Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Наш человек на небе (СИ) - Дубчек Виктор Петрович - Страница 6


6
Изменить размер шрифта:

В первый же день Восточной кампании, задолго до того, как начали работу радарные массивы «Палача», рейх потерял свыше 300 боевых самолётов — крупнейшие единовременные потери авиации Германии за всю войну. Это можно было бы списать на непривычные условия нового фронта — списать и  понадеяться на исправление ситуации в дальнейшем.

Увы, исправить что-либо было уже невозможно.

Смехотворная «битва за Британию» приучила немцев к неготовности противника умирать. Однако на войне, — странное дело, — умирают постоянно, буднично. На войне люди — это всего лишь ресурс, один из множества. И любая попытка командования решать ресурсные задачи негодными, внересурсными методами приводит лишь к ещё большим потерям — и потерям совершенно напрасным.

А если уж умирать — так с чувством, с толком.

С расстановкой.

Советское командование расставляло свои фигуры так, что на главных, ударных направлениях всякий раз оказывались наиболее подготовленные эскадрильи. Существует огромная разница между избиением только-только вставших на крыло желторотых сержантиков — и затяжной, остервенелой, предельно жестокой дракой с невыносимо большевистскими фанатиками, у которых и налёт приличный, и опыт тянется мало что не с Испании, да и настроение какое-то совсем не рыцарственное.

И этой краснопузой сволочи было совершенно безразлично собственное благополучие. Один на десять, один на сто — какая разница, если всё равно не доживёшь до пенсии? За счёт лишь только этого безумия русские умудрялись противостоять немецкой авиации в стратегически заведомо проигрышных ситуациях — а уж в стратегически равных, тем паче, выигрышных... Как-то очень быстро выяснилось, что про «один на десять» речь уже не идёт, и стрелка весов медленно, но верно начинает склоняться в обратную сторону. Кто любит фанатиков, особенно таких умелых? Кто готов сражаться с противником, которому всё равно, доживёт ли он до вечера? Кто б не дрогнул? Вот и немцы — очень быстро привыкли вздрагивать.

Дрожать приходилось ещё и от холода, особенно на Севере. Армия «Норвегия» под командованием генерал-полковника Николауса фон Фалькенхорста начала наступление 29 июня сразу на трёх направлениях: на Мурманск, Кандалакшу и Лоухи. Немцы рассчитывали воспользоваться приятной погодой и относительной слабостью Советской группировки в регионе, захватить северные порты и базы флота СССР, ограничить возможности поставок конвоями из САСШ и Англии, создать дополнительные предпосылки для наступления на Ленинград.

На мурманском и лоухском направлениях гитлеровцы встретили ожесточённый отпор, исключивший возможность решительного продвижения. Наибольшего успеха добилась 160-я пехотная дивизия вермахта, которая преодолела незначительное сопротивление пограничников и на несколько километров выдвинулась в глубь Советской территории, где подверглась артиллерийскому обстрелу с замаскированных позиций, затем  контрнаступлению 122-й стрелковой дивизии русских, и откатилась к Салле, безвозвратно потеряв более сорока процентов личного состава. Потери катастрофические.

Германии срочно требовалось ещё больше пушечного мяса. 26 июня, — хотя боевые действия фактически велись уже с 21, — в войну на стороне Оси вступила Финляндия. Несмотря на многолетнее сотрудничество с Германией, «красавица Суоми» гордилась статусом демократического парламентского государства.

В конце концов, только «демократические страны» имеют право решать, кому считаться демократической страной; лишь «цивилизованные народы» имеют право решать, кому считаться цивилизованным народом — разве это не логично?..

- Я считаю, что Финляндия, так же как и Польша, не имеет причин оставаться в стороне от общей борьбы против большевиков, — заявил верховный главнокомандующий Карл Густав Маннергейм с трибуны Эдускунта [6] в Хельсинки. — Участие в военных действиях, которые для Финляндии могли бы ограничиться захватом Петрограда, создаёт предпосылки для прихода в России к власти твёрдого и здравомыслящего правительства, и такая «услуга» может стать основой для будущих дружеских отношений. Если сосед, который долго жил под гнётом России, готов оказать ей сейчас рыцарскую помощь, это может считаться высоким поступком [7]

Карл Густав Маннергейм, маршал Финляндии, был статен, усат и убедителен. В самом деле: поубивать немножко русских, отобрать у них Петроград — разве это не услуга? разве не высокий поступок?.. Депутаты Эдускунта радостно аплодировали; Ристо Хейкки Рюти, президент республики, благосклонно кивал, завидуя тому, как импозантно смотрится Маннергейм в военном мундире с тугим воротничком.

В сентябре 1941, когда поражение Германии ещё казалось немыслимым, именно Рюти заявил:

- Если Петербург не будет больше существовать как крупный город, то Нева была бы лучшей границей на Карельском перешейке. Ленинград надо ликвидировать как крупный город.

Президент знал, что фюрер уже принял решение стереть Ленинград с лица земли, и торопился выказать преданность, очередной раз с беспощадной очевидностью демонстрируя: буржуазная «демократия» всегда и везде, как ей и положено, является не более чем ширмой для самого обыкновенного фашизма. Итак, на Севере нацисты тоже выступили единым фронтом — вот только дело у них не заладилось. Как-то очень внезапно сделалось очевидным, что за прошедшее время русские научились воевать — и демонстрировали просвещённым европейским соседям свои умения хоть и вполне убедительно, но как будто даже с некоторой ленцой.

Выборгско-Кексгольмская оборонительная операция тоже оказалась успешной. Генерал-лейтенант Герасимов, приняв командование 23-й армией,  неожиданно цепко ухватился за поступавшую из Ставки информацию. Сведения о предстоящих действиях противника всякий раз оказывались удивительно точными и своевременными, и Михаил Никанорович принял единственно верное решение: отказавшись от массированных контрударов, он «задробил» оборону, свёл её к бесконечно утомительной для финнов последовательности относительно малых операций. В своеобразных условиях Выборгского направления быстро выяснилось, что крайне желательный для немцев удар на юг для сковывания русских сил не мог быть предпринят, так как при любой попытке продвижения части финской Юго-Западной армии оказывались под угрозой уже более серьёзного флангового удара. Конечно, угроза — это ещё не удар. Но финны-то об этом не знали. Беспристрастный историк, безусловно, должен отметить, что важную роль в обороне Ленинграда сыграл и Ворошилов. Именно маршал, прежде чем отбыть в Прибалтику, позаботился о том, чтобы сведения разведки поступали в распоряжение Герасимова приоритетным образом.

Что-то очень личное связывало Климента Ефремовича с Карелией... но по-настоящему беспристрастного историка личное, безусловно, волновать не должно.

Так или иначе, ни блокада Ленинграда с северного направления, ни тем более захват города не состоялись. Сталин сделал выводы из опыта Финской войны 1939-1940 годов — и заставил сделать выводы командование РККА. РККА отразила наступление финнов, отбросила их на позиции, исключающие какую бы то ни было угрозу для Ленинграда, но собственное наступление не форсировала. То ли не имела ресурсов, то ли пока не желала тратить их на захват и удержание территории ничтожного противника — рыцарственнейший маршал Карл Густав куда как более опасался второго варианта, неуютно вертел шеей в тугом воротничке и поглядывал на демократичнейшего президента Ристо Хейкки. Президент заглядывал в рот немецкому посланнику Виперту фон Блюхеру и неохотно расставался с мечтой об уничтожении Ленинграда.

Блокадой и не пахло. Город, в котором на тот момент располагалась почти треть всей Советской промышленности, жил, трудился, воевал. В Заполярье развернулась диверсионная война; немецкий флот охотился на конвои — но масштабных боевых действий не велось. Впрочем, оставалась ещё надежда на успех немецкого наступления в Прибалтике.