Сады Солнца - Макоули Пол - Страница 27

Шпион вежливо отвергал предложения попробовать экземпляр из обширной психотропной библиотеки Карила. И так музыка плюс нечеловечески колоссальные пейзажи за окном будили странные чувства, угрожали раздавить хрупкое «я». А вдруг после таблетки или пластыря с психотропом контроль над своим «я» уйдет целиком, а личность потеряет форму, растечется, исчезнет?

Карил и шпион дважды обогнули Япет. Сперва они двигались на восток к северу от экваториального хребта, затем возвратились на запад к югу от него. Они ехали через темные равнины, огромные каньоны и ущелья, между колоссальными скатами и обрывами, по усыпанным кратерами склонам, вздымавшимся к острым пикам, которые были местами изуродованы, обвалены ударами метеоритов вблизи вершин, отчего горы делались похожими на вулканические кальдеры. Местность вокруг не менялась уже четыре миллиарда лет. Большая часть кратеров возникла в буйной молодости Солнечной системы. Но хотя с тех пор поток метеоритов ослаб — он не прекращался.

Роллигон иногда катился целый день по дну пологого кратера, карабкался на крутой склон с другой стороны, и с широкой кромки открывался вид на долину, ведущую к огромному куполу пика. Пик заслонял весь видимый горизонт, вздымался на десять километров в черное небо, пестрел от метеоритных щербин на боках, а вершина была обвалена древним столкновением. Все прикрывал слой черного материала, образовавшего местами гладкую корку, местами — растрескавшуюся на гигантские полигоны поверхность, а местами — засыпанные черной пылью впадины, куда было лучше не въезжать — роллигон мог утонуть в пыли.

Большей частью Карил и шпион шли по рассеченной, испещренной кратерами равнине у подножия экваториального хребта. Его гладкие гребни закрывали близкий горизонт, отдельные пики плыли в черном небе, словно луны на привязи. Руководимый сочетанием геологического опыта и обостренных наркотиками инстинктов, Карил вел машину вдоль куполов, провалов, антиклинальных складок, вздыбленных тектоническим сжатием, наносил на карту обвалы и разломы, затопленные выбросами древних криовулканов, пересекал зоны выброса материи из метеоритных кратеров, брал пробы в их центре. Карил радарами и эхолотом картографировал поверхность до глубины в полкилометра или выпускал маленьких роботов, разбегавшихся на трех–четырех парах соединенных ног. Роботы приседали там и сям, чтобы пробурить замороженную смолу на реголите и взять образцы льда под нею. Если тот оказывался хотя бы слегка загрязненным соединениями металлов, Карил засеивал почву вакуумными организмами, которые росли, выпускали ростки и псевдофилии, чтобы поглотить и концентрировать металл. Изредка попадавшиеся рудоносные жилы и вкрапления Карил выкапывал и сгружал в трейлеры. За роллигоном уже тянулся небольшой их состав. Чтобы выкопать обломки метеоритов, Карил взрывал местность либо запускал вниз змеевидных роботов, которые грызли каменные и металлические болиды алмазными зубами и выталкивали перистальтикой на поверхность. Карил останавливался и у вакуумных садов, высаженных во время прошлых поездок. Тогда они со шпионом надевали скафандры и руками соскабливали чешуйки, богатые минералами, поглощенными из реголита, — тяжелая, но приносящая удовлетворение работа в абсолютном покое темной половины спутника.

Но путешествие занимало гораздо больше времени, чем геологическая работа. Чаще всего путешественники ночевали в роллигоне, иногда останавливались на день–другой в оазисах или на фермах, где шпион рассказывал свою историю и расспрашивал всех, знают ли они хоть что–нибудь о Зи Лей. А Карил сидел с хозяевами за чаем, грыз сладкие вкусные пирожки, оливки, куски арбуза, препирался насчет цены на собранные фосфаты, нитраты, брекчию и металлы, сплетничал про местные мелкие скандалы, свадьбы, рождения и смерти и фантазировал о планах Тихоокеанского сообщества. Даже когда продавать было нечего, кроме переработанных отходов из туалета роллигона, фермеры и поселяне охотно давали излишки свежих фруктов и овощей в обмен на доставку грузов соседям или за обещание минералов и металлов при следующем визите.

Тихоокеанское сообщество давило на новых сограждан куда меньше, чем бразильцы или европейцы. За все путешествие Карил со шпионом лишь однажды встретили представителей оккупационных сил: четырех вежливых солдат в темно–зеленой униформе, описывающих оборудование и посевы на ферме. Солдаты Сообщества изымали треть всякого нового урожая, так что всем приходилось дополнять рационы КАВУ-пищей либо дрожжевыми культурами. Всех строительных роботов тоже изъяли. База Тихоокеанского сообщества уже была размером в небольшой город и по–прежнему росла — огромная решетка сегментированных труб, погребенных под равниной ледяной гальки. Практически такие же поселения строили на лунах Юпитера и Сатурна еще век назад. Теперь между системой Сатурна и Землей регулярно ходили грузовые и пассажирские корабли, в систему летели солдаты и материалы. На большой фабрике производили буксиры по образцу кораблей дальних.

Если не считать конфискации роботов и урожая и закрытия коммуникационных сетей, оккупация не оказала особого влияния на повседневную жизнь Япета. Но все же она поменялась практически во всем — и возврата к прошлому не было. Дальние долго тешили себя иллюзией, что избавились от постоянного варварства человеческой истории, создали утопию, где можно без помех предаваться всевозможным искусствам и наукам, где процветает множество мирно и плодотворно сотрудничающих экономических и политических систем, лоскутное одеяло богатых и спокойных поселений. Это оказалось утопией, самообманом, мыльным пузырем. Как биом, развившийся в изоляции на отдаленном острове, культура дальних быстро пала под натиском энергичных и агрессивных пришельцев из внешнего мира. Даже если бы дальние отвоевали свободу — она не была бы прежней. Дальние всегда помнили бы о нависшей опасности, готовились бы защищать себя, делать все нужное для выживания в борьбе не с природой, но с людьми.

Повсюду, куда приезжали Карил со шпионом, шли разговоры о сопротивлении и революции, ходили слухи о новых зверствах на других лунах, обсуждались мечты сбежать во тьму на краю Солнечной системы. Но шпион нигде не отыскал известий о Зи Лей. Лишь однажды ему повезло поговорить с человеком, повстречавшим ее во время ее краткого пребывания в Ксамбе, на Рее. Похоже, родители рассказывали правду. Потому, скорее всего, правдой было и то, что они ничего не слышали от дочери и перед войной, и после нее.

Поиск почти не продвинулся — но шпион не чувствовал разочарования, не отчаивался. Он не сомневался, что рано или поздно отыщет Зи Лей. А пока он привыкал к личине Кена Шинтаро, и ему это нравилось все больше. Он учился быть человеком, иногда днями напролет не вспоминал постоянный, выворачивающий душу и тело страх той работы в Париже, мелкую паранойю, постоянную боязнь подсматривания и подслушивания, опасения, что помимо воли окажешься втянутым в большую игру без знания игроков и правил. В Париже шпион постоянно был начеку, следил, чтобы его действия не выходили за рамки нормальности, старался наблюдать и оценивать не только людей вокруг, но и самого себя. Теперь он мог расслабиться с Карилом. И — конечно, стоило бы немалых усилий быть настороже с добродушным бродягой–геологом. Теперь шпион мог спокойно относиться и к другим дальним — и, что самое главное, к себе самому.

Шпион был рожден и воспитан на Луне, чтобы сражаться за бога, Гею и Великую Бразилию. Шпион никогда не бывал на Земле, но мечтал о ее мягкой траве, зеленых просторах и бездонных океанах, раскинувшихся под добрым, восхитительно голубым небом. Если есть рай, то он — такой. А в долгом путешествии по Япету шпион научился ценить и любить сдержанную красоту резких пустынных пейзажей луны, читать по рельефу историю его возникновения, определять то, как результаты бурной эпохи рождения смягчались покрытием из захваченных частиц, миллионами лет медленной сублимации, микроскопических метеоритных ударов, обколовших и сгладивших каждый угол. Время — великий архитектор, но его растянувшаяся на эпохи работа превосходит человеческое восприятие.