Последняя граница. Дрейфующая станция «Зет» - Маклин Алистер - Страница 33

Рейнольдса так захватило это представление, что он даже не услышал, как за его спиной бесшумно отворилась дверь. Он услышал ошеломленный возглас: «О-о!» — и резко развернулся у окна и тут же сморщился от боли, которая ножом пронзила его спину.

— Прошу прощения, — смущенно сказала Юлия. — Я не знала...

Рейнольдс улыбнулся.

— Входите, все в порядке. Я вполне готов. Вы должны помнить, что мы, агенты, в любой момент готовы развлекать любую женщину, особенно в своей спальне. — Он взглянул на поднос, поставленный ею прямо на кровать. — Для поддержки сил инвалида?.. Вы очень любезны.

— Инвалид чувствует себя хуже, чем сам признает. — Голубое шерстяное платье с пояском и белыми полосками на рукавах и вокруг шеи очень ей шло, а блестящие золотистые волосы, аккуратно причесанные, выглядели так, словно их натерли снегом. Она легко коснулась кончиками пальцев, свежими и прохладными, его спины. Он услышал легкий вздох. — Нужно позвать доктора, мистер Рейнольдс. На вашей спине оттенки всех мыслимых цветов: красные, синие, фиолетовые... Нельзя это все оставить просто так. Ваша спина выглядит ужасно. — Она его легко повернула к себе и взглянула в покрытое щетиной небритое лицо. — Вам необходимо лечь в постель. Вам очень больно, правда?

— Только когда я смеюсь, как сказал пробитый гарпуном кит. — Он отодвинулся от умывальника и кивнул в окно. — Кто этот циркач?

— Я могу и не смотреть, — рассмеялась она. — Я слышу. Это Козак. Один из людей моего отца.

— Козак?..

— Так он себя называет. Его настоящее имя Александр Мориц. Он считает, что мы об этом не догадываемся, но мой отец знает о нем все. Впрочем, он знает все почти о каждом. Парнишка считает, что Александр слишком интеллигентное имя, и поэтому называет себя Козаком. Ему всего восемнадцать.

— А к чему этот комедийный наряд?

— С вашей стороны это полное невежество, — сказала она с упреком. — В его наряде нет ничего комичного. Наш Козак настоящий сикош, вы бы сказали — ковбой. Он из Усты, степной земли к востоку от Дебрецена. Там они именно так и одеваются. Козак олицетворяет собой еще одну сторону деятельности Янчи, о которой вы пока не слышали. Он кормит голодающих людей, — спокойно сказала она. — Когда наступает зима, мистер Рейнольдс, многие люди в Венгрии голодают. Правительство забирает у крестьян слишком много мяса и картофеля. У них очень большие продуктовые налоги. Особенно плохо приходится людям в зерновых районах, где правительство забирает все. Однажды было так плохо, что жители Будапешта снабжали хлебом деревню. Вот Янчи и подкармливает таких голодных. Он решает, с какой правительственной фермы нужно забрать скот и куда его направить. Козак туда этот скот и перегоняет. Он только прошлой ночью перешел границу.

— И это так просто?

— Да, для Козака. У него особенный талант обращаться с животными. Большую часть скота он пригоняет из Чехословакии. Граница всего в двадцати километрах отсюда. Козак набрасывает на них маску с хлороформом или дает им выпить дешевого самогона. И потом полусонных животных ведет через границу. Они ему не доставляют хлопот, это все равно как если бы мы с вами перешли через улицу.

— Какая жалость, что невозможно так же обращаться с людьми, — сухо заметил Рейнольдс.

— Именно этого и хочет Козак: помогать Графу и Янчи переводить через границу людей. Конечно, не угощая их хлороформом. Он скоро займется этим. — Юлия несколько секунд невидящим взглядом глядела в окно и потом посмотрела на Рейнольдса своими голубыми глазами, в этот момент мрачными и неподвижными. Она начала было говорить: — Мистер Рейнольдс, я...

Рейнольдс знал, что она сейчас скажет, и поспешил прервать ее.

Не нужна была особая проницательность, чтобы догадаться, что их решение не отказываться от встречи с Дженнингсом было вызвано лишь тяжестью прошлой ночи. Он ожидал, что Юлия непременно обратится к нему, знал, что об этом она хотела сказать ему с того самого момента, как вошла в комнату.

— Попробуйте называть меня Майклом. Мне кажется довольно сложным все время соблюдать официальный тон. Тем более когда я разговариваю полураздетым.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Майкл... — Она медленно произнесла его имя, и у нее оно прозвучало как «Михай».

— Майкл, я убью вас, — пригрозил он.

— Очень хорошо. Майкл.

— Михай, — передразнил он и улыбнулся. — Вы собирались что-то спросить?..

На мгновение карие и голубые глаза встретились. И девушка заранее знала ответ на свой вопрос, даже не задавая его. Ее изящные плечи на секунду поникли, будто испытали поражение. Она отвернулась.

— Ничего, — безжизненным голосом сказала она. — Я узнаю относительно доктора. Янчи просил вас спуститься через двадцать минут.

— Господи, ну конечно же! — воскликнул Рейнольдс. — Радиопередача! Я совершенно об этом забыл.

— Это уже кое-что. — Она едва заметно улыбнулась и прикрыла за собой дверь.

Янчи медленно поднялся, выключил радио и посмотрел на Рейнольдса.

— Думаете, это плохо?..

— Достаточно скверно. — Рейнольдс уселся на стуле поудобнее, чтобы не так болела спина. Ему нелегко дались усилия умыться, одеться и спуститься вниз, хотя он и бодрился. Боль не отпускала его. — Мне совершенно точно было обещано, что сегодня в радиопередаче прозвучит условная фраза.

— Может быть, они уже приехали в Швецию, но не успели сообщить об этом вашим людям?.. — предположил Яачи.

— Опасаюсь, что это не так. — Рейнольдс был уверен, что утром они наконец услышат по радио условную фразу! Он очень расстроился. — Все было для этого готово. Связник из консульства в Гетеборге постоянно готов к встрече с ними.

— Ах так... Но если эти агенты так хороши, как вы о них говорите, то они могли что-то заподозрить и затаиться в Штеттине на день-другой. До тех пор, пока, как вы говорите, не спадет жара...

— На что еще мы можем надеяться... Боже мой, подумать только, что я мог попасться на эту удочку с микрофоном в душе! — горько произнес Рейнольдс. — Что теперь поделаешь?

— Ничего. Нужно только запастись терпением и ждать, — посоветовал Янчи. — Впрочем, это касается нас, а вам нужно просто лечь в постель без всяких споров. Я видел слишком много больных и раненых, чтобы распознать больного просто по внешнему виду. За врачом послали. Это мой давний многолетний друг. — Он улыбнулся, увидев недоумение на лице Рейнольдса. — Мы можем полностью ему доверять.

Через двадцать минут доктор вместе с Янчи поднялся в комнату к Рейнольдсу. Крупный, сильный, краснолицый, усатый человек с профессионально бодрым голосом, который неизбежно вынуждал пациентов подозревать худшее. Весь его вид излучал непоколебимую самоуверенность. Практически он не отличался от докторов в любой части света. Как и многие другие эскулапы, он высказывался слишком категорически и не старался скрывать свое собственное мнение.

Он безостановочно ругал «этих проклятых коммунистов» с самой первой минуты, как вошел в комнату.

— Как вам удалось так долго выжить здесь, — улыбнулся Рейнольдс, — если вы столь категорично высказываете свое мнение?..

— A-а... все знают, что я думаю об этих чертовых коммунистах. Они не осмеливаются нас тронуть, потому что мы незаменимы, мой друг! Особенно хорошие врачи. — Он прижал стетоскоп к уху. — Не то чтобы я уж очень хороший специалист, но весь фокус заключается в том, чтобы убедить их в своей незаменимости.

Врач был к себе не совсем справедлив. Осмотр был квалифицированным, тщательным и быстрым.

— Будете жить, — объявил он. — Возможно, у вас и было внутреннее кровотечение, но очень незначительное. Сильное воспаление и весьма заметные следы от ударов. Такому больному нужен постельный режим, Янчи, если вы не возражаете. Эффективность этого средства, которое я вам рекомендую, — продолжал он, — находится в прямой зависимости от боли, которую оно вызовет. Не исключено, вы будете подпрыгивать до потолка от боли, но завтра вам станет лучше. — Он взял в горсть сероватой мази, размазал по спине тонким слоем. Этому рецепту, — пояснил он, — сотни лет, и я его всегда выписываю. А пациент всегда доверяет врачу, который пользует своих больных старым добрым лекарством, кроме того, это практически все, что «эти чертовы коммунисты» нам оставили.