Пусть всегда светит солнце
(Рассказы) - Панферов Ким Федорович - Страница 25

— Доигрались, — осуждающе проворчал солдат, усаживаясь на свое место. — Пьяные все — ужасть…

— Феликс Эдмундович, — подошел Андрей к Дзержинскому, — не попробовать ли нам отсюда выбраться?

— Как?

— С этими, — Андрей кивнул на сидевших и лежавших поповцев, — мы втроем справимся. А потом в окно.

— Ничего не выйдет, — возразил Дзержинский. — Особняк окружен патрулями, нас не выпустят.

Андрей обескураженно вздохнул:

— Ну тогда разрешите, я по особняку пройдусь, погляжу, что и как.

— Что ж, попробуйте, — согласился Феликс Эдмундович. — Только осторожно, напрасно не рискуйте.

— Я мигом, — обрадовался Андрей и подошел к охране.

— Братишки, — сказал он, — дозвольте в коридор выйти, земляков пошукать.

— Утекешь, — с сомнением проговорил один из солдат. — А мы за тебя в ответе будем.

— Тю, дурень, — возразил Андрей. — Куда же я от товарища Дзержинского уйду? Слово даю, вернусь.

— Пускай идет, — сказал пожилой солдат. — У чекистов слово твердое. Не обманет.

Андрей вернулся скоро. Веселый, довольный.

— Всю фракцию левых эсеров в Большом театре арестовали, — громко сказал он Дзержинскому, едва переступив порог. — Особняк и прилегающий район наши со всех сторон окружили, пушки подтянули. Скоро здесь будут.

Охрана с тревогой прислушивалась к словам Танцюры. Он посмотрел на них, весело подмигнул и отошел к Дзержинскому.

— Тут наших несколько человек бродит, — тихо сказал он. — Я со Степановым встретился. Товарищ Петерс прислал. Дела идут неплохо. Сам Владимир Ильич руководит ликвидацией мятежа. Скоро начнется решающий штурм. Степанов сказал, что надо быть начеку. Он с товарищами поблизости, в случае чего на помощь придут. А я оружием разжился, — Андрей распахнул бушлат и показал засунутый за пояс маузер. — На всякий случай.

— Хорошие новости принесли, товарищ Танцюра, — похвалил Дзержинский. — А как настроение у поповцев?

— У главарей полный разброд. Я у дверей, где их штаб находится, немного послушал. Кричат, ругаются, друг друга в чем-то обвиняют. Поговорил и с народом. Многих ввели в заблуждение, сейчас у них глаза открылись, стрелять в наших не будут. Правда, есть много швали — анархисты разные, жулики. Но эти тоже не опасны — при первых же выстрелах разбегутся.

За дверью послышались шум, крики. Солдаты насторожились, схватились за оружие. Андрей проскользнул в коридор. Разношерстно одетая кучка людей напирала на охрану, требуя выдачи Дзержинского. Но солдаты, выставив штыки, сдерживали их напор. Из комнаты им на помощь спешили остальные.

— Где тут Дзержинский? — кричал грузный мужчина в рваной тельняшке. — Чего вы с ним цацкаетесь? К стенке его — и весь разговор.

— A-а, старый знакомый! — сказал Андрей. — Опять ты здесь?

Он выхватил из-за пояса стоявшего рядом солдата гранату, высоко поднял ее над головой.

— А ну, чтобы духу вашего здесь не было, гады! — крикнул он. — А то разнесу всех к чертовой матери!

Пьяная матросня испуганно шарахнулась в сторону и, толкая друг друга, побежала по коридору. Впереди всех, конечно, главарь.

— Так-то лучше, — засмеяло! Андрей и сунул гранату под бушлат. — Пригодится, подморгнул он пожилому солдату. — Так, что ли, папаша?

— А ты, видать, отчаянный, — с восхищением проговорил тот. — Как ты их шуганул! Драпают, словно зайцы.

— У нас в ЧК все такие, — улыбнулся Андрей. — Феликс Эдмундович трусов не терпит.

— Видать, хороший человек.

— Еще какой! — сказал Андрей. — Я за него любому глотку перерву. Жизни своей не пожалею.

В комнату влетел Попов. Он был сильно пьян, какой-то растерзанный и взъерошенный.

— Спиридонову арестовали! — кричал он, размахивая револьвером и обращаясь к Дзержинскому. — За Марию я снесу пол-Кремля, полтеатра и пол-Лубянки…

Феликс Эдмундович с презрением посмотрел на него и потребовал:

— Дайте мне ваш револьвер!

Опешивший Попов в недоумении уставился на Дзержинского:

— Зачем?

— Я пущу вам нулю в лоб, раз вы сами не догадываетесь это сделать. Не люблю предателей!

Оглушительный взрыв потряс особняк, с потолка посыпалась штукатурка.

— Расстрелять! Всех расстрелять! — крикнул Попов и выбежал из комнаты.

А взрывы следовали один за другим. Начался артиллерийский обстрел мятежников.

— Феликс Эдмундович, — тревожась, сказал Андрей. — Пора нам отсюда выбираться. А то ненароком завалит. Я с финнами говорил, их человек двести в отряде Попова осталось. Во дворе стоят, при орудиях. С их помощью мы пробьемся к своим.

Дзержинский не ответил. Он стоял у окна.

— Побежали крысы с корабля, — проговорил он. — Попов, Карелин, Саблин, Александрович… Убегают… Подлые трусы и изменники!

Андрей подошел к окну.

— Ха, — хмыкнул он, — уже успели переодеться. Все в военном красовались, а теперь в цивильном. А Александрович, Александрович-то — бороду сбрил. И когда успел только…

— Эй, парень! — позвал Андрея пожилой солдат.

— Что? — обернулся к нему Танцюра.

— Мы тут посоветовались и решили, — солдат оглянулся на своих товарищей, — и решили вам сдаться.

— Давно бы так, — засмеялся Андрей. — Ну, тогда слушай мою команду. Будем выбираться отсюда. Не зевать! Дзержинского беречь!

Окружив Феликса Эдмундовича плотным кольцом, солдаты направились к выходу. Впереди с маузером в руке шел Андрей Танцюра.

В это время во двор особняка ворвался патруль красногвардейцев.

Сопротивление мятежников было сломлено. При первых же артиллерийских выстрелах они вместе со своими главарями разбежались кто куда в поисках убежища.

Вернувшись в здание ВЧК, Феликс Эдмундович принял самые энергичные меры к задержанию главарей мятежа. На одном из вокзалов был арестован Александрович. В тот же день по приговору ВЧК Александрович и двенадцать других активных участников восстания были расстреляны. Попову удалось скрыться. Он бежал на Украину, где примкнул к банде Махно. И только через два года, во время ликвидации одного из отрядов Махно, был схвачен, опознан и понес заслуженную кару.

Так закончилась эта авантюра левых эсеров, которую Феликс Эдмундович назвал «петушиным восстанием».

Выступая на заседании ВЦИК, Владимир Ильич сделал специальное заявление об уроках мятежа левых эсеров. Он сказал:

— К рабочим и крестьянам всей России обращаемся мы: тройная бдительность, осторожность и выдержка, товарищи! Все должны быть на своем посту! Все должны отдать жизнь, если понадобится, для защиты Советской власти, для защиты интересов трудящихся, эксплуатируемых, бедных, для защиты социализма!

Кантата о Ленине

Мы только что поднялись на фуникулере. Внизу, на берегах Бю-фиорда, раскинулись улицы и причалы Бергена. По небу медленно плыли белые пушистые облака, то закрывая, то открывая солнце, и по городу ползли причудливые тени. В маленьких заливчиках рябилась от ветра зеленоватая вода, покачивались моторные лодки, яхты. Невысокие аккуратные домики на окраинах Бергена утопали в зелени. На рейдах застыли белые океанские теплоходы, приземистые и какие-то кургузые буксиры, рыболовецкие траулеры.

— Да, красиво, — задумчиво повторил Виталий Валентинович. — А вон и наши…

Далеко-далеко из-за высоких корпусов жилых домов и портовых складов высились мачты наших кораблей — легкого крейсера и эсминца. Вот уже несколько дней, как мы прибыли в Берген с визитом дружбы. Дни были заполнены до предела: экскурсии в музеи, ратушу, домик Грига, встречи в обществе «Норвегия — СССР», посещение «русской мамы» — Марии Эстрем, спасшей от голодной смерти не одну сотню военнопленных, томившихся в фашистских концлагерях, возложение венков на могилы погибших в Норвегии советских воинов. И конечно, встречи на улицах, и магазинах, на концертах. Любопытные и интересные откровенные разговоры.