Гопак для президента
(Аполитичный детектив) - Легат Алекс - Страница 9

— Друзья поделились материалами, — негромко сказал он.

— Что там?

— Денис Гребски, тридцать девять лет, русский, журналист и писатель, — начал докладывать Черник, не глядя в бумаги. — До принятия американского гражданства — Денис Гребенщиков. В Штаты приехал из Москвы…

— Каким образом? — перебил его Казаренко.

— Как еврейский беженец, с женой и дочерью.

— Еврей? — Петр Сергеевич приподнял брови.

Помощник покачал головой:

— Нет, русский… Жена — в девичестве Нелли Абрамович…

— Понятно! — привычно подергивая мочку уха, кивнул Казаренко.

— Почти сразу после приезда жена ушла от него к университетскому профессору из Беркли.

— Почему?

Черник пожал плечами, позволил себе легкую улыбку:

— От молодых к старикам женщины уходят только из-за денег, — пояснил он. — Сейчас Гребски зарабатывает прилично. Есть устойчивая тенденция к увеличению доходов, его писанина пользуется спросом, книги издаются и хорошо раскупаются. А в первые месяцы в Штатах перебивался случайными заработками. Вероятно, жене это не нравилось.

— Понятно. — Казаренко положил ладонь на стол, взглянул на помощника: — Женщины? Наркотики? Как у него с этим?

— Бабник, но не злостный, — отозвался Черник. — Смазливую мордашку и стройные ножки не пропустит, но при этом не позволяет женить себя и умудряется оставаться с бывшими любовницами в хороших отношениях. Наркотиков не принимает. Пьет, но в меру, предпочитает хороший коньяк. Азартными играми не увлекается, в казино бывает от силы два-три раза в год.

Петр Сергеевич шутливо захлопал в ладоши:

— Браво! Идеал холостяка, — усмехнулся он. — Отлить в бронзе и поставить перед женским клубом. Что-то интересное в его прошлом есть?

— В общем-то нет. — Черник виновато развел руками, словно это он был ответственен за прошлое журналиста Гребски. — За исключением одного. После окончания факультета журналистики МГУ он работал в различных изданиях демократического толка, а во время приднестровской войны оказался в Тирасполе в пресс-центре генерала Лебедя. С самого начала войны в течение четырех месяцев он со своим другом-сокурсником, собственно, и был этим пресс-центром, пока дело не подхватили другие.

— Спецслужба?

— Нет, в университете Комитет пытался его вербовать, но он умудрился соскочить. В Приднестровье оказался случайно, приехав отдохнуть к другу. Они там вдвоем неплохо поработали, фактически пробив брешь в информационной блокаде, окружавшей эту войну, а когда у генерала Лебедя начались трения с тираспольским руководством из-за истории с пропавшими самолетами и оружием, вернулся в Москву.

Казаренко задумчиво потер ладонь о ладонь, спросил:

— Он на этом хорошо заработал?

— Нет, — отрицательно мотнул головой Черник. — Вообще не использовал своих возможностей.

— Лох? — Брови Казаренко снова приподнялись. — Там такая неразбериха была в то время…

— Скорее идеалист, — поправил хозяина Черник. — У нас есть его психологический портрет, разработанный в первом отделе университета перед вербовкой.

Петр Сергеевич недоверчиво взглянул на него:

— С тех пор многое изменилось…

— Люди не меняются, — со знанием дела ответил помощник. — С возрастом несколько смещаются акценты, но портрет остается в общих чертах тем же.

— Ну давай, излагай…

Теперь Черник уже посматривал на бумажку из папки.

— Типаж «спящего гамадрила», — начал он. — В обычных условиях ленив, любит удовольствия, выпить, хорошо покушать, оприходовать привлекательную самку, не связывая себя обязательствами. Амбициозен, но амбиции в основном направлены внутрь себя. То есть ему важно реализоваться в собственных глазах, мнение окружающих его не очень заботит. У него достаточно высок врожденный уровень интуитивного восприятия, но специальными тренировками это качество не развито. Однако того, что есть, хватает, чтобы в своих романах и статьях он смог протягивать логические цепочки при нехватке объективной информации. Внутреннюю агрессивность выплескивает в своих опусах, оставаясь для окружающих белым и пушистым. В условиях повышенной опасности уровень инстинкта самосохранения резко понижается, он становится способен на неожиданные и опасные для окружающих действия, резко повышается боевая эффективность.

— Ну, все мы становимся опасными, когда к стенке припрут, — буркнул Казаренко.

— Не согласен, — спокойно возразил Черник. — Развитое воображение в экстремальной ситуации — плохой помощник. Человек начинает преувеличивать грозящую ему опасность, пугается того, что сам же придумал, и проигрывает, еще не начав действовать. Тут же мы имеем дело с иным случаем. Получи он соответствующую подготовку, из него мог бы выйти прекрасный оперативный аналитик. При должной мотивации он способен на многое.

— Ну так замотивируйте его как следует! — раздраженно произнес Казаренко. — Может быть — ребенок?

— Мы проработали этот вариант, — кивнул Черник. — Для его реализации не хватает времени. Бывшая жена с ребенком и сам профессор уехали куда-то в Европу отдыхать. Мы пока не установили, куда именно.

— Придумайте еще что-нибудь! Денег дайте… Или еще как! У нормального мужика, по-моему, есть всего три стимула, чтобы свернуть горы: власть, большие деньги и хорошая баба.

Глава 7

Звонить в полицию, дожидаться ее приезда, а потом объяснять, что он делает в доме наедине с трупом, в планы Гребски не входило. Он понимал, что надо бы позвонить и сообщить об этой трагедии. Но понимал и то, что встреча с полицейскими обернется для него долгими и нудными расспросами, которые займут не один час даже в том случае, если у полиции не возникнет мыслей о его причастности к смерти Зои. А они вполне могли появиться, учитывая специфику существовавших между ним и убитой молодой женщиной отношений.

Не глядя на Заиньку, он снова перешагнул через нее, стараясь не наступить в подсохшие кровавые лужи, хотел спуститься по лестнице, но застыл, увидев боковым зрением скомканную сигаретную пачку под перевернутым кожаным креслом.

«Кэмел». Зоя курила редко, но если курила, то длинные и тонкие «Моор». А последние месяца два Денис ее вообще с сигаретой не видел. Он подобрал пачку и спрятал в карман, прошел в смежную комнату, служившую домашним офисом. Кошка, восседавшая на компьютере, узнавающе мяукнула, выгнула ему навстречу спину. Гребски автоматически погладил ее, разглядывая экран монитора, на котором вспыхивали и гасли маленькие звездочки. Одним пальцем нажал на «пробел». Монитор засветился, и система потребовала пароль, которого Денис, конечно же, не знал.

В спальне тоже все было перевернуто вверх дном, широкий матрац скинут на пол, подушки вспороты.

Палехские лаковые шкатулочки для драгоценностей валялись пустые. Все вещи из огромного шкафа, в котором Зоя держала бесчисленное множество своих нарядов, были выброшены на пол, тут же обнаружилась сумочка. Гребски присел на корточки, аккуратно заглянул в нее — водительское удостоверение, связка ключей, бумажные носовые платки. Несколько двадцатидолларовых купюр…

Никто не видел Гребски выходящим из Зоиного дома. В этом он убедился, поднимаясь к фаллическому монументу. Зато в нескольких шагах от его машины стоял уже знакомый старый «кадиллак», в салоне которого не наблюдалось никого, кроме водителя.

Денис изобразил полное отсутствие интереса к этой начавшей раздражать его машине и прошел мимо, глядя себе под ноги. Когда он подошел к своему «бьюику», достаточно дерзкое и нахальное решение полностью созрело.

Выезжая сегодня из дома, он никак не предполагал, что все так обернется, а потому не взял с собой ничего, что могло бы послужить оружием. О револьвере, оставшемся дома, можно было только мечтать, но сгодилась бы и обыкновенная бейсбольная бита. Особенно сейчас, когда Денис увидел, что напарники водителя-мексиканца, здоровые и толстые парни, неторопливо спускаются по ступеням от обелиска, который они якобы рассматривали. На их лицах не читалось ничего, кроме нехитрого желания переломать ему ноги и свернуть шею. Но это не особенно его встревожило, уж очень он был расстроен и зол.