Гопак для президента
(Аполитичный детектив) - Легат Алекс - Страница 31

Денис вдруг понял, что деликатный Стивен собирается что-то спросить, но никак не может решиться.

— Что-нибудь случилось? — поинтересовался он, глядя на агента. — Что-то томит тебя, друг мой? Спрашивай, не терзайся…

Услышав чуть ли не шекспировским слогом произнесенные слова, Зитнер вздохнул, посерьезнел, лицо приняло обиженное выражение.

— Мне неприятно об этом говорить, Денис, но мне хотелось бы, чтобы ты был со мной откровенным и рассказывал все, что у тебя творится… — Видя недоумение на лице собеседника, Зитнер торопливо пояснил: — Я имею в виду не твою личную жизнь, а творческую мастерскую. Сегодня я узнал, что ты пишешь новую книгу и, мало того, уже заключил на нее контракт с каким-то издательством и даже получил аванс, причем огромный!

Настала очередь Гребски удивляться.

— О чем ты говоришь?! Какая книга?! Какой аванс?!

Зитнер удрученно проговорил, выложив перед собеседником конверт:

— Смотри сам… Это сегодня днем принес ко мне домой курьер.

Денис взял конверт, на котором значился домашний адрес литературного агента, не имевшего офиса и работавшего дома, используя в качестве орудий труда телефон и Интернет.

Внутри обнаружился чек на, ни много ни мало, двести пятьдесят тысяч долларов. Хоть цифрами хоть прописью — сумма впечатляла.

Понятно, что литературный агент пребывал в обиде и раздражении. Он правомерно подумал, что, заключив контракт без его ведома и участия, Гребски решил лишить его законного гонорара в размере десяти процентов от сумм, получаемых Гребски за публикации.

Денис поспешил развеять сомнения, посеянные в чувствительной душе литагента невесть откуда взявшимся чеком.

— Я и издательства такого не знаю, — сказал он, продолжая рассматривать свалившийся из ниоткуда чек. — Морис Интернешнл… странно… ты проверял чек? Может, это шутка?

— Воскресенье сегодня, — отозвался Стивен, — банки закрыты, но я посмотрел в Интернете… Издательство зарегистрировано на Сейшелах, в офшорной зоне. Печатает книги откровенно эротического содержания, я бы сказал, порнографического… Кроме книг публикует несколько журналов такого же содержания и выпускает фильмы опять-таки аналогичные… — Он прервался, посмотрел на Дениса в упор: — Потому я и не понимаю, как ты мог рискнуть своей репутацией и связаться с подобным издательством?! Почему не сказал об этом мне?! И что это за книга — «Ищите и обрящете!»? Более дурацкого названия и придумать нельзя! Что ты молчишь?

Услышав последнюю фразу, Денис переспросил:

— «Ищите и обрящете!» — это название книги, за которую я получил этот аванс?

— Да, — кивнул Зитнер, — так было написано в сопроводительной записке, я забыл ее прихватить, настолько был зол…

— Больше ничего в записке не было? — не обращая внимания на слова Стивена, уточнил Денис.

— Только это… Аванс за книгу Дениса Гребски «Ищите и обрящете!»

Зитнер продолжал говорить, обиженно надувая губы и трагически закатывая глаза, но Денис отключился, поглощенный охватившими его мыслями.

Вот ведь сволочи!

И какая осведомленность в его делах! Кто стоит за всем этим? Ясно, что это нелюди, похитившие Татьяну. Им нет никакого резона держать ее в заложниках и одновременно оплачивать сумасшедшей суммой поиски документов, которые, возможно, были у Зои.

Ведь был же таинственный профи, четко, одного за другим, лишивший жизни вора в законе и его приближенных…

Как все запутывается…

— Ты меня совсем не слушаешь, — закончил свою тираду литературный агент, — тебе неинтересно мое мнение…

Денис пресек попытку обиженного Зитнера встать из-за стола.

— Подожди, Стивен! — Он ухватил его за рукав. — Ты можешь быть уверен, я с тобой честен и никаких переговоров за твоей спиной ни с кем не веду. Чек этот я у тебя заберу и в банк класть не буду. Не хочу нагружать тебя лишними деталями, но за последние два дня со мной происходит много странностей. Этот чек — одна из них. Обещаю, как только я сам буду иметь ясную картину происходящего, я тебе все расскажу.

— А что с поездкой в Москву? — вполне удовлетворившись таким объяснением, спросил Зитнер. — Приглашение от издателей у меня, с посольством я связался еще в пятницу — российская виза будет сделана за день…

Денис развел руками и пообещал подумать. Успокоившийся Зитнер оставил на столе плату за свой ужин и чаевые, пожал руку Гребски и удалился, при всей своей рослости и массивности весьма ловко лавируя между танцующими парами. Проводив литературного агента взглядом, Денис вернулся к котлете по-киевски, которая своими вкусовыми качествами заслуживала более внимательного к себе отношения.

Однако разделаться с котлетой ему не удалось. Денис почувствовал чью-то руку на своем плече и медленно, прикидывая, как половчее выхватить из наплечной кобуры «друга шерифа», так приглянувшегося покойному Кабану, стал оборачиваться.

— Кого я вижу! Денис Гребенщиков, если меня не обманывают мои старые глаза! — улыбаясь во весь белозубо-фарфоровый рот, проговорил высокий, сухощавый и сутуловатый старик с выцветшими, но полными жизни и веселья глазами. — А они меня не обманывают, потому что ваша очаровательная знакомая уговорила меня приобрести замечательные контактные линзы! Отличная у вас подруга, господин Гребенщиков, женщина… ух! — Старик причмокнул и выразительно покрутил в воздухе рукой.

Это был профессор Иоанн Львович Алябьев. В первый год своего пребывания в Штатах Денис как-то посетил несколько его лекций в университете Беркли, где профессор преподавал политологию с того самого момента, как был выдворен из Советского Союза еще в начале семидесятых за публикацию своих работ в ряде далеких от академизма изданий за «железным занавесом».

Кандидата исторических наук Алябьева уволили из института, где он трудился, и привлекли к уголовной ответственности по весьма популярной в то время статье — «клевета на советский общественный и государственный строй», довесив, кроме прочего, «хранение боеприпасов» — десяток патронов к автомату Калашникова, обнаруженных в его доме при обыске.

Алябьев клялся и божился, что понятия не имеет ни о каких боеприпасах, но кто же будет верить клеветнику и антисоветчику. Отбыв два года в колонии неподалеку от Тайшета и три года на поселении в деревне под Усть-Кутом, вернулся Иоанн в столицу, а тут и книга его подоспела в Америке. Большая книга, можно сказать — труд жизни, в которой он излагал основы придуманной им механистической теории государства. О книге и, соответственно, авторе заговорили средства массовой информации Запада. И как ни хотелось соответствующим органам упечь занудного диссидента в Сибирь, кто-то из высшего руководства решил не усложнять отношения с капиталистическим миром из-за такой мелочи, как Иоанн Алябьев, и ему быстро вручили билет в одну сторону. Прибыв в Соединенные Штаты, он был принят с распростертыми объятиями, объехал с лекциями множество университетов, напечатал множество статей, а для оседлой жизни выбрал Калифорнию, Беркли, зеленые холмы рядом с университетом, куда ездил на стареньком велосипеде.

— Представьте себе карту мира, — говорил профессор, разъясняя во время лекций свою теорию. — Представили? Теперь в столицу любого крупного государства воткните ножку циркуля и нарисуйте окружность радиусом, равным расстоянию от столицы до самой дальней границы государства. То, что у вас получилось, будет тем, что называют сферой «жизненных интересов государства». Если вы продолжите ваши геометрические упражнения, то в конце концов вся карта покроется взаимопересекающимися окружностями. А теперь попробуйте абстрагироваться и представить картину не плоской, а объемной, и пусть это будут не окружности, а жернова. Разного размера, разной прочности, вращающиеся в разные стороны с разной скоростью… Конечно, схема умозрительна, но достаточно образна. Время от времени у жерновов разбалтываются оси, и они начинают болтаться, крошиться. Такие внутренние биения привели в свое время к развалу Советского Союза. Чем больше жернов, тем он менее прочен.