Вернувшийся к рассвету (СИ) - Ясный Дмитрий - Страница 21

И вот о таком же мальчишке он должен будет докладывать этой сволочи в погонах? Нет, он не будет! Или будет? Светка со свету сживёт из-за очереди, про Гульнару ей уже рассказали доброжелатели. Но и это не смертельно, а вот самиздатовская перепечатка.... Это конец всей его жизни, уголовный срок, лет пять, точно. Кто рассказал, кто предал? Сергеич? А какая сейчас разница!

Олег улыбнулся сопливому дежурному и, распрямившись, твёрдо вскинул руку пред лицом, чётко отдавая салют.

Я буду звонить вам, товарищ капитан, буду. Но вот только услышите ли вы от меня то, что хотите?

Глава пятая.

Я сидел на кровати, подобрав под себя ноги и наблюдая за суетящимися по палате моими будущими, возможно, приятелями, друзьями или врагами и переваривал впечатления от увиденного. Занимался этим тщательно и не торопясь. За простыней, пододеяльником, наволочкой и куском ткани, лишь по недоразумению зовущимся полотенцем, я не пошел - всё с собой привёз. Ненавижу серые, плохо выстиранные тряпки с фиолетовыми штампами в уголках и ткань в клеточку, первый бритвенный прибор всего советского юношества. Или новые, белые, но накрахмаленные до жестяной твёрдости, усладу индийских йогов. Сами на этом спите и этим вытирайтесь. Достаточно того, что я не развернулся и не уселся обратно в громыхающее чудовище под названием автобус, узрев ровные ряды унылых бараков выкрашенных шаровой краской с окнами веранд, напоминающими заклеенные газетными полосками окна городов времён Второй мировой. Центральная, закатанная в серо-чёрный асфальт аллея. Асфальт её неровный, с трещинами, расчерчен белыми полосами с цифрами и украшен двумя лаконичными надписями - старт и финиш. Лобное место с трибуной, деревянным значком пионерии на её лицевой стороне и покрашенным серебрянкой флагштоком навевало смутное ощущение неприязни. Неприкаянные души пионеров, 'казнимых' на общей линейке, изливали негатив?

Нет, так-то в этом 'Ленинце' всё именно то, что и было во всех пионерских лагерях сотню лет назад. Вездесущая акация, пыльные аллейки, качели из металлических труб, утоптанное до плотности бетона футбольное поле, деревянный столб с толстыми канатами, что прикреплены к вращающейся штуковине наверху, гипсовые статуи горнистов и барабанщиков, но вот глаза смотрящего.... Не те это нынче глаза, другие. И вся эта казарменная убогость лагеря меня просто угнетала и загоняла в депрессию.

Где восторженное ощущение ждущего тебя праздника, всепоглощающий азарт при участии в вымученных в ночных бдениях методистами спортивных состязаний? Где дрожание поджилок тела при опасливом преодолении забора лагеря и кружащаяся от радости голова, когда ты бежишь куда-то вместе со всеми? Неважно куда, главное - вместе! Нет этого. Зато есть подъём и отбой по расписанию, обязательное участие в 'Весёлых стартах' и разных конкурсах 'Умелые руки', 'Юный мастер' и прочих. Монотонное разучивание отвратительно рифмованных речёвок.

'Кто шагает дружно в ряд? Пионерии отряд! Кто идет? Мы идем! Куда идем? В столовую!'.

Звонко, громко, с чувством, что бы проснулись повара и заняли со вздохом свои места согласно боевому расписанию. Строем в столовую, строем обратно, заиленная деревянная купальня, всеми ненавидимый 'тихий час', обгрызенные шахматные фигурки, теннисные ракетки с остатками резины на плоскостях и мятые пластмассовые шарики с зелёными и красными иероглифами на белых боках. И всё это мне предстоит вкушать полной мерой ровно три месяца подряд. Правда, будет выезд на побывку домой, ненадолго, но потом-то снова сюда. Начинаешь понимать заключённых, выведенных на режим раздельного нахождения в тюрьме, что при оставшемся сроке в полгода вдруг на всё плюют и ударяются в бега. Тяжело возвращаться в неволю со свободы, идёшь туда и впечатление, словно сам себя душишь.

Чёрт, а правильное ли решение принято мной, спрашивал я себя в сотый раз и всё не находил ответа. Одна моя часть радовалась и беззаботно глядела на мир, купаясь в энергии исходящей от этих мелких электровеников в кедах, сандалиях и парусиновых туфлях. А вот другая половина..... Грустила и унывала, что ли? Так и не разобравшись со своим состоянием, я вздохнул и расстегнул молнию на своей сумке. Буду застилаться.

Нехорошую тишину за спиной я почувствовал сразу. Не то, что всё вдруг затихло, все сразу замолчали и пробирающиеся по своим делам вдруг овладели искусством беззвучного передвижения американских индейцев, нет. Тишина была только в нашей палате, за моей спиной. Впрочем, этого следовало ожидать.

Я повернулся и обвёл взглядом затихших сверстников. Итак, кто у нас тут вожак и индуктор процесса нивелирования всех выделяющихся? Ага, вот он.

Крепкий, коренастый, майка со значком 'Динамо' на груди обтягивает широкий корпус, плечи выдвинуты вперёд, руки по привычке полусогнуты. Скорее всего, борец-вольник. В себе уверен, смотрит с некоторой ленцой и возле него уже начинают виться двуногие прилипалы, но вот сам он на хищную акулу не тянет - взгляд пустоват и сам слишком сильный. Ну, а сила, она вначале уму, а потом владельцу ума - могила.

-Эй, слышь, а чё ты простыни, как все, не стал брать?

Ну, вот и причина отторжения, коллективно бессознательная.

-Простыни? Вот эти?

Я приподнимаю на соседней койке за край ткань со стойким запахом прачечной. В моё время стоило сказать, что у меня аллергия на стиральный порошок и вопрос бы снялся в долю мига, но вот нынешние дети с этим понятием не знакомы. Они и слова-то такого не слышали. Поэтому я продолжаю медленно тащить на себя простыню с кровати, одновременно складывая её гармошкой, а потом, когда чувствую, что на большее сил не хватит, рву её пополам.

Сухой треск рвущейся ткани заставляет сгустившееся вокруг меня облако неприязни отпрянуть в сторону и, закрепляя успех, я делаю шаг вперёд и громко вопрошаю претендента на лидерство, суя ему в руки кусок ткани:

-Разве это простынь? Говно это, а не простынь! - и, не давая ему успеть переоценить ситуацию, продолжаю развивать достигнутый успех - Слушай, а у тебя открывалка или нож перочинный есть?

-Э... Тебе зачем?!

-Компот абрикосовый открыть. Очень вкусный.

Я отворачиваюсь на долю секунды и тут же возвращаю голову назад, ловя глаза крепыша в ловушку своего взгляда:

-Сам, кстати, будешь?

И как финальный штрих несостоявшегося батального полотна - протянутая ладонь и голос, на полтона ниже:

-Меня зовут Дима Олин. А тебя?

Вот и всё. Чистая победа. Никакого нейропрограмирования, разных хитрых вербальных жестов вроде открытых ладоней, поз дружелюбия и вечно счастливого взгляда дауна в переносицу собеседника. Удивил, сбил акцент внимания с себя на несчастного владельца разорванной простыни, поставил противника перед выбором и тотчас же предложил вкусную халявку. И мгновенно у нас образовались мир, дружба, абрикосовый компот. Ну и маленький плюс для моего морального облика - никто не валяется под кроватью без сознания. А то последнее время как-то всё однообразно у меня все конфликты разруливать получается, без дипломатических штучек, без выдумки. Путь же насилия - путь отнюдь не в тупик, а к власти. Но здесь власть мне нужна, как собаке заряженный пистолет - я ведь сюда отдыхать приехал, а не подчинять всех и вся. Я лучше дружить буду. Ну, по крайне мере попытаюсь.

Заплаканную Васнецову Марина нашла в библиотечной беседке. Заведующая лагерной библиотекой ещё не приехала из города, задержалась, дожидаясь, когда ей соберут методички и подшивки журналов и ключ висел на стене в комнате вожатых в свободном доступе.

-Ну, так и знала, что ты здесь!

Марина уселась напротив Васнецовой, критически осмотрев заплаканную мордашку подруги, чуть поколебавшись, протянула ей носовой платок:

-На, подруга, вытрись, а то выглядишь как наш Семёныч после получки - глаза красные, физиономия опухшая. Только от него духами не пахнет.