Цепные псы пантеонов - Чубаха Игорь - Страница 34

Но нашему Петрову было не до сантиментов. Антон, между прочим, невольно оглянулся на гряду вывалянных в мазуте пакетов просроченных чипсов. Показалось, будто за кучей происходит подозрительное шевеление. Слава Богу, только показалось.

– Ладно, убедил, таинственного незнакомца забудем. Какие еще есть варианты? – Если наш Петров не стремился вступить в ряды ни «Эдды», ни волхвов, то уж тем более Антону не хотелось ложиться под незнакомцев. Но посвящать в свои истинные планы призрака-попутчика Петров не считал обязательным.

А на самом же деле Антон прикидывал, удастся ли ему смыться от всех инферн-армий, сколько их там делит этот мир, и попытаться с помощью яда оживить Настю – возникла такая идея, и чем дальше, тем настырнее грызла Петрову душу. Правда, способен ли яд его изобретения Настю оживить, тоже пока оставалось тайной за семью печатями. Здесь уже требовалась лаборатория и полновесный цикл опытов над инферн-мышами.

– Вариант один – сидеть в теле чайки и ждать. Кто нас раньше найдет, тот сегодня сильней, с тем и пытаться договориться.

– Даже с «Эддой»? – понадеялся Петров внушить Зигфельду, что волхв-дивизион все-таки симпатичней.

Эрнст лишний раз изобразил рожей, что сетования друга Петрова начинают доставать даже его – личность, не от сего мира:

– Уговорил. Если нагрянет «Эдда», будем биться до последнего.

– Тебе легко, ты уже мертв, – в сердцах щелкнула клювом чайка по имени Антон.

И, будто этот щелчок послужил сигналом, зачихали выстрелы подствольников, и чайку Петрова с компанией прочих птичек лихо и профессионально накрыло запущенной навесом и развернувшейся в воздухе капроновой сетью. И Антон не успел задать самый заветный свой вопрос, к которому исподволь подводил разговор: «Что будет, ежели Антон Петров возьмет себе, да просто полетит, куда глаза глядят, подальше от Питера?». Впрочем, теперь этот вопрос уже лишился актуальности.

Чайки, оставшиеся вне сетки, взмыли, будто истребители с вертикальным взлетом. Бьющиеся крылья подняли в воздух тучи пропитавшейся вонью пыли, огрызки более тяжелого мусора организованная крыльями вьюга стала вязать в смерчевые узоры. От возмущенных птичьих воплей чуть не лопнуло небо, будто от диджеевского речитатива потолок в ночном клубе.

Оставшиеся на воле птицы превратились в буран, сначала за буранной стеной было ни фига не разглядеть, особенно из позиции попутанного и прижатого к жиденькой молодой травке Антона. Потом досужий ветерок раскружил оброненные последними улепетывающими птахами перья. И, вроде как, наступила относительная тишина, и даже стало можно расслышать ворчание далекого бульдозера.

Антон, расцарапав руку браслетом и обернувшись человеком, попытался вырваться из сетки, но куда там. Хочешь, уймись и сопи в грязь шнобелем, хочешь, бейся в конвульсиях, словно эпилептик – не поможет. Этот капрон выдержал бы и атаки медведя-шатуна. Зато вся блевотная, сдобренная едким птичьим пометом, грязь легко попадала внутрь сквозь ячейки. Так что, когда пленника окружили люди в обрыдлом камуфляже, ни кто из них не заспешил первым крутить Петрову локтевые суставы.

– Прекратить брезговать! – с командирской властностью прикрикнула на бойцов появившаяся из-за их спин дамочка. По традиции – вся в прельстительно розовом, и даже сквозь удушающий смрад пробивался шарм достойного парфюма.

– Да это же Катька! – сочувственно признал не видимый прочим участникам сцены Зигфельд, – а я так надеялся, что нам удастся побить рекорд! – И развеялся окончательно. Типа, бросил товарища в беде.

Как Петрову ни было худо, способность прокачивать ситуацию он не потерял. Первое наблюдение – неизвестно из каких соображений, но все воины – не меньше дюжины – таскали на себе бронники. Наверное – положено, наверное, не легко им далось возюкаться по грязи при полной выкладке, когда подкрадывались. Каждый был обут в высокие пупырчатые ботинки на шнуровке и вооружен укороченной моделью «Калашникова», словно не на бедную птичку охотились, а на боевого мамонта. И у каждого в режиме отягчающих обстоятельств на поясе болталось по коллекции причандалов из птицеловного арсенала: всякие там раздвижные клетки, спининговые модернизации силков и кульки с семечками. Но приходится признать, как Петров ни ерзал, предугадывая облаву, его застукали врасплох.

– Когда выпутываете, крепко держите за руки! – безапелляционно распоряжалась дамочка, и ведь ее покорно слушались.

Теперь и Антон узнал эту заразу: та самая сладкоежка в розовом, которая умеет превращаться в гигантскую змею и потом этак непреклонно обвивать и душить. А вот в том, что и остальные здесь присутствующие граждане имеют отношение к инферн-игрищам, у Петрова крепли сомнения. Мужики-птицеловы, пусть смогли подкрасться, будто идеальные бойскауты, повадками, внутренней дисциплиной и еще массой нюансов не тянули даже на заурядный спецназ, настолько неслаженно работали, снимая с Антохи слои сети.

– Руки, руки контролируем! Руки не отпускаем! – понукала закамуфляженых охотников Катерина.

Рядом блаженно шарахались в небо попавшие заодно с Антоном в сеть и теперь освобожденные птички – банальное животное счастье обрести волю обратно. И ведь вот какая фигня, гораздо симпатичней теперь воспринимались эти пернатые нашим Антоном, чем двуногие братья по гемоглобину, но в камуфляже.

– Здравствуйте, Катя, – Антон не стал сопротивляться, когда девушка благоразумно содрала с его руки браслет. – Что вы делаете сегодня вечером?

– Формула у тебя? – не приняла игривый тон красавица и, даже не дожидаясь ответа, подтолкнула Петрова вперед – по вытоптанной здешними бомжами тропинке куда-то на Север. Кто теперь был для красавицы Антон – пустяк, лишь рабочий объект, точнее, артефакт с человеческим лицом, ступенька в карьере.

Дюжина окалашенных мужиков затопала вокруг, как бы держа Петрова в кольце, и фасады у братанов светились неподдельной радостью, они, наивные, считали, что выполнили задачу до конца, и теперь их ждут только пряники. У Антона уже не оставалось сомнений, что хлопцы служат «Ред Ойлу», а не «Эдде» – не стали паковать обратно дорогущие сети (фирма платит), особой субординацией не страдают, и при этом рожи нашенские, без малейшего проблеска тайного знания во взорах.

Антон с иронией учел несколько пропаханных в отбросах животами этих мужиков борозд – это когда птицеловы подкрадывались к нему со всех сторон. Хотя: зачем иронизировать, как раз-то скользили ужами хлопцы по мусору профессионально ловко, ни одной чайки-соседки зря не вспугнули. Но дальше размышления на тему, кто тут стал посмешищем, пришлось отставить. Антона еще раз грубо пихнули, и он на правах пленника гораздо проворней зашагал по тропинке к овражку мимо гор размокших под дождями картонных коробок с этикетками на китайском.

Он не особо старался запомнить дорогу, но пару раз, будто невзначай, оглянулся. Во второй попытке ему попался на глаза торчащий из кармана Катерины козырек. И Петров вспомнил, будто на фотографии: у УАЗа в заброшенной деревне серых гвардейцев-големов – сержанта с квадратным рязанским подбородком и второго, молодого да раннего, мнущего оброненную Антоном в баре кепку... Вот как эта ведьма его нашла – через память и тайную связь раньше принадлежавшей вещи.

А в овражке, где витали запахи чуть понежнее, и щедрее просекалась зеленая травка, Антона дожидался неприятно знакомый по инциденту у «Эрмитажа» джип.

– Что, дорогуша, опять хотел птичкой прикинуться? – приветствовал Петрова, как старого знакомого, убеленный сединами товарищ с прибалтийскими манерами. – Маняша, – кивнул он дородной девахе, – Ты бдительность не теряй, чтоб он еще раз не упорхнул.

Конечно, победа сейчас стопроцентно была за этим кукловодом, но зачем же унижать проигравшего противника?

Третий господин из компании, не потрудившись покинуть джип, спешно что-то вводил в ноутбук, скорее всего играл отбой блокадным постам «Ред Ойла» по периметру свалки. Если хорошо подумать и оценить затраченные на птицеловное мероприятие средства, то врага грех не зауважать: сил подтянуто без счету. Грех не поспорить, что вокруг свалки было выставлено с десяток одних выдвижных постов, еще, наверняка, скучали по похожим овражкам среди гор мусора секреты и мобильные патрули.