Подземные дворцы Кощея
(Повести) - Маципуло Эдуард - Страница 69

Тропа, залитая луной, карабкалась к перевалу. Где-то все еще перекликались какие-то люди. С городских пустырей доносились рыдания и хохот шакалов.

Коротышка не пытал меня, не гнал пешком. Неужели щадит? Или все еще было впереди?

Салим, выбившись из сил, забуксовал на особенно крутом подъеме. Коротышка взбодрил его не уколами ножа, а уже ударами. Закричав, Салим пополз на коленях.

— Надо вместе! — шептал я, сползая с его спины, стараясь ему помочь. — Навалимся на него вместе! Боишься? Тогда одновременно побежим в разные стороны!..

— Шайтан, шайтан, — безумно бормотал он. — Тебя надо было сразу зарезать… всем было бы хорошо…

— Так ведь сдохнешь, Салим! — Я не сдержался, заорал: — Ну и подыхай, жалкая тварь!

Коротышка закатился в бухающем смехе.

— Вот тебе чинара! Вот, получай!

— Надо было сразу зарезать, — бормотал Салим. — Всем было бы хорошо…

— Это тебя надо было бы сразу к стенке! — орал я, сжимая кулаки.

— Наконец-то правильные слова говоришь, начальник, — гудел Коротышка. — Скоро совсем поумнеешь.

А я как с ума сошел, всю ненависть изливал на Салима. Не на Коротышку! А ведь и ослабел до невозможности, и жить уже не хотелось, а вот же нашлись силы для злобы, на радость бандиту. До тошноты было обидно — ведь столько сил и драгоценного времени было потрачено на Салима и многих подобных салимов. И все впустую! Во вред главному делу! Если бы мы не нянчились с Салимом и его родней, Коротышка давно бы сидел в тюрьме, а все награбленное им было бы оприходовано в народном банке!

Когда я умолк, Коротышка опять заставил меня взгромоздиться на Салима.

— Так надо. Или убью вас обоих. Клянусь!

И мы снова потащились вверх и, на удивление, вскоре оказались у перевала и без отдыха одолели его. Телега была на том же месте, где я ее оставил, только кто-то успел снять колеса. И след казенных коней давно простыл. Зато все вокруг было усеяно камнями и клочьями растерзанных хурджунов.

Но вот Салим повалился без сил, грохнув меня оземь.

— Не могу, — хрипел он. — Больше не могу, клянусь аллахом! Убей, хозяин…

Коротышка, тяжело дыша, склонился над ним.

— Остановись, Миргафур! — крикнул я.

— Ты жалеешь этого шакала? — удивился он. — Эту подлую тварь? К ним нельзя относиться как к людям. Сейчас-то зачем врешь, начальник?

— Не трогай его, Коротышка. Что для тебя его смерть?

— Забудь о нем. Он подох. Сам от страха кончился, я его и пальцем не тронул. — Коротышка поднялся, посмотрел на звездное небо. — Пошли, дальше, начальник.

Но я подполз к Салиму. И точно, вроде мертв… Я приложил ухо к его пухлой груди. Сквозь грязную одежду и слой сала пробился стук сердца…

Вот ведь как случается. Только что я его ненавидел всей душой и должен был бы радоваться его смерти, чтобы больше никому не пришлось его перевоспитывать, заблуждаться, мучиться… Чтобы эти лживые и злобные бездельники не въехали благодаря нашей доброте в светлое будущее, не загадили нашу мечту… Но я почему-то не радовался, все мое существо восстало против убийства Салима. Я даже застонал от отчаяния и бессилия. Я-то знал, что Коротышка живым меня из своих рук не выпустит, а хазу ему не выдам. Значит, мне умирать, а салимам жить? И все же даже эта мысль не ослепила меня недавней ненавистью…

Я поднялся на ноги и пошел с Коротышкой.

Он увидел, что мои руки почему-то развязаны, и старательно стянул их обрывками пут у меня за спиной. Мы спускались по крутой дороге с перевала, Коротышка изредка поддерживал меня, чтобы я не упал.

— Признайся, начальник, ты наврал? Ты не можешь жалеть таких шакалов.

— Могу, не могу… Тебе не понять.

— А ты попробуй объясни, вдруг что-нибудь получится?

— У них не было выбора, Коротышка. Где тебе понять. Да и мне многое раньше было неясно, сам бы не додумался. В одной умной книге про это прочитал… Только став такими, они смогли выжить. Другие в вашем дурном мире не выживали… Вот какой трудный исторический случай, это я уже говорил себе.

Коротышка долго молчал, о чем-то размышлял, потом дернул меня за конец веревки.

— Ну а я? Что про меня скажешь, начальник? Я-то выжил.

— Потому и выжил. Ты такой же, как и они.

— Я не такой! — угрожающе произнес Коротышка и перестал меня поддерживать.

Я тотчас упал. Он присел возле меня на корточки.

— Я с детства был выше других. Аллах дал мне малый рост и слабые руки, но взамен наградил другой силой. Мне сорок три, а с десяти лет я собирал свои хурджуны! Я уже сейчас поднялся вровень с падишахами. Разве ты не понял? Ты меня не можешь остановить. Твоя советская власть тоже не может. Меня аллах не остановит!.. Посмотри вокруг — мелкие, никчемные людишки, сейчас их время. Беки, казии, эмиры, ханы — это все та же мелкота. Везде проникла мелочь, все захватила. А ведь они могут только ползать на брюхе, целовать туфли господина. А нет господина — и превращают мир в навозную кучу. И хотят заставить истинных господ служить им. Вот почему я преступник, бандит, убийца. Вот почему на каждый мой хурджун приходится по двести жизней.

— По двести?! — прошептал я.

— Страшно, начальник? Ну, вставай. Пошли.

— Куда?

— Увидишь.

На рассвете мы перешли вброд мелководную речушку, поднялись на пригорок. Коротышка освободил мои руки от пут.

— Узнаешь речку? — утомленно спросил он. — Это Аксу. А вот там — Кизылсу. Признайся, начальник, я рассчитал все правильно. Мои хурджуны ты вытряхнул где-то здесь.

Да, рассчитал он удивительно точно. Я отсюда видел верхушки сухой ивы, возле которой находилась хаза. Было бы у него время, отыскал бы и без моей помощи. Я в этом уже не сомневался.

— Начальник! Неужели тебя нужно резать, колоть, как этих шакалов? Ты же все понял!

Наши взгляды встретились. Со дна колодцев ключом било нетерпение.

— Понял, Миргафур.

Двести жизней на хурджун — этому уже не может быть прощения, тут уже не нужен никакой суд.

Я повернулся в ту сторону, откуда мы пришли, показал на дерево, объяснил: сухая ветвь воткнута в землю — там и хаза.

Он молча смотрел на меня.

— Пойдем, — сказал я. — Убедишься. Все забрать тебе не по силам. Так что идем, полюбуешься.

Он пошел, сдерживая шаг, чтобы не обогнать меня. И тут выдержка изменила ему, может быть, в первый раз в жизни. И в последний…

Он рванулся вперед, обрывки черного шелка затрепетали за его спиной, как подрезанные вороньи крылья.

Потом я увидел, как с шумом выстрелила ветвь на дереве, освобождаясь от тяжести камня… Когда я подошел, Коротышка был мертв…

Я брел по дороге на перевал и, заслышав голоса или стук копыт, прятался в зарослях. Я боялся людей.

Мимо меня прогромыхала целая вереница груженых арб с голосистыми арбакешами верхом на лошадях. Я ждал, когда они проедут, и уснул. Наступило воскресенье, и люди ехали в город на базар, как будто ничего в мире не произошло.

Как потом мне сказали, я вскрикивал во сне ужасным голосом. По этим крикам меня и нашли.

Я с трудом раскрыл глаза. Кто-то больно шлепал меня по щекам. Вокруг стояли какие-то люди.

— Крепко спал. Наверное, золото во сне видел?

Вроде бы знакомый голос… Солнце слепило глаза.

Совершенно не хотелось подниматься, но меня вывели под руки на дорогу. Я пригляделся: впереди маячила ширинка на неположенном месте.

— Хамракул! — обрадовался я.

— Очухался? Предатель, ядовитая гадина, скорпион.

— Червивый у тебя язык, Хамракул. Ведь будешь прощение просить.

Измученный грязный Хамракул закатил долгую гневную речь, из которой я понял, что меня и Коротышку повсюду разыскивают — милиция и сознательные труженики-дехкане. Меня посадили на осла и повезли прямиком к товарищу Муминову.

Ну, не мог же я въезжать так позорно в город, где меня все знали! У скальной стены, на которую меня совсем недавно загнал Коротышка, я попросил остановиться.

— Зачем? — спросил Хамракул.

— Золотишко надо забрать, — ответил я со всей откровенностью. — Заработок как-никак.