Капитал (сборник) - Сорокин Владимир - Страница 5

Волобуев. Пойду отолью… или нет… плесни-ка еще…

Пухов. И мне.

Рубинштейн. Давай…

Наливает им чай.

Пухов. Во… во!

Волобуев. Чай пить – не дрова рубить…

Денисов. Эй, старшой, дай махорочки.

Соколов. Возьми в вещмешке.

Денисов лезет в вещмешок.

Волобуев. А вы тогда зря это… зря плохо говорили о бабах. Бабы – это ведь то, что радует.

Соколов. Ну… правильно… только бабы иногда и по-плохому как-то.

Волобуев. Что по-плохому?

Соколов. Ну, херово… разная гадость попрет, и все.

Волобуев. Ну, не знаю. Бабы знаешь как…

Рубинштейн. А я вот еще не совершал половых актов.

Волобуев. Во, бля! Ну, молодец.

Соколов. Все впереди, Зяма.

Рубинштейн. Главное – по любви надо. А то просто только ебари. А я не ебарь.

Соколов. Я тоже не ебарь.

Волобуев. А я – ебарь.

Денисов. Ну какая разница…

Закуривает.

Надо главное – жить широко.

Рубинштейн. Да. Это верно. Были бы… не было б войны вот.

Соколов. Война не навсегда. Немцы нами поперхнутся, как жиром. Как жир в горле встанет, и пиздец. И чаем уж не запить!

Все смеются.

Волобуев. Немцы как рассуждают – Россия велика, отступать некуда. И прут напролом. Думают, мы дураки. А товарищ Сталин им подготовил яму.

Пухов. Точно. Волчью яму такую, знаете, я когда был у деда, он мне показывал, как они это, ну, волков давят, они такие ямы роют, вот выроют… и давай ждать. Ждут, ждут, потом раз – волк свалился, и пиздец!

Волобуев. Товарищ Сталин всегда начеку. Он их заманивал, а теперь заманил и говорит – хватит заманивать, пора их по пизде мешалкой бить!

Соколов. По копчику!

Все смеются.

Пухов. Им наш мороз не нравится. Привыкли потеть. А пот и мороз – вещи ой как неприятные!

Соколов. Потом можно как жиром поперхнуться!

Пухов. Как поперхнешься – и все! Будут кричать капут!

Все смеются.

Волобуев. Пойду отолью, заодно своих орлов посмотрю.

Соколов. Слышь, Вить, ты скажи там старшине вашему: пусть моим пару корзин подбросит. Он обещал.

Волобуев. Лады.

Выходит.

Денисов. Пойду-ка и я.

Выходит вслед за Волобуевым.

Пухов. Да… пот нам как раз на руку.

Разворачивает газету, жуя кусок хлеба, принимается читать.

Имя Ленина снова и снова влипаро повторяет великий народ. И как самое близкое слово урпаро имя Ленина в сердце живет. И советская наша держава барбидо, и великих побед торжество – это Ленина гений и слава карбидо и бессмертное дело его. Мы в работе большой не устанем, моркосы! И сильней нашей Родины нет, если партии теплым дыханьем обросы каждый подвиг народа согрет. Я вам стихи читать начну, я расскажу вам, дети, годо, как в голод девочку одну Ильич однажды встретил бодо. Чтоб наша красная звезда была навеки с нами мето, тогда, в те трудные года, сражались мы с врагами бето. И Ленин очень занят был, но взял с собой малышку пата, ее согрел и накормил, достал с картинкой книжку брата. Среди больших и важных дел смог малое увидеть кока… Людей любить Ильич умел, умел и ненавидеть вока. Он ненавидел всех господ, царя и генералов кало, зато любил простой народ, любил детишек малых мало. И все ребята в наши дни растут, как сад весенний упо. Так пусть стараются они такими быть, как Ленин вупо. Его портрет – обсосиум, говнеро, его портрет – обсосиум айя. Портрет его, кто волею горерро соединил обросиум ойя. Его портрет, который наши крупсы цветами любят украшать, – портрет того, кто в глубине обсупсы, как солнце, землю будет озарять.

Рубинштейн. Хорошо сказано!

Соколов. А я вот думаю, что, ну, цветами украшают, когда гробы, то всегда почему-то они пахнут как-то сильно…

Пухов. Ну, это от цветов зависит.

Рубинштейн. Точно. Цветы – разные бывают.

Пухов. У нас в палисаде вон росли какие желтые такие шары. И совсем не пахли. А мята – ёптэть, и не цветок, а воняла, как не знаю что.

Рубинштейн. Цветы бывают очень красивы.

Пухов. Да ну… цветы и цветы. Чего тут.

Соколов. Нет, Ваня, ты неправ. Цветы приносят людям радость.

Пухов. Радость, радость. Тут вон война, а ты – радость! Моя рота вон в самом говенном блиндаже мерзнет. А тут – цветы, радость.

Рубинштейн. Да ладно, Вань. Всем сейчас холодно. Тут ведь время-то военное, тут и мороз, а не пот, как мы все говорим. Мороз. Теперь вон морозит как. А потом лето будет и война кончится.

Пухов. Да. Жди, кончится. Она еще долго будет. Война теперь – это не в штыковую атаку “ура” кричать. Тут вон техника, артиллерия…

Рубинштейн. Артиллерия – бог войны, Ваня, это абсолютная правда.

Пухов. А как же. Когда снаряды – одно, а стрелять из ружей – совсем другое.

Соколов. Главное, ребята, это что все мы верим в победу. Верим товарищу Сталину. Россия велика, весь народ с нами, а мороз или там пот когда – все перетерпит наш советский человек.

Пухов. Перетерпит. Но гадов разных будет много.

Соколов. Всех гадов, дезертиров, шпионов – к стенке, и все. Их надо выявлять, выводить, так сказать, на чистую воду, и все тут. А победа будет за нами. И дело тут вовсе не в бабах, как вы тут говорили. Бабы – это совсем другое, это когда мирное небо там, когда дети. Бабы – ни при чем.

Рубинштейн. Бабы – конечно, но люди иногда хотят определенности.

Пухов. Да уж, еб твою! Определенности! Тут бить врага надо, а ты про разную хуйню! Воевать надо до последней капли!

Рубинштейн. А я что – спорю? Воевать, конечно. Но, знаешь, иногда вот говорим, что немец Россией подавится, как жиром, ну и я думаю, помнишь, что политрук сказал? Он сказал – фашисты потеряли на полях сражения свои лучшие силы. Так что жир – может быть и не жиром.

Пухов. А чем же?

Рубинштейн. Воском. Или промасленным войлоком.

Пухов (пожимает плечами). Может быть… не знаю…

Соколов (подумав). Возможно.

Рубинштейн. Еще как возможно!

С энтузиазмом.

Да вы поймите, ребята! Сейчас Курск возьмем, потом – на Брянск, а в Брянске мои родственники – дядя Миша и тетя Неля! А там и будет фашистам блицкриг.

Входят Волобуев и Денисов.

Соколов. Ну, как погодка?

Волобуев (снимает шапку, расстегивая полушубок, подсаживается к печке). Отличная. За нос хватает – аж не ебаться…

Денисов (сваливая к печке охапку веток). Вот и дровишки.

Пухов. Из леса, вестимо?

Денисов. Ага.

Пухов. Ну что, газетку почитаем?

Волобуев (грея руки над печкой). Давай.

Пухов (достает газету, читает). Остатки неандертальцев были обнаружены и на территории Советского Союза. Первым “найденным” был мальчик из грота Тешик-Таш в Южном Узбекистане. Вокруг скелета, лежащего на боку, было разбросано множество костей и рогов козлов, что не исключает возможность сознательного погребения. Другая неандертальская находка, скелет нижней конечности, привязана к пещере Киик-Коба в Крыму. Совсем недавно на крымской стоянке Заскальная были обнаружены две челюсти. По всей видимости, этот ископаемый представитель рода человеческого является прямым потомком яванского питекантропа. Бросается в глаза очень низкий объем мозговой полости черепов (1035–1255 см3), на уровне пекинского синантропа. По особенностям конфигурации и строения черепов можно заключить, что нгандонский человек был местным типом палеоантропов, эволюция которых в Юго-Восточной Азии была заторможена (по крайней мере в некоторых изолированных популяциях), так что эта эволюционная ступень соответствует примерно штейнгеймскому типу в Европе. Остатки неандертальцев были обнаружены и на территории Советского Союза. Первым “найденным” был мальчик из грота Тешик-Таш в Южном Узбекистане. Вокруг скелета, лежащего на боку, было разбросано…