства, и я вправе требовать выполнения ваших обещаний.

— Вы выполнили все условия договора?

— Выполнил. Их было три: я должен был вернуть себе свои поместья, иметь сто тысяч золотых и явиться к вам через семь лет просить руки леди Кристабель.

— И у вас действительно есть сто тысяч золотых? — с жадностью спросил барон.

— Да, милорд. Король Генрих вернул мне мои поместья и доходы от них со дня конфискации. Я богат и требую, чтобы завтра же вы отдали мне руку леди Кристабель.

— Завтра! — воскликнул барон. — Завтра? А если бы вы завтра сюда не явились, — добавил он мрачно, — наше соглашение было бы расторгнуто?

— Да; но послушайте меня, лорд Фиц-Олвин, я прошу вас выбросить из головы дьявольские замыслы, которые в ней зреют: я явился в назначенный час, и ничто на свете — не стоит и пытаться применить силу — ничто на свете не может заставить меня отказаться от той, которую я люблю. Если, отчаявшись во всех других средствах, вы решитесь прибегнуть к хитрости, я отомщу и, будьте уверены, отомщу жестоко. Мне известна одна ваша тайна, и я ее раскрою. Я жил при дворе короля Франции, и мне стали известны подробности одного дела, которое касается лично вас.

— Какого дела? — с беспокойством спросил барон.

— Сейчас не время пускаться в долгие объяснения по этому поводу: довольно будет вам знать, что я держу в памяти имена тех презренных англичан, которые предполагали отдать свою родину под иноземное иго. (Лорд Фиц-Олвин побледнел.) Сдержите обещание, которое вы мне дали, милорд, и я забуду, что вы повели себя подло и предательски по отношению к своему королю.

— Рыцарь, вы оскорбляете старика, — прервал его барон, принимая возмущенный вид.

— Я говорю правду, и ничего больше. Еще один отказ, милорд, еще одна ложь, еще одна увертка, и королю Англии будут представлены доказательства вашей преданности отечеству.

— Вам повезло, Аллан Клер, — как можно мягче сказал барон, — что Небо одарило меня спокойным и терпеливым нравом; если бы я был по природе своей гневлив и раздражителен, вы бы жестоко поплатились за вашу дерзость: я приказал бы бросить вас в крепостной ров.

— Такой поступок был бы чистым безумием, милорд, потому что он не спас бы вас от королевской мести.

— Ваша молодость служит извинением вашим дерзким речам, рыцарь; я проявлю снисходительность, хотя мне было бы просто наказать вас за них. Зачем же прибегать к угрозам, еще не зная, действительно ли я собираюсь отказать вам в руке своей дочери?

— Потому что я достоверно знаю о нашем намерении отдать руку леди Кристабель презренному и жалкому старику сэру Тристраму Голдсборо.

— Да неужели? Кто же, скажите на милость, этот болтливый дурак, поведавший вам такую дурацкую историю?

— Это не важно, весь город Ноттингем только и говорит, что о приготовлениях к этой богатой и смехотворной свадьбе.

— Я не могу отвечать, рыцарь, за все глупые и лживые слухи, которые обо мне распространяют.

— Значит, вы не обещали сэру Тристраму руку вашей дочери?

— Позвольте мне не отвечать на этот вопрос. До завтрашнего дня я волен в своих мыслях и желаниях; вот завтра уже воля ваша: приходите, и я полностью удовлетворю ваши требования. Прощайте, рыцарь Клер, — вставая, закончил старик, — я желаю вам всего доброго и прошу оставить меня одного.

— До счастливого свидания, барон Фиц-Олвин. И помните, что у дворянина только одно слово.

— Прекрасно, прекрасно, — проворчал старик, поворачиваясь к гостю спиной.

Аллан вышел из покоев барона с тяжелым сердцем. Он не мог не видеть, что старый лорд опять замышляет какую-то подлость. Его полный угрозы взгляд провожал рыцаря до порога комнаты; потом, не желая отвечать на последний поклон молодого человека, старик отошел к окну.

Как только Аллан вышел (он отправился на встречу с Робин Гудом), барон яростно зазвонил в колокольчик, стоявший на столе.

— Пришлите мне Черного Питера, — отрывисто сказал он вошедшему слуге.

— Сию минуту, милорд.

Через несколько минут солдат, которого вызвал Фиц-Олвин, уже стоял перед ним.