Hospital for Souls (СИ) - "Анна Элис" - Страница 6

Проблема лишь в том, что его невозможно изуродовать. Даже с разодранным лицом он выглядит лучше всех этих лидеров, возомнивших себя богами. Чонгука красит не внешность, а поступки: он до абсурдного груб и не следит за языком, однако всегда, пусть и поворчав немного, но помогает. Он не бежит на обидчика с кулаками, как Юнги, не лезет на рожон, не пытается строить из себя супергероя – все его действия осмысленны, не под влиянием эмоций или обстоятельств, но это и делает его взрослым рассудительным человеком, которого невозможно морально уничтожить.

И пусть он молчит девяносто пять процентов времени, пусть всем видом своим показывает, что к нему не стоит привязываться, он тем не менее всегда находится рядом. Избивают их с Юнги вместе, зализывают раны они вместе, переживают боль тоже вместе. Юнги не помнит и дня, чтобы Чонгук не зашёл в их место и не выкурил сигарету, стоя в паре шагов от него. Иногда ему думается, что Чонгуку необходимы эти встречи с парой-тройкой минут наедине, или что он скучает, или просто присматривает. Либо так только кажется. Возможно, он проецирует на Чонгука свои желания, ведь непонятно когда, но тот успел стать важным и нужным, и без него в этом туалете, да и в жизни – тоже, Юнги делать попросту нечего.

На потолке есть патрон, в который, чисто теоретически, можно было бы вставить лампочку; Юнги смотрит на него, поджав губы, и размышляет над тем, что совсем не хочется, чтобы здесь когда-нибудь появился свет. С ним, конечно, было бы удобнее смотреть в зеркало, стирать с себя кровь и промывать глубокие раны, но тогда и Чонгук видел бы, что Юнги пристально разглядывает его временами. Например, когда он в очередной раз затягивается. Чонгук всегда смотрит в пол, когда курит, и выглядит при этом таким опечаленным, задумчивым, будто мысленно находится в другом месте и в другой компании. И не нужно быть умником, чтобы понять, что Чонгуку осточертела такая жизнь, что он устал здесь прятаться, но Юнги ничем не может ему помочь, разве что порадовать своим уходом. Но тогда ему самому будет плохо, а идти на такое обдуманно он не намерен.

Пары почти закончились – прошло уже несколько часов с того момента, когда они с Чонгуком виделись в столовой, – и Юнги, не замечая, как прижимает к себе толстовку всё сильнее, немного нервно ёрзает на месте, чувствуя не то обиду, не то сожаление. Он хотел рассказать про Тэхёна, поделиться своими мыслями, вновь выслушать игнор и принять, наконец, ситуацию. Ведь Чонгук – хороший слушатель, который не встревает со своими нравоучениями и советами; по большей части ему всё равно, о чём Юнги толкует, но он всегда остаётся до конца, позволяя ему отпустить то, что гложет, и забирая часть переживаний себе, а потом просто уходит, ничего не сказав и ничего не попросив взамен. Чонгук хочет казаться человеком, которому Юнги безразличен, но факты твердят обратное – он рядом, что бы ни случилось, и помощь его искренняя. Юнги уверен, что тот приходит не потому, что ему самому плохо, а потому, что он не может оставить его, Юнги, одного.

Для всех нас одинаково верно, что невозможно выжить в одиночку, вспоминает Юнги, опуская взгляд на толстовку, которая изрядно смялась в беспокойных руках. И, подняв глаза на окно и увидев сквозь просвет потемневшее небо, понимает, что сегодняшний день стал единственным за прошедшие четыре года, когда Чонгук к нему не пришёл.

========== Part 4 ==========

После шестого удара по рёбрам боль уже не ощущается ни в мышцах, ни в лёгких. Юнги лежит на спине, вглядываясь в закрытое тучами небо, и впервые в своей жизни думает, что сопротивляться не стоит. Они дерутся один на один; Намджун в маске, за которой не разглядеть лица, и мешковатой одежде, но Юнги хватает одного взгляда, чтобы понять, что он – именно тот, кто каждый раз добивает его окончательно. Все уходят, когда Чонгук, валяясь на асфальте, сгибается пополам и дышит через раз, потому что по-другому не может, а Юнги, изувеченный, скорее, морально, находится на грани потери сознания. Все смеются, радуясь, что сломать двух людей получилось искусно, и растворяются в воздухе за несколько секунд, и только Намджун всегда до конца остаётся. Чтобы самоутвердиться, наверное, унизив того, кто и так уже проиграл. Но сегодня, как ни странно, он пришёл один, и действовал тоже в одиночку. Намджун никогда не принимал участие в основной части программы, никогда не махал кулаками – наблюдал, по большому счёту, со стороны, а потом ставил красивую точку. Но сейчас он будто с цепи сорвался и решил выместить всё, что накопилось за последние годы.

Юнги не хочет знать, почему именно здесь – во дворе Чонгука. Почему именно в это время, когда тот должен вернуться домой с подработки. Почему каждый удар Намджуна прицельный, в самое больное место, а каждый взгляд – прямо в глаза, и холодный до жути, почему он толкнул в траву, когда мог на асфальт, и почему даёт время отдышаться и немного собраться. Юнги не понимает буквально ничего и, пытаясь хоть немного сосредоточиться, чертит мысленно план «Как убраться отсюда подальше». Беда в том, что стоит только привстать на локти, как вмиг прилетает ногой по рёбрам – Намджун, словно обезумевший, веселится от души, пиная его со всей силы, и не может остановиться. Он вновь втаптывает в грязь и делает это поразительно талантливо: у Юнги нет ни шанса, ни возможности на то, чтобы дать ему отпор.

— Зря стараешься, — тихо ухмыляется Юнги, прикрыв глаза. — Ему плевать на меня.

Все до одной раны, царапины, каждая подсохшая на лице капля крови и глубокая трещина на душе – не иначе, как представление для Чонгука. И это абсурд в чистом виде: Юнги уверен, что Чонгуку нет до него никакого дела и никогда не будет. В чём тогда, спрашивается, смысл устраивать перед ним это шоу? Чонгук не полезет драться. Он себя-то никогда не защищает, какая речь вообще может идти о Юнги? Они же, как он любит повторять, не друзья и никогда ими не станут. Их ничего, кроме личной драмы, не связывает.

— А тебе на него? — Намджун присаживается на корточки и начинает перебирать его волосы. — Тебе, Юнги, плевать?

В его голосе отчётливо слышится насмешка, и Юнги, почувствовав мягкое прикосновение к своему лбу, внезапно осознаёт, что ошибся. Внезапно, но достаточно поздно – как раз в тот момент, когда боковым зрением улавливает свет от фар, а вслед за ним слышит звук захлопнувшейся дверцы. Юнги молится про себя, что Чонгук за него не заступится, что уйдёт домой, не заметив яркую макушку среди не менее яркой травы, что ему важнее собственная безопасность и не нужны проблемы с лидером элиты. Чонгук ведь рассудительный, умный, он не станет действовать на эмоциях. Юнги никто для него, чтобы сражаться за них и жертвовать ради этого всем. У него и так почти ничего не осталось.

Юнги решает покрепче зажмурить глаза и прикинуться мёртвым. Их с Чонгуком связь очень тонкая и слабая для того, чтобы переживать, во что выльется этот вечер, но Юнги не может прекратить. У него не выходит представить, что Чонгук сейчас чувствует, смотря на него, побитого и валяющегося на земле, как и не выходит взять волю в кулак и громко крикнуть ему «Уходи, чёрт возьми». Ведь неизвестно, от чего потом будет хуже: от того, что Чонгук пошлёт их обоих и пройдёт мимо, или от того, что он не оставит. Они оба догадываются, для чего весь этот спектакль, и оба знают, что это хоть и достаточно изощрённая, но проверка. Юнги должен улечься тут полумёртвым, а Чонгук должен выбрать, кому окончательно испортить жизнь – себе, в перспективе откликнувшемуся на вызов Намджуна, или Юнги, которого он может бросить здесь навсегда.

Но Чонгук почему-то не спешит делать ни то, ни другое – Юнги видит это, потому что всё же нашёл в себе смелость открыть глаза и поднять на него взгляд. Тот просто стоит за спиной сидящего на корточках Намджуна, не прекращающего наматывать на палец синие пряди, и смотрит на Юнги в ответ. И, возможно, при других обстоятельствах Юнги скинул бы намджунову руку со своего лица и разозлил бы его до чёртиков. Возможно, даже позволил бы нанести последний удар, после которого всё бы закончилось. Но не на глазах у Чонгука, не сейчас, когда он рядом. Юнги неожиданно чувствует, что может вынести всё, если Чонгук близко, чувствует прилив сил и как нарастает агрессия на Намджуна, перед которым он сдался. Чувствует, что пока Чонгук здесь и не отходит от него ни на шаг, они могут выиграть в игре Намджуна. Вместе. Это «вместе» странно звучит даже в мыслях, это видится глобальной катастрофой, которой всё человечество заденет, однако Юнги не может перестать передавать Чонгуку взглядом, что если тот никуда не уйдёт, они смогут справиться со всем. В том числе и с Намджуном. Но Чонгук, по всей видимости, твёрдо уверен в обратном, потому что продолжает стоять, не шевелясь, и взаимно смотреть на него с сожалением.