Синтраж. Том 1 (СИ) - "Гарсиа Икиру Сет" - Страница 58

— Марс Полий, — представляется одноухий посетитель.

— Фаррел, — отвечает взаимностью человек с синим оттенком кожи.

— Очень приятно, Фаррел, зови меня просто Марс. Ты же авинец, так? — с абсолютным отсутствием такта спрашивает Марс, видимо решив, что нет смысла церемониться после того, как он разрешил сесть подле себя.

— Так оно и есть, — доносится ответ, хотя губы авинца не двигаются.

— Холера, хоть и путешествую всё время, впервые вижу вашего брата, — признаётся незиец. — Синеватый оттенок кожи, странного цвета волосы, глаза без зрачков — всё как мне и рассказывали.

— Кто рассказывал? — не размыкая губ, спрашивает объект наблюдения.

— Да кто его знает, может в школе ещё рассказывали, а может так кто из знакомых. — Одноухий залпом допивает бокал и вытирает подбородок. — Так это правда, что вы слепы от рождения?

— Можно и так сказать, — Фаррел совершенно спокойно воспринял вопрос. — Но мы видим по-другому и чувствуем по-другому.

— Да, что-то такое припоминаю, вы и говорить то разучились, потому как между собой общаетесь только эмоциональными посылами. Эх, память моя память, что-то да помню.

— Да, говорить мы почти не можем, поэтому используем портативные блоки со встроенными динамиками, — авинец демонстративно кладёт на барную стойку небольшой кубик, воспроизводящий искусственный голос говорившего. — Благо наша способность психоуправления и технологии позволяют нам беспрепятственно общаться с другими людьми.

Марс заказывает очередной бокал сидра и говорит:

— Да, нет худа без добра. И какими же судьбами, ииик, позвольте спросить, достопочтенный оказался на этой станции?

— Вы хотите знать, что авинцу делать на турнире, если он всё равно ничего не видит?

— Я вовсе не это имел в виду… — уроженец государственного Дома Ида испугался, что обидел собеседника.

— Я знаю. Всё хорошо, не забывайте, что мы можем считывать эмоции других как свои собственные. Более того, если бы я разозлился — Вы бы почувствовали это в ту же секунду, — Фаррел и вправду не выглядит обиженным, а его портативный блок продолжает излагать мысли хозяина:

— И что касательно моего пребывания здесь — я тут по работе.

— И кем же Вы работаете, если не секрет?

— Не секрет, я один из инспекторов безопасности.

— Ааааааа, — кажется, собеседник не понял.

— Проверяю, соблюдаются ли все меры предосторожности для защиты посетителей «Ребелентиса».

— А! Ну и как, соблюдаются?

— Пока что меня всё устраивало: за всё время, я не ощутил никаких настораживающих эмоций. А охраны, скажу я Вам, даже больше, чем предполагала лига прав человека. Вы не поверите, но один из снайперов-охранников — мой соотечественник!

— Но…

— Вот именно! Незнающий человек решит, что это абсурд: как представитель слепой расы может быть хорошим стрелком. Но мы то знаем, мы знаем, что если наше видение мира сравнивать с сонаром, то надо обладать необычайно мощным восприятием, чтобы стать авинцем-стрелком. Необычайный талант!

Марс, не зная, что и сказать, просто молча потягивает напиток. Неловкое молчание опускается на барную стойку, пока уроженец Дома Авин не решает нарушить тишину:

— Как там турнир проходит? Четвертьфинальные поединки уже закончились?

— Да-да, — подхватывает интересную ему тему незиец, — как раз крутят повторы. Я сейчас отмотаю на начало первого боя.

— Будьте любезны, опишите происходящее на ринге.

— Значится так, в четвертьфинал вышли следующие участники: Фин Лехц, Кун Антис, «Паук» Сезаул, Ума Алактум, Ален Бур, палач Исаборо, Холи Грин, Трэвис Зокий. В первом поединке сражались Ума Алактум и Кун Антис.

— Помню, помню, интересный, наверное, был поединок.

— Правила были следующие: участники сражались на мини-ринге диаметром десять метров, а платформа в это время кружилась и кренилась с целью сбросить участников с себя. Победителем стал тот, кто продержался на ринге дольше.

— Только не забегайте вперёд: мне бы хотелось услышать описание боя с самого начала.

— Эх, да, конечно, Кун Антис, который хантер, опять сражался своими кривыми мечами, а Ума Алактум, который монах, при таких условиях боя не стал пользоваться мечом…

***

За четыре часа до этого

Кросс-хантер бросился на монаха одновременно с сигналом. Улыбка ещё не успела сойти с лица юноши, когда серповидный клинок добрался до плоти врага. Кровь окропила ринг. Зритель, сливаясь в единый безудержный организм, что-то закричал. За первым ударом последовал второй, третий и четвёртый. Клинки рассекали монашескую рубу, кожу и напряжённые мышцы. После пятого удара Ума упал.

012

«Да, я в любом случае не стал бы убивать Иолу. Хотя мне безмерно хотелось убить его за временную атмосферу дружбы, что он мне навязал. Искусственно созданная симпатия в ходе диалога достойного журнала девушки-подростка на какое-то время избавит нас от предательских мыслей. Мы даже будем доверять друг другу, даже доверять свои жизни. Ужас. Совершенно не комфортно. Если подумать, доверие не логично по своей структуре, даже само слово происходит от слова «вера». Не люблю это слово. Не люблю говорить о вере. Тем более о вере людей.

Зачем подвергать себя изначально провальному занятию: верить в кого-то? Заметь, я говорю не о чём-то. Я беру на рассмотрение исключительно человека. В конечном итоге люди разочаровываются друг в друге и продолжают это делать. И всё по одной причине — люди слабы. Это факт. И факт этот должен стать отправной точкой в восприятии мира и других людей.

Да ладно, я не назло тебе это говорю. Я знаю, что ты одно из самых светлых созданий этого мира. И да, тебе я тоже не доверяю. И нет, я не ненавижу людей. Противоречие? Только не в моём больном мозгу.

Ненависть — это эмоция. Слишком близкая к привычному пониманию определения любви. А я тут сопли разводить не собираюсь.

О чём это я? Ах да, люди слабы. Слабы умом, раз продолжают доверять и верить. Слабы духом, раз продолжают разочаровывать. Слабы телом, раз неспособны свои мерзкие жажды возвести в ранг нормы. Но это не плохо. Это просто есть. Слабость человека и есть норма. Понимая, что все люди никто и ничто по определению, существование становится гораздо проще. И гораздо интересней. Я не разочаруюсь ни в ком, потому что я никем и не очаровывался. Меня никто не предаст, потому что я всегда этого ожидаю. И это не значит, что я по-своему не люблю людей или разочаровался в мире. Смотри шире, моя королева. Я люблю их слабости, потому что их можно высмеять. Я буду счастлив, когда меня предадут, потому что предательство — один из лучших сюжетных моментов любого произведения. И завершающая метафора о том, что люди — не огранённые драгоценные камни, позволяет мне их шлифовать. Шлифовать людей, утоляя мой садизм и делая их сильнее. Шлифовать до тех пор, пока я не смогу их полюбить. Ох, да, а потом даже убить, чтобы испытать ту бесконечную боль от потери любимого человека…

…Эм, я увлёкся… Ты ничего не слышала. Нет, я серьёзно, я ничего не говорил…

Как прошёл бой с Куном? Хм. Ох уж этот недоделанный хантер. У меня нет однозначного ответа. Хотя результаты ты всегда можешь узнать в вирте… Скажем так: я не удовлетворён нашим поединком, но это ещё не конец…

Что я задумал? Не важно… Ладно, важно. Но тебе этого знать не захочется. Потому что тебе это не понравится. Лучше вернёмся к моему повествованию…»

***

Удары сверху, снизу, справа, слева. Манекены продолжали безжалостно атаковать ученика, вынуждая того доводить свою защиту до автоматизма. Было больно, страшно и тяжело. Каждый месяц лабиринт манекенов усложнялся — всё чаще приходилось полагаться на удачу. И как бы не повышали мораль обещания наставника о том, что по завершении всего курса в защите паренька не останется дыр — страх всегда брал верх. В этом и был главный урок. Со слов учителя, конечно. Урок о контроле, о подчинении страха и использовании его. Что ж, пока что в подчинении находился только ученик.