Дама Пик - Мах Макс - Страница 29

Кролик в кисло-сладком соусе, жареные дрозды, фаршированные улитками и трюфелями и сервированные с пюре из белой фасоли, и, наконец, традиционный пирог с дикими голубями. Само собой, сыры и десерт. Сладкий мускат и неразбавленное «соломенное вино» со швейцарской границы.

— Ах, — сказала Танья, вставая из-за стола, — как хорошо! Даже депрессия прошла.

— Что такое депрессия? — задержал Август ее руку в своей.

— Меланхолия, — она посмотрела ему в глаза и, приблизившись, поцеловала.

Коснулась губами губ и тут же отстранилась. Улыбнулась.

— Август…

— Я…

— Пожалуйста, перестань называть меня Таньей.

— А как, тогда?

— Как и было. Я Теа, Август. Так тому и быть.

Часть II. Дама Пик

Четыре месяца спустя

Глава 7. Предложение

Четыре месяца прошло, но порой Августу казалось, что он познакомился с Теа только вчера. А о том, чтобы понять эту женщину, разобраться в ее мотивах и побуждениях и речи не шло. Слишком сложна. Никогда не однозначна, и характер непростой. Женщина, в которой искренность, иногда доходящая до детской непосредственности, невероятным образом сочетается со скрытностью и намеренной холодностью. То же и в отношениях. Август доподлинно знал, что «что-то такое» возникло между ним и Теа едва ли не с первой их встречи, когда и объясниться-то по-человечески не могли за неимением общего языка. Но позже и на словах все было сказано. В ту памятную ночь после Большого Летнего Бала, он ей прямо сказал, что любит, тем более, что она сама его об этом спросила. Он сказал, «Я вас люблю», она ответила: «Наверное, я вас тоже люблю». Чего, спрашивается, больше? Но вот, поди же ты, четыре месяца после объяснения, а спят по-прежнему в разных покоях. И не то, чтобы Теа требовала принесения брачных обетов или еще что-нибудь в том же роде. Вовсе нет. Просто попросила подождать, и Август — впервые в жизни — не настаивал. Не хочет близости, значит, есть причина. Просит не торопить события — что ж, Август готов ждать. Любовь — это ведь не только страсть, а нежность проявляется не только в постели.

Этим утром встретились, как обычно, за завтраком. Теа вышла к столу буквально через минуту после того, как в обеденном зале появился Август. Не раньше, но и не позже. Вошла с привычной уже улыбкой на губах и изумрудным блеском в зеленых глазах. Выглядела превосходно. Мало того, что красавица, так ко всему, красавица свежая и отдохнувшая, хотя прошедший вечер и изрядную часть ночи они с Августом провели на балу в палаццо Конти. Впрочем, Теа была не только красива, она находилась в отличной физической форме. Каждый день совершала верховые прогулки, предпочитая мужское седло дамскому, и не менее часа фехтовала то с Августом, то со специально нанятым для такого случая учителем. Вообще, как оказалось, Теа фехтовала едва ли не с раннего детства, хотя стиль у нее был более чем странный, да и фехтовала она по-видимому, не на шпагах. На прямой вопрос ответила коротко, что училась драться прямым обоюдоострым корейским мечом и даже двумя сразу, хотя с одним у нее получается несколько лучше. Вот такая женщина и такой странный мир, из которого она пришла. Она по-прежнему не любила вспоминать прошлое, и о своем родном мире говорила мало и с неохотой, но кое-что все-таки возникало «между словами и жестами», и это кое-что многое могло сказать внимательному наблюдателю и о ней, и о ее странном мире. И о том, разумеется, кем эта женщина стала теперь.

Итак, прошло четыре месяца, и они — Теа и Август — все еще жили под одной крышей, то есть у Августа, на вилле Лаури в Абадонской пуще. Даже если не принимать в расчет личные обстоятельства, не говоря уже о личных предпочтениях, переехать на виллу Дориа Теа пока не могла по объективным причинам. В старом мрачном замке, производившем впечатление руин, только-только — буквально пару недель назад — с согласия и «благословления» присягнувших графине домашних духов, начался ремонт, больше походивший на тотальную реконструкцию. Маэстро Пиранезе,[30] известный также как «бумажный архитектор», предложил графине Консуэнтской перестроить замок в неоготическом стиле при том, что интерьер будет выполнен в стиле рококо. Теа согласилась, тем более, что маэстро предложил заодно привести в порядок заросший и одичавший парк и реконструировать ландшафт на землях, окружавших замок и по такому случаю выкупленных графиней за сравнительно небольшие деньги.

Таковы были причины. Вернее, та причина, которую Теа объявила главной. Следствием же сложившихся обстоятельств было то, что жила она в доме Августа. Вместе, хотя и порознь, поскольку Теа вела себя более, чем сдержано, и за четыре месяца, что они провели под одной крышей, не позволила ни себе, ни Августу ничего лишнего. Несколько поцелуев не в счет, но во всем остальном — благовоспитанная дама. В каждом движении и в каждом слове, что бы о ней ни думали окружающие. А думали они о ней то, что и должны были, видя, как они с Августом ведут себя на публике, и при этом зная, что живут они тоже вместе. Но вот, что любопытно, испорченная репутация женщину, похоже, нисколько не волновала. Ей всегда было важнее то, что она сама о себе думает, чем то, что думают о ней «сторонние наблюдатели».

Многие вещи она на публике не афишировала. Например, то, что отлично знает математику и физику. Но умела она и многое другое, что, прямо скажем, было странно для столь образованной и воспитанной дамы. И позволяла себе многое, о чем и не догадывались те, кто судачил за их с Августом спинами. Временами курила трубку. Плавала голая в лесном озере, и при том плавала хорошо. Совсем неплохо метала ножи в цель. Во всяком случае, таким мастерством мог похвастаться не любой кавалер. И каждое утро — со слов Маленькой Клод — изнуряла себя сложными физическими упражнениями, которые называла на греческий манер гимнастикой. Много, трудно, необычно для женщины, тем более для такой красивой женщины. Зато была крепка телом и неутомима, касалось ли это изучения новых для нее областей знания, — например, магии и верховой езды, — или развлечений. Вчера, например, на балу у герцогов Конти, танцевала танец за танцем без отдыха и перерывов. Только кавалеров меняла, как перчатки, и это все.

— Отлично выглядишь! — Комплемент Августа отнюдь не только дань вежливости.

Он сказал то, что думал. Теа выглядела замечательно. Казалось, она даже немного подросла, но дело, разумеется, не в лишних дюймах, а в осанке, прическе и высоких каблуках, которые она носила теперь при любой возможности, даже так, как сегодня, выходя к завтраку.

— Спасибо, Август! Ты, как всегда мил и галантен, — улыбнулась женщина, присаживаясь на стул, услужливо подвинутый комнатным лакеем. — Просто рыцарь без страха и упрека.[31]

— Le Chevalier suns peur et sans reproche, — повторил за ней Август.

Фраза несомненно французская. Тут и сомневаться не приходится. Но Август впервые услышал ее именно от Теа, хотя сейчас с ее легкой руки это красивое определение мужской доблести пошло гулять по всей столице, подхваченное королевским двором и высшей аристократией.

Вообще, после Большого Летнего Бала дела, как Август и предвидел, пошли на лад. Они с Теа мгновенно вошли в моду и стали непременными участниками светской жизни: балов, приемов и пикников, устраиваемых самыми известными людьми столицы, не говоря уже об опере и входящих в моду театральных представлениях. Впрочем, кое-куда, — а точнее, к некоторым людям — они ходили чаще, чем в другие места. Например, в палаццо Конти, где их принимали, как родных. А кое-куда не ходили вообще.

Матушка написала Августу пять писем, первое из которых пришло через день после бала, но он их даже не читал. Складывал в ящик стола, и все. Не мог читать, не хотел, до сих пор не простил. «Бывший отец» это, по-видимому, понимал лучше, чем «маман». Поэтому официальное приглашение на прием в палаццо Риоро граф де Ламар прислал не Августу, а графине Консуэнской. Но с тем же успехом Альбер де Ламар мог обращаться к Абадонской пуще. Любые попытки его семьи наладить отношения игнорировались обоими — и Августом, и Теа. Август попросту вычеркнул бывших родичей из своей жизни. Их и кое-кого еще. А Теа… В этом вопросе, Теа демонстрировала замечательную солидарность. Она бы и в любом другом случае не стала «позориться» — как выразилась однажды по такому именно поводу — но в данном конкретном случае Теа и сама была донельзя возмущена двуличием и трусостью домочадцев Августа, как, впрочем, и многих его бывших друзей и конфидентов.