Мушкетер - Большаков Валерий Петрович - Страница 53

Его убийца получил пулю в грудь и упал замертво рядом с тем, за кого отомстил.

Акимов с Быковым и Пончевым выстрелили залпом, мушкетёры с Ноланом вскинули своё оружие секундой позже. Четверо гугенотов пали от их руки, но, как оказалось, боеспособных нападающих было куда больше, чем ожидал Сухов. Добрый десяток разъярённых ларошельцев кинулись на них, отбрасывая бесполезные мушкеты, выхватывая шпаги, палаши и даже дедушкины мечи.

Выстрелов в спину они не шибко опасались, ибо гвардейцы кардинала, засевшие в доме, не стали бы открывать огонь, боясь поразить своих.

— С нами Бог! — провопил бородатый гугенот, размахивая шпагой.

Уклоняясь от сильных, но неуклюжих выпадов, Олег дождался подходящего момента и поразил бородача в горло.

Освободив клинок от трепещущей плоти, он вонзил его в грудь «следующему в очереди». Пользуясь секундной передышкой, окинул взглядом поле боя.

Быков сцепился еще с одним добрым молодцем. Рубил «добер молодец» мощно, как дерево топором, но неумело. Ярослав успел уже ранить его, так что бой обещал быть скоротечным.

Мушкетёры, барон и граф, уже расправились с парочкой противников и уделывали ещё одного. Нолан Чантри лучше справлялся с оружием огнестрельным, чем с холодным, поэтому орудовал мушкетом — заехав коренастому грузному гугеноту стволом под дыхало, добавил травмированному еще и прикладом по черепу.

А вот Пончику с Акимовым пришлось туго — вынужденные отступить, они бросились к распотрошённым возам, нагруженным сеном. За ними гнались трое гугенотов, уходя в прорыв, однако «военные слуги» не праздновали труса — кинувшись к убитым возницам, они подхватили брошенные мушкеты и выстрелили с разворота по догонявшим. Своего Виктор убил наповал. У Пончика дрогнула рука, и он лишь нанёс рану, разорвав ларошельцу бок, но и такая травма была не слишком совместима с жизнью.

Бросившись на подмогу «слугам», Сухов проделал дыру в третьем нападавшем, а тут и гвардейцы де Кавуа подоспели. Виктория.

Кардинал спустился в трапезную, ужасаясь учиненному разгрому и пролитой крови. Осторожно вышел во двор, где развернулась такая славная баталия.

Скрипя сапогами по битому стеклу, подошли Рошфор, потерявший шляпу, и раненый мушкетёр с наспех перевязанной рукой.

— Тысяча чертей!.. — вырвалось у него. — О, простите, ваше высокопреосвященство!..

Ришелье усмехнулся.

— Бог простит, сын мой, — сказал он мягко.

Тут, широко шагая, возвратились победители — разгорячённые, с окровавленными клинками, они поклонились кардиналу. Олегар де Монтиньи выступил вперёд, за ним шагнул де Кавуа.

— Ваше высокопреосвященство, — поклонился корнет, — враг разбит и уничтожен.

Тут к нему, прихрамывая, подошёл мужчина в разорванной рубахе, на шее у него болтался крестик на верёвочке. Он что-то прошептал Олегару на ухо, тот кивнул и почтительно обратился к Ришелье:

— Ваше высокопреосвященство, Нолан допросил одного из раненых гугенотов, и тот сообщил, что они были посланы герцогом Бэкингемом, дабы захватить вас.

— Однако! — хмыкнул кардинал. — Джордж Вильерс никак не уймётся. Что ж, мы и это ему припомним. Господин корнет, капитан, господа! Я приношу вам свою искреннюю благодарность.

Тут все набрали побольше воздуху и грянули:

— Да здравствует король! Да здравствует кардинал!

Улыбаясь, Ришелье обратился к де Монтиньи:

— Вы вернулись из Англии очень вовремя, господин виконт. Скажите, что я могу сделать для вас?

Олегар слегка поклонился и сказал:

— Ваше высокопреосвященство, славу я добуду сам, но вот мой костюмчик слегка пострадал.

Кардинал рассмеялся, мушкетёры и гвардейцы поддержали его смех своим грубоватым хохотом.

— Я обещаю обновить ваш гардероб, любезный виконт, — проговорил Ришелье, — и обязательно доложу о ваших подвигах его величеству.

Де Монтиньи поклонился и молвил:

— А не соблаговолит ли ваше высокопреосвященство устроить к себе на службу хорошего парня, стойкого и закалённого? Его зовут Нолан Чантри.

Мужчина с крестиком, заробев сперва, приосанился, выпятив и без того широкую грудь.

— Нолан Чантри? — приподнял брови Ришелье. — Англичанин?

— Он католик, ваше высокопреосвященство, за что и пострадал не раз. Ещё в детстве ему пришлось отплыть в Новый Свет, однако пуритане и там не дали ему жизни.

— Это меняет дело. Что вы скажете, Луи?

— Нолан бился храбро, ваше высокопреосвященство, — сказал де Кавуа. — Стрелок он замечательный, хоть со шпагой и не в ладах. Зато умудрился справиться с фехтовальщиком, вооружившись незаряженным мушкетом!

Ришелье кивнул и сказал ласково:

— Нолан Чантри, вы приняты в мою гвардию.

Чантри выпучил глаза и гаркнул:

— Да здравствует кардинал!

Глава 22,

в которой до Олега доносится эхо

Еще лет двадцать назад появились первые подзорные трубы, но пока что ни адмиралы, ни генералы не имели в своем распоряжении никакой оптики.

Олег высунул голову поверх бруствера и, сощурив глаза, разглядывал укрепления Ла-Рошели.

Фарватер, ведущий к городской гавани, был узок, и по обеим сторонам створа возвышались башни: с запада — массивная шестигранная Ла-Шен (Цепная), а с востока — пятигранная башня Сен-Николя.

От Ла-Шен крепостная стена тянулась до башни Лантерн, высокой, как маяк, с готической часовней наверху и острым шпилем.

Сухов вздохнул. Они с Алёнкой бывали тут проездом.

Бродили по набережной Вален, входили в город через во-он те ворота. Там начинается главная улица, Рю-де-Пале, а к востоку протянулась ещё одна, параллельная главной, — Рю-де-Мерсье.

Вдоль обеих выстроились дома с навесными карнизами из шифера, с аркадами, с водостоками-горгульями. А вон там с берега на остров Ре протянут мост. Ага, только выстроят его немного позже дамбы Клемента Метезо. Несколько столетий спустя.

Олег закрыл глаза и с силой потёр лицо. Господи, как совместить в одной тупой башке два времени за раз и не свихнуться?!

Шёпотом выругавшись, он спрыгнул в траншею и побрёл на свой редут, отряхивая пыль с мушкетёрского плаща.

Мушкетёрская братия встретила их с Яром как надо, выпили-закусили за приезд, за короля, за то, чтобы все были живы-здоровы.

Двух дней не прошло, а уже такое чувство испытываешь, будто и не уезжал никуда. Затягивает служба.

Редут быстро оказался обжит — палатки, фургоны с тентами и без плотно обступили само укрепление. Ожидать контратак не приходилось, а посему лейтенант де Лавернь не гонял маркитантов, торгашей и проституток — пускай вытрясают солдатское жалованье, лишь бы воинство было довольно.

Им тут всю зиму зимовать, а скорее всего, и весну захватить придётся: осада — дело долгое.[104]

За линией редутов ещё хватало шатров, но всё больше сооружалось крепких, тёплых бараков — воевать можно было без удобств, но и без особых лишений.

Редут Сен-Мишель, который защищали мушкетёры, представлял собой укрепление в форме четырёхугольника, длиной шагов пятьдесят, с валом и рвом. Человек двадцать из роты маркиза де Монтале находились на редуте постоянно, одним своим присутствием лишая осаждённых надежды.

Первым Олега встретил корнет дю Пейре. Жан-Арман, убедившись, что Сухов не чей-то протеже, а добивается чести и славы своей головой и руками, как и он сам, испытал расположение к нему.

— Не отощал на королевской службе? — ухмыльнулся дю Пейре.

— Ещё нет, но подкрепиться не мешало бы.

— Тогда собирай своих, и двигаем. Луи посылал гонца — мясо уже готово!

— Мушкетёры! — бодрым голосом вскричал Олег. — Выходи строиться! Нас ждут не дождутся мясо, хлеб и сыр!

— А вино?! — послышался крайне озабоченный голос де Террида.

— И вино! — веско сказал Сухов.

Пока его подчинённые оживлённо копошились, готовясь сдать свой пост ночной смене, корнет поднялся к пушкарям, на орудиях которых Ришелье приказал выгравировать: «Ultima ratio Regis» — «Последний довод королей».