Цепные псы пантеонов - Чубаха Игорь - Страница 28

– А он сам не из ваших?

– Обычный бомжара. Три года общего режима за взлом ларька, откинулся, из квартиры выписан, жена обратно не пустила, приткнулся здесь. На бутылку водки в день хватает.

На факультативах Антона научили обыкновенной вещи: если твой собеседник говорит слишком много, значит, пытается отвлечь внимание. Вовремя припомнив эту фишку, Антон оглянулся лишний раз. Нет, черные пакости, или – будем вежливы – мороки по следу не крались.

– Ну да, помню твои же слова, что сорок процентов пашущих на «Старшую Эдду» – обычные люди.

– Сорок процентов технического персонала, – посчитал нужным поправить Зигфельд-Хлебников.

– Слышь, приятель, а с кем это ты треплешься? Или у меня в ушах двоиться? – вдруг заинтересовался бомж.

Но Антон ответить не удосужился. Он повернул по коридору, потом еще раз повернул и, елки-ежики, оказался в самом доподлинном присутственном месте.

Вам приходилось бывать в государственной поликлинике? Зачем зря спрашивать, понятно, приходилось. Так же, как в поликлинике, здесь были двери с табличками, и скрепленные стулья вдоль стен. Обитатели этого шоу делились на два четко идентифицируемых типа – тех, что с важным видом ходили по коридору и заглядывали в кабинеты без стука; и тех, кто робко сидели на самом краешке стульев в ожидании своей очереди.

– Идеальное место, чтобы переждать ночь? – прозвучал сбоку богатый иронией вопрос. Не трудно догадаться, что это опять ерничал Зигфельд.

– А что здесь такое? – ответил вопросом Петров в стиле продвинутой невинности.

Ближайшая к Антону дама, вполне разумно одетая в куртку-пропитку, вполне человеческого вида, разве что зубами не вышла – в пасти тонкие рыбьи мелкие-мелкие треугольнички, вопрос «от призрака» не расслышала. Не очень поверила, что слова новичка предназначены ей, но на всякий случай нервно подчеркнула:

– Я – крайняя! За мной будете.

– Какая тебе разница, что здесь происходит? Надо нам ночь перекантоваться? Выбери двери, где очередь «пожирнее», займи место с краю, да пропусти вперед себя еще пару лиц понастырнее, глядишь, и снова утро.

Антон решил за здравое послушаться. Нашел дверь, у которой скучало не меньше пятнадцати персонажей, по рожам – из гоголевской повести «Вий», и присел на последний свободный стул. Он даже решил не спрашивать, кто тут крайний, чтобы потом не нужно было суетиться.

– Мне обещали место сестры-утешительницы в клане Кукол Хортсбергов, – многозначительно сообщила очень похожая, если бы не уши грибами-лисичками, на обычного человека, соседка. Кикимора запросто могла положить на симпатягу Антона взгляд, вот только не амурный, а хищный.

– Угу, – Антон засопел в тряпочку, показывая, что не расположен к беседе.

А ведь в самом месте ничего особенного не было. Обычные служебные помещения метро. Может, склады, может, законсервированное бомбоубежище. Мало ли понастроено метростроевцами под землей того, о чем обычный пассажир и не подозревает. Антон украдкой озирался. Когтистые, перепончатолапые, клыкастые люди-нелюди из очереди входили с каменными гримасами в кабинеты и выходили, кто огорченный, кто довольный – все очень по человечески. И темы бесед у дожидающихся очереди скользили по самым нейтрально-невинным колеям:

– Почему актеры сначала играют положительных персонажей, а с возрастом становятся злодеями?

– Про конфликт «отцы и дети» слыхали? А молодежь чаще стариков платит за билеты в кино. Целоваться и тискаться с подружками где-то надо?..

Из противоположного конца коридора в сторону Петрова уверенным шагом двинулся наконец стопроцентно обычный человек в костюме, синем, в мелкую полоску с кроваво-красной розой в петлице. Антон очень надеялся, что тип, перед которым все поневоле расступались, пройдет мимо, но тот остановился напротив.

– Человек-птица? – взгляд подошедшего облизал Петрова с головы до ног, на какой-то момент зацепившись за браслет. – У меня есть для вас кое-что. Давайте пройдем в мой кабинет.

– Не ходи, – заволновался рядом Зигфельд.

Тип явно отметил испортившие вежливую улыбку Петрова сомнения:

– Вы ведь ищите работу? Вот задаток, – на ладони обладателя модного костюма возникла нераспечатанная банковская упаковка тысячных купюр.

– Не бери! – еще яростней затрепыхался рядом Зигфельд. – Не смей касаться!!!

Антон демонстративно спрятал руки в карманы, но встал:

– Я бы сначала хотел услышать, в чем заключается будущая работа, – а что ему еще оставалось делать?

На вид работодателю можно было дать сколько угодно лет – от сорока пяти до шестидесяти. Высокий лоб, волосы – черные, густые, без пробора зачесанные назад. И странным контрастом белые, именно не седые, а белые словно мех горностая, квадратная бородка и остроконечные усы. Глаза светились далекой, какой-то неземной голубизной. На шелковом бордовом галстуке блестела крошечная золотая пимпочка в виде перевернутой звезды. А банковская упаковка исчезла столь же проворно, как и появилась, вполне в духе цирковых фокусов.

– Ну что ж, не брать кота в мешке – разумная предосторожность. Пройдемте.

Сотый за ночь поворот по коридору, и незнакомец толкнул дверь. Никакой это оказался не кабинет, а нечто вроде дежурной комнаты охраны. С десяток выключенных мониторов, огромный пульт, будто из фантастического отечественного фильма шестидесятых годов. Украшенные больничными бирками связки ключей на гвоздиках за стеклом, тот же грязно-зеленый цвет стен. Но здесь Петров задержался недолго, незнакомец поколдовал над кодовым замком следующей двери, и они оказались... в начале обыкновенного перрона какой-то станции, жаль, Антон не успел научиться узнавать петербургские станции по интерьеру.

В метре от Петрова перрон обрывался, и из близкого туннеля выползали блестящие, словно река лунной ночью рельсы. Чуть впереди маячило тыльной стороной огромное зеркало, в которое поглядывают пилоты поездов на тему, все ли пассажиры втиснулись в вагоны. А со стороны открытого пространства плыл гул шарканья ног-копыт, запутанных в гордиев узел разговоров, деревянного жужжания и скрипа.

Зигфельд промолчал.

– Это ваш кабинет? – не то чтобы очень удивился Антон.

– Просто здесь нас вряд ли подслушают. А мне не хотелось бы, чтобы кто-то посторонний услышал, как вы отказываетесь на меня работать. Ведь я угадал – вы настроены отказаться, что бы я ни предложил?

Странный работодатель не остановился на краю перрона, и Антону пришлось топать следом. Черные застывшие водопады эскалаторов виднелись далеко впереди, с противоположной стороны зала. Челюсть Петрова не отвисла в тысячный раз за последние дни только потому, что данный рефлекс отказал от перегрузок. Зал не пустовал. Можно сказать, даже очень-очень не пустовал.

– Такая работа, что не грех и отказаться? – притворяясь, будто ко всему привычен, продолжил Петров разговор.

– Работа в нашем мире самая обыкновенная для не потерявшего человеческую сущность лица. Ведь сущность при вас? – А вот анонимного работодателя открывшееся зрелище не занимало вовсе. Оно было для него столь же привычно, как плеск раскаленного металла для сталевара. И еще – работодатель, не скрывая этого, пристально следил за реакцией Петрова на зрелище.

– Не отвечай прямо, – извивался рядом Зигфельд, который тоже ничему не удивился.

– Это здесь ценится?

– Само по себе – не очень, там наверху обитает четыре с половиной миллиона лиц, не потерявших человеческую сущность. Но! У вас есть оборот-браслет скандинаво-германского образца, а добыть такую игрушку заурядному смертному не по зубам. Вы в силу обстоятельств не побоялись появиться среди нелюдей... У вас могло бы получиться выполнить мой заказ. Ты – смертный, и мне нужно найти одного смертного, а ты сможешь его искать при свете Солнца, искать в церквях... – будто дело в шляпе, неожиданно перешел вербовщик на «ты».

– Зачем вы меня сюда привели? – тогда напрямик спросил Антон.

– Чтобы дать наглядный урок, – словно ждал именно этот вопрос, ответил таинственный незнакомец, – там, – он кивнул назад, – армии неприкаянной нечисти ищут себе покровителей, пусть и называют это покровительство работой. Здесь же обретается низовая нечисть, считающая, что способна обитать сама по себе, без кланов, вне пантеонов.