Внуки красного атамана - Коркищенко Алексей Абрамович - Страница 21

- Ясно все.

- Нешто немцы пойдут войной на нас! - ужаснулась Панёта.

- Пускай пойдут - но пасаран[6]! - воскликнул Егор. - Японцев били? Били. Финнов били? Били. И фашистам по соплям дадим!

- Дать дадим, - согласился Миня, - но фашисты уже всю Европу заняли, силов поднакопили.

Миня верно разгадал письмо сына, написанное из пограничного города. Через несколько дней по улицам станицы Ольховской промчались всадники с красными флажками на пиках. Началась война с фашистской Германией.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая

Много перемен произошло за год в станице Ольховской. Война забрала большую часть мужского населения: лучших трактористов и комбайнеров, молодых и сильных парней, тех, кто выполнял самые тяжелые и сложные колхозные работы. Ушел на фронт и председатель колхоза, кадровый танкист - добился все-таки своего! его должность занял Тимофей Табунщиков, инвалид финской войны. Бригадиром поставили Михаила Ермолаевича.

В феврале сорок второго года, когда наши с трудом сдерживали немцев по реке Миусу, были мобилизованы и пожилые станичники. С ними отправили и Афоню Савоненкова. Он долго находился под следствием. На суде его оправдали. Свидетели подтвердили, что выстрелы из нагана прозвучали первыми, потом ружейные. Следовательно, была принята версия, что Афоня убил Осикору, защищаясь, уже будучи раненным. Работники милиции обшарили острова в гиблых низах, но никакого золота и драгоценностей не нашли.

А весной Егор, Гриня и Даша проводили на фронт агронома Уманского. Вместе с ними он последний" раз побывал в Голубой впадине на поле "арнаутки", оно уже было большое - двадцать гектаров. Раскущенная зелень была сочной, сытой. Грустно смотрел Уманский на поле. Произнес тихо:

- Скоро пшеничка выбросит зеленые флаги и заколосится. Доведется ли мне снова побывать здесь?..

Затем они сходили к делянкам озимой пшеницы. Их было четыре. У каждой стояли таблички с номерами. Он сказал:

- Над гибридами озимой пшеницы надо еще работать, но в этом году нам не удастся скрестить их... Жаль, пропадет год!

- Может быть, это сделает ваша жена? Мы бы помогли ей! - заверила Даша.

- Увы, друзья мои!.. Уезжает Анна Павловна... В Ленинграде погибли ее родители. Младшую сестренку и братишку ее эвакуировали куда-то на Урал. Анна Павловна хочет разыскать их и быть вместе с ними. - Уманский обнял ребят. Други мои кудрявые, завещаю вам свою пшеничку, передаю в наследство! Не дайте ей пропасть, в случае чего... Как только созреет, возьмите ножницы и срежьте колосья. С каждой делянки в отдельный мешок. И номера напишите на мешках те же самые, что и на табличках, чтоб не перепутать гибриды. Спрячьте надежно. И когда я вернусь... А если не вернусь, то кто-нибудь из вас потом скрестит эти гибриды, по моей схеме. Я вам оставлю все свои записки, книги, вещи разные не брать же мне их с собой на фронт... Анна Павловна тоже налегке уезжает. Куда ей с чемоданами таскаться в такое время...

Они выполнили его поручение. Все сделали так, как он наказывал. Пронумеровали мешки с колосьями и в один из них вложили записки агронома и схему гибридизации. Спрятали мешки на чердаке Дашиного дома - повесили на стропилах, чтобы мыши не достали.

Егор и Гриня закончили семилетку на удивление всем: с пятерками и без троек. И что самое удивительное - успешно сдали экзамен по немецкому языку. Егор четверку получил, а Гриня уверенно отхватил пятерку, обогнал он тут своего самолюбивого друга. А что было тому поделать, если у Грини оказалось больше тямы к иностранным языкам!.. Все удивлялись их успехам в последнем, седьмом классе, и никто не догадывался, даже Даша, о том, что задумали Егор и Гриня. Еще в самом начале войны они дали друг другу клятву закончить семилетку на "отлично" и "хорошо", серьезно овладеть немецким языком и добиться, чтобы их направили в школу разведчиков.

Они побывали в военкомате тайно от всех, пробились к комиссару, показали ему свидетельства об окончании семилетки и, напирая на то, что у них высокие оценки по немецкому языку, решительно потребовали, чтобы их направили в школу разведчиков. Комиссар записал их имена, наказал терпеливо ждать своего часа. Они продолжали вдвоем осваивать немецкий язык, надеясь, что их скоро вызовут.

Фронт был совсем близко. Целый год он стоял за Ростовом и Шахтами по реке Миусу. Самолеты прилетали бомбить районную станицу Старозаветинскую через каждые два дня. Темной ночью диверсант навел их ракетами на огромный элеватор, полный зерна. Хлеб горел несколько суток. Потом разбомбили МТС, баню и мост через Донец. За диверсантом гонялись, но он был неуловим. Шел разговор, что диверсант мог быть из местных: он, видно, хорошо знал потаенные места, где можно было надежно укрыться от погони.

А на колхозных полях шла жатва. Хлеб уродился на славу.

Егор и Гриня в эти дни от зари до зари работали на соломокопнителе комбайна. С ног валились от усталости, но гордость и мужское достоинство не позволяли им попроситься на более легкую работу.

После обеда случилась авария. Что-то железное влетело в нутро комбайна, и он выплюнул зубья барабана и сегменты разбитых шестеренок. К застывшему посреди загонки комбайну прискакал Михаил Ермолаевич. На нем были военная гимнастерка и галифе из диагонали защитного цвета. На груди сияли ордена боевого и Трудового Красного Знамени. Он недавно побывал в районной станице Старозаветинской, говорил с военкомом, просился на фронт, а вернулся военным уполномоченным по заготовке хлеба.

Бригадир посмотрел в развороченное нутро комбайна, крепко ругнулся и сказал, что в данном случае действовала вражеская рука. И он не ошибся. Пока механики ремонтировали барабан и заменяли шестеренки, Миня нашел в соломе кусок стальной трубы, насаженной на деревянную палочку. Палочку срезало косой хедера, и труба вплыла вместе с колосьями по ленточному транспортеру под барабан.

- Хитро придумал, вражина, - сказал Михаил Ермолаевич.

Стараясь наверстать время, потраченное на ремонт комбайна, он заставил работать уборочный агрегат до полуночи.

Егор вернулся домой едва живой - так устал. Выпив кружку молока, лег на верстак под грушей. Миня и Панёта сидели у кухоньки, о чем-то тихо разговаривали. Егору не спалось, несмотря на смертельную усталость.

С улицы донесся скок коня. Он умолк у их двора. Послышался знакомый, басистый, с хрипотцой, голос:

- Михаил Ермолаевич дома?

- Дома, - отозвался Миня. - Заходи, Иван Павлович. Это был полковник Агибалов, командир стрелкового полка, который окопался в степи над шляхом и у переправы через Донец. Полковник Агибалов в гражданскую войну воевал с Миней в одной дивизии.

- Михаил Ермолаевич, наши сдали Ростов, - глухо сказал он.

- Вот так-то... Дожились... Куда же дальше драпать? - непривычно медленно проговорил Миня, хватаясь за голову. Егор лежал навзничь на верстаке, темное небо всей толщиной словно навалилось на него, и он почувствовал себя раздавленным, как лягушка на дороге, которую переехало телегой. Дед и полковник сидели около кухоньки за столом, пили крепкое домашнее вино, негромко переговаривались.

- Каково, ты думаешь, мне было получить извещение:

"Ваш сын пропал без вести"? - с горечью сказал Миня.

- Ну что ты, Михаил Ермолаевич! На войне всяко может статься. Не теряй надежды, - успокаивал Агибалов.

- Писал он, понимаешь ли, перед самой войной, мол, приедет жена с маленькой дочкой, да вот уже год, считай, прошел с тех пор, а нет их, не приехали...

- Может, они и ехали, да не приехали, а может, и остались на оккупированной территории. Да, все хотел у тебя спросить, что это за старик с парнишкой капканы ставит вблизи наших позиций? С бойцами заговаривает, табаком угощает. Сутулый такой.

- Кто же это может быть? - недоумевал Миня.

- Масюта это с Витолей, - подал голос Егор.

- Как бы этот холуй не поставил капкан на твои позиции, - сказал Миня. - О его сыне, Пауле, раньше говорили, мол, погиб, а теперь разговор по станице пошел - жив он, в Германии, в эмиграции околачивался. Так что, ежели Масюта еще появится около ваших позиций, шлепните его - и баста! Значит, вынюхивает что-то, старый пес.