Там, где рождаются молнии
(Очерки) - Грязнов Евгений Николаевич - Страница 15

Пальцы Алексея Ивановича нервно дрожали. Чувствовалось: он весь в плену давно пережитого. Затянувшись дымком сигареты, полковник продолжал:

— Очнулся уже в медсанбате. Спрашиваю: «Кто вынес?» А врач говорит, что фамилии точно не помнит: не то Лето, не то Весна. Мол, худощавый такой, шутки шутит все время. Тогда я понял: это — мой ершистый знакомец Иван Зима.

— Зима? — удивленно переспросил я.

— Он самый. Отец старшего лейтенанта Зимы, — улыбнулся полковник, и я сразу же вспомнил, что командир дивизиона иногда называет моего сослуживца Иваном Ивановичем. — Ну ладно, давай, брат, спать, — закончил полковник.

Но выспаться в эту ночь мне не удалось. А ведь какой сон приснился! Будто приехала ко мне Любаша и сидим мы, офицеры дивизиона, а с нами и Алексей Иванович, за праздничным столом. Волосы у Любы распущены по плечам, а в глазах столько сини — аж дух захватывает. И все кричат «горько». А громче всех Иван Зима. Я тянусь губами к Любе, она ко мне…

И вдруг все исчезает. Что-то заставляет меня открыть глаза. Слышу — сирена, а голос из динамика, висевшего на стене, монотонно повторяет: «Готовность номер один… Готовность номер один…»

Мигом вскакиваю. Щелкаю выключателем. Койка Алексея Ивановича аккуратно заправлена, будто он и не спал вовсе. На ходу одеваясь, бегу на станцию.

И вот я в кабине.

Командир дивизиона почему-то находится не там, где всегда, не за выносным индикатором, а рядом. На рабочем месте майора старший лейтенант Зима. Увидев меня, подмигивает: держись, мол. Ага, понятно, он сейчас в роли стреляющего.

А вот и Алексей Иванович. В его руках — секундомер. Кресло офицера наведения пустует.

— Займите свое место, — глядя на это кресло, приказывает мне командир.

— Внимание! Начать контроль функционирования, — тут же слышу голос Зимы.

Полковник утопил кнопку секундомера — все пришло в движение.

Теперь командую я. Подношу микрофон к губам и отдаю приказания. Стараюсь делать все именно так, как на обычных тренировках это делал Иван. Сейчас мне кажется, что и голос у меня такой же хрипловатый, как у него. Теперь на объектах, дальних и ближних, все внимание только к этим командам.

Операторы понимают меня с полуслова. После каждой команды — мгновенный доклад. Одновременно вспыхивают и гаснут световые табло. Загораются крохотные лампочки, сигнализирующие об исправности блоков станции.

Аппаратура исправна. Проверяющий записывает время. А из динамиков уже доносится:

— Внимание! На дивизион на разных высотах идет группа целей.

— Дивизион, к бою! — приказывает Зима.

Внимательно слежу за экраном. Сейчас весь мир для меня в этом отливающем зеленым светом квадрате.

Цель! Молодцы операторы! Сейчас главное — не дать вырваться отметке из перекрестия. Что нужно сделать? Вспомнил — усилить сигнал. Ага, вот она — ручка компенсации. Но что это? Плывет импульс. «Возьми себя в руки, Сергей, — твержу я. — Сейчас „противник“ будет маневрировать. Не упусти этот момент».

В кабине жарко. Рукавом вытираю пот на лбу. А вот и то, что я ждал, что сумел предвидеть.

— Цель маневрирует, — произношу в микрофон.

Операторы плавно довертывают штурвалы, теперь «противнику» не вырваться из перекрестия. Еще мгновение — и я нажимаю кнопку пуска…

Грохота стартовавшей ракеты не слышно. Цель условная. Но на экране видно, как несется к верхнему срезу экранов малюсенькая «пачка» импульсов. Это — ракета. Она стремительно сближается с целью. Вспышка! Попали в самое «яблочко»!

Да, трудная выдалась ночка. Было уже совсем светло, когда командир дивизиона построил ракетчиков. Глядя на усталого майора, я вдруг подумал: «Если нам было нелегко, то каково же ему? Ведь он в боевой работе не участвовал, а потому не мог, не имел права вмешаться, подсказать своим подчиненным».

— Спасибо, товарищ майор. — Алексей Иванович на наших глазах обнял командира. И, повернувшись к нам, объявил благодарность.

В этот день нам разрешили отдохнуть. Заснул я сразу, едва коснулся подушки.

Перед обедом меня разбудил Зима.

— Держи, поэт, телеграмму. Любаша уже, наверное, над пустыней парит, на крыльях любви. А это тебе за ночную работу. Блеснув ослепительно белыми зубами, он вытащил из-за спины букет роз. Я узнал их сразу — «Снегурочка». А вот откуда узнал он, что я стихи пишу, до сих пор не пойму.

СПАСИБО ВАМ, ТОВАРИЩ ПРАПОРЩИК

На отдаленной «точке», где служит прапорщик Слетин, в любую пору по солончаковым раздольям носятся ветры — то студеные, то прокаленные жарким солнцем. Но боевую вахту воины-локаторщики несут всегда бдительно. Трудности им нипочем. А в канун каждого праздника, когда приходит немало поздравительных открыток, писем, телеграмм, — это большая радость для всех. Особенно — для коммуниста прапорщика Слетина. Еще бы — пишут-то бывшие его подчиненные. Одни из поздравлений начинаются словами: «Спасибо вам, товарищ прапорщик». Другие: «Благодарю вас, Владимир Яковлевич…»

В словах благодарности, присланных сюда, в отдаленную роту, из различных уголков страны — не просто обыкновенная дань вежливости. Это оценка большого труда, вложенного коммунистом Слетиным в воспитание своих подчиненных.

Говорят, большое видится на расстоянии. И правильно. Когда твой наставник рядом, ты порой не придаешь значения тому, сколько он тратит усилий, как часто прихватывает и часть своего свободного времени для тебя, для того, чтобы ты стал достойным защитником Родины. А вот разошлись пути-дороги, и ты начинаешь глубже сознавать, что значил армейский учитель для тебя в жизни. Вспомнишь его и тогда, когда праздник, и уж наверняка припомнишь его совет в трудную минуту.

«Армия для меня стала не только школой боевой выучки, но и школой жизни. И этому во многом я обязан вам, Владимир Яковлевич», — это из письма рядового запаса Анатолия Степанова коммунисту Слетину.

«Благодаря вам, я по-настоящему понял, что значит быть человеком», — пишет Владимиру Яковлевичу Усербай Иржанов.

Таких писем приходит много. Прибавляется от них и радости в сердце прапорщика, и сил для новых свершений в ратном труде.

О партгрупорге взвода прапорщике Слетине много хорошего рассказали в штабе части.

— Мастер боевой квалификации, требовательный командир, — говорил о нем один офицер. — Его расчет на протяжении многих лет является лучшим в части. Ни один из подчиненных прапорщика не уволился из армии со специальностью ниже первого класса.

— Сын фронтовика. Отцовскую славу умножает своим трудом. Принципиален, настойчив. В партийной работе принимает активнейшее участие, — высказал свое мнение начальник политотдела. Чуть помолчав, добавил: — Именно таким людям, как партгрупорг взвода прапорщик Слетин, мы в первую очередь обязаны тем, что часть наша по итогам социалистического соревнования вышла в ряды передовых.

И вот приехав в отдаленную радиолокационную роту, захотелось познакомиться с Владимиром Яковлевичем.

— Он в отпуске, — сказал один из солдат.

— Станцию он проверяет, — услышав разговор, поправил солдата подошедший командир роты и пояснил — Прапорщик Слетин беспокойный человек. Я ему: «Отдыхайте, Владимир Яковлевич. Без вас обойдемся». А он все равно нет-нет да и зайдет в подразделение, проверит, как станция работает, как подчиненные индивидуальные задания выполняют. Так что можете с ним встретиться.

Встретились. Высокий, широкоплечий. Лицо открытое, с добрым прищуром глаз. Говорит медленно, словно взвешивая каждое слово. Спокойствие, деловитость прапорщика настраивают на откровенный тон разговора с ним. Видимо, один из секретов успеха в воспитательной работе с воинами как раз и заключается в умении коммуниста придать беседе задушевный характер.

— Условия у вас здесь — не позавидуешь, — показываю на солончаки.

— Ничего, жить можно, — отвечает прапорщик. — Я здесь не первый год. И признаться, корнями врос. Жена учительницей работает. Дети здесь родились. Лена уже в пятом классе учится. Вова в наступающем году в школу пойдет. Сад посадили.