Цепные псы пантеонов - Чубаха Игорь - Страница 48

А вот получив ответ на не самый важный вопрос, Антон Петров призадумался. Шансы вернуть Настю теперь казались далеко не призрачными.

– И как же я узнаю, кому я пообещал эту дозу?

– Ты узнаешь меня по почерку, – тихо хихикнула искусительница и столь же бесшумно, как появилась, скрылась за дверью.

– Он поцеловал ее столь страстно, что чуть не высосал застрявшие меж зубов остатки ужина, – раздался у уха саркастический комментарий. Конечно, это явился призрак Эрнста фон Зигфельда.

Покуда смертные использовали метрополитен по прямому назначению, «Старшая Эдда» отдыхала. По всем залам и каморкам замка был объявлен режим тишины с драконовскими санкциями. Цитадель никуда не делась, она лишь поблекла в воздухе до невидимости девятьсот тридцать второй пробы и стала совершенно бестелесной для чапающих на работу похмельных слесарей, мечтающих о нескромном отпуске бухгалтеров, охотящихся на туристов карманников и охотящихся на карманников линейных бригад милиции.

Спешащий к вагонам народ и не подозревал, что с полной безнаказанностью фарватерит и пилит козырьками кепок где подвалы, а где и первые этажи проклятого места. А если кому из смертных и удавалось зацепить краем глаза что-то смутное и сомнительное, он, подталкиваемый в спину прочими замороченными пассажирами, только оторопело тер глаза, не сбавляя хода и валя вину на недосып.

Но лишь умчался от перрона последний поезд, «Эдда» восстановилась в прежней красе и внушительности. Еще не успели кобольды запустить в воздушное пространство следующий выводок ос-сторожей, в темнице Петрова вспыхнул колючий электрический свет.

Ведьмочка неожиданно улыбнулась ботанику, как старому приятелю, нимало не смущаясь его наготы.

– Мне будет приятно, если вы станете называть меня, как все, сестра Оявка. – Она положила на виду костюм «Адидас» и ловко освободила пленнику руки, хорошо была знакома с «зубоврачебным» креслом.

– Первая шлюшка на цитадели, – прокомментировал невидимый и не слышимый никому, кроме Петрова Эрнст фон Зигфельд, – не советовал бы провоцировать дальнейшие бурные отношения, если в итоге не хочешь подцепить какую-нибудь особо эльфическую форму триппера.

Антон поежился, принялся яростно растирать затекшие мышцы, но все равно прикинул, не запустить ли руки под накрахмаленный халат красавицы, чтоб разом приговорить загадку таинственной дамы. Вот только голос Оявки, да еще финский акцент... С уверенностью сказать, она или иная наяда посещала его в «тихий час», ботаник не мог... В общем, сюжет не стал развиваться в сторону мужских рук под женским халатом.

– Мой яд может обернуться и лекарством, – буркнул Антон Зигфельду, но Оявка приняла реплику на свой счет.

– Это ваше модное изобретение! – радуясь, что ее не послали подальше, защебетала медсестра, пока в дугу осточертевшие големы (эй, командиры, не надоело тиражировать одни и те же рожи?) вносили в кабинет ведро со свежей порцией тюльпанов сорта «Принц Гарун Аль-Рашид», естественно, безупречно черных. – А вы сами то верите, что ваш яд будет действовать на кого угодно? Ой, какой симпатичный череп. Точно такой же украшает стол в кабинете доктора Штагеля. Герр Штагель никому не разрешает вытирать с него пыль, не с доктора, а с черепа.

Петров понял, почему герр Штагель вел себя с ведьмочкой так строго – действительно, круглая дурочка. И все-таки, она или не она устроила ночное приключение? Напялив тесноватый костюм, Антон все равно не стал похож на бандитствующего братка из старых анекдотов. Поневоле оглянулся на череп – череп, как череп, человеческий, лакированный, кажется, вчера его здесь не было.

– От черепа я бы посоветовал избавиться, – на клыкастую рожу отставного антииеромонаха набежала тень нелестных воспоминаний, – Голову даю на отсечение, это подслушивающее устройство.

– А если ваша отрава распространяется воздушно-капельным путем, вы сами не боитесь нечаянно отравиться? – непоседливая болтушка торжественно протянула Петрову весьма представительское скрипучее портмоне из кожи с чешуйчатым рисунком.

Загляденье, а не портмоне, с таким и банкиру не стыдно тряхнуть ассигнациями где-нибудь в пятизвездочном отеле.

– Что грозит позвоночнику, который уже лишился головы? – под нос пробурчал Антон и раскрыл подношение. Наивный, Антон полагал, что в чешуйчатом лопатнике хранится аванс благородного зеленого цвета. Увы, портмоне было пусто, только под пленкой ждала своего часа фотография Гребахи Чучина.

– Прямая связь на экстренный случай, – игриво хлопнула ресницами ведьмочка, – в случае необходимости открываете на портрете нашего верховного шефа и говорите, глядя глаза в глаза. – С придыханием ворковали пухленькие губки в жанре «сексапил», – если контакт с первой попытки не заладится, закройте бумажник и снова откройте, – сестричка повела бедром так, чтоб полы халатика перестали быть преградой для наблюдателя. – Еще мне велели передать, что все ваши вчерашние условия приняты, так что работайте в свое удовольствие. – Слова эти были произнесены с таким подобострастием насчет того, чей портрет прятался внутри чешуйчатой кожи, что Петрову окончательно перехотелось вручную проверять загадку визита таинственной дамы. – Големам убрать из ванной труп?

– Не стоит утруждаться, тело пригодится мне в опытах, – кисло соврал Антон, не желающий видеть неотвязных серых товарищей ни одной лишней секунды. Тесный «Адидас» инквизиционно резал под мышками и впивался резинкой в печень.

– Если вам что-то потребуется для опытов, скажите мне. Если вам потребуется ассистентка, приказывайте мне. Если вам...

– Спасибо, все свободны, – оборвал щебет ведьмочки Петров, гримасой пытаясь изобразить, что не очень обидится, если вслед за красоткой его в покое оставит и тень вампира.

Но Эрнст фон Зигфельд посчитал полезным для себя не понять столь тонкий намек.

Ой, как пригодились реторты и колбы с кристаллическим и жидким содержимым – половину необходимых ингредиентов не пришлось купоросить сызнова. Очень выручила последняя модель перегонного куба от известной швейцарской фирмы, набиравшая температуру быстрее, чем спринтер отмахивает стометровку. А вот сушащиеся под потолком шишкастые корни и душистые веники остролистых трав, вульгарный хрустальный шар и заспиртованные в трехлитровых банках несимпатичные земноводные остались не у дел.

Мистической особенностью собственного изобретения являлось то, что Антон напрочь не помнил ни формулу, ни процесс, не будь под рукой шпаргалки-сторублевки с кодом «Ни – Маат – Ра – Па – Да – Ист», фиг бы у Петрова что выгорело.

И вот ворчащее пламя растопило ноздреватые осколки металлов, будто припойный лед, и довело до манной кондиции субстраты. Закурлыкали и отрыгнули бурой вонючей пеной тигли, медные провода закорчились от молниеносных рейдов электронов. И на дне самой важной колбы запузырились первые капли гнойно-черно-зеленой жидкости. Склонившийся над архитектурно мудреным фестивалем из стеклянных пузырей и спиралевидных трубок Петров слишком вольготно вильнул задом.

– Так его и перетак!!! – некультурно выразился Антон, глядя на обломки в пылу работы нечаянно уроненного черепа. – Бес с ним, – почесав на лбу место, где чаще всего выскакивают прыщи, наконец, решил он вслух, – Если надо, пусть вычтут из премиальных.

– У тебя не будет ни премиальных, ни ритуальных, – заворчал путающийся под ногами Зигфельд, – но с черепом ты поступил правильно. Чему-то я тебя научил.

– Как ты мне надоел, – вздохнул ботаник. Ухватив щипцами градуированную колбу, экспериментатор бережно опустил хрупкое стекло в ванну с отмокающим мертвецом до предпоследнего деления, так, чтобы талая вода не плеснулась внутрь и не смешалась с содержимым. – Нервных прошу удавиться.

– Тебя даже хоронить с почетом никто не собирается. Как только ты уступишь врагам свое изобретение, наивного ботаника принесут в жертву для перебазирования цитадели на более безопасную площадку. Поверь, я тебе последний друг в этом омуте, и хоть раз послушай моего совета. Еще не поздно попытаться бежать! Все, что обещал Гребаха Чучин, ты сполна получишь в волхв-дивизионе!!! Ты же – русский, неужели ты хочешь помочь китаезам и европщикам опустить Россию по уши?!