Возрождение Зверя. Любовь за гранью 12 (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 17

Они не должны были быть там. Она, мать ее не должна была быть там. Только не моя малышка. Он должен был вывезти ее. Чертов Зорич. Ты обещал мне. Ты, блядь, обязан был увезти, обеспечить ее безопасность. Я сутки, гребаные сутки удерживал своих людей, не позволяя перекрыть дорогу на Асфентус, не закрывая границу до последнего. Я знал, что Влад пересек ее… Маааать его, пересек ее без Марианны.

Я не знал. Маленькая моя, я не знал. Прошу, поверь и ответь.

После всего, что мне показал Курд… я думал лишь о том, что ОНА мне не простит, если не спасу ее отца. Потом… потом я сам лично надеру ему зад. Когда найду ее. Если же нет… найду. Обязательно найду.

Я сошел с ума. Обезумел. В тот момент, когда узнал, КТО должен был присутствовать на этой тайной встрече. Я отменил первоначальный приказ взорвать гостиницу. Орал его мысленно командиру карателей, обещая все муки Ада, если он предпримет хотя бы одно действие без меня.

Они все были там. Все те, кто до последнего поддерживал короля… Чееерт, не короля, а мою жену. Меня. Все те, кто пренебрегли своей безопасностью из уважения к ней. Они все были там. А ее не должно было быть. Марианна должна была быть на полдороге в безопасное место.

Я просчитался. Блядь, я просчитался так, что хотелось разодрать собственную глотку.

"Малыш… девочка моя, ответь. Слышишь? Ответь мне. Ненавидь. Прокляни… Марианнаааа… прокляни меня, но так, чтобы я услышал твой голос"

Это он приказал взорвать здание. Ублюдок. Намеренно громко вторгаясь в мои мысли тоже, чтобы я слышал его приговор.

"Я не успел… маленькая… я не успееел. Ты веришь? Ты веришь, что я, скорее, сдох бы, чем сделал это с тобой? Ответь… Ответь, что не веришь".

Я не нашел ее тела. Это единственное, что еще позволяло мне дышать. Это причина, по которой Курд все еще жил. Это… и мои дети. Точнее, самый настоящий страх за них. Крюк, намертво впившийся в замершее сердце и не позволяющий оторвать голову заносчивому подонку. Я вошел в гостиницу после взрыва, чувствуя, как съезжает крыша, как внутри бьется в истерике откровенного ужаса Зверь. Мечется, оглушительно воя и бросаясь от одного тела к другому, раскидывая в стороны обломки здания. Оторванные женские ноги… руки… темные волосы… я не позволял нейтралам подходить к трупам женщин… и в то же время сам до жути боялся, разворачивая к себе останки их тел. Облазил руины гостиницы, сдерживаясь от желания убить их всех… всех тех тварей, равнодушно смотревших на мертвых, валявшихся под нашими ногами. Ненависть. Я никогда… никогда не испытывал такую ненависть. Всепоглощающую. Необъятную. Раздирающую. Отравленную едким страхом все же добиться своего. Искать и до безумия желать не найти.

"— Ты чувствуешь ее? Не молчи, мать твою. Ты. Чувствуешь. Ее?"

Он тоже молчит. Сэми. Мой сын. Мой сын молчит, позволяя мне ощутить все ту же ненависть. Но мне плеваааать. Пусть испытывает что угодно, но ответит мне. Скажет, что она жива. Что он спрятал ее. Я умолял. Снова. И впервые я умолял кого-то, кроме нее.

Ни слова. Сдохни, Мокану. Вот что означает эта тишина. Сдохни. Только я не могу.

"Не могууу, малыш. Не могу, веришь? Пока не узнаю, где ты… в каком ты из миров… я не могу отправиться туда, оставляя тебя здесь. Ответь мне, Марианна".

Который день подряд. Безумие и ярость. Безысходность и абсолютное безразличие ко всему, что сейчас творится вокруг. Позволяя окунуться себе в это безумие. День за днем, когда час длится гребаную вечность. Задания сверху, кто-то другой делает за меня отчеты под страхом мучительной смерти. Что угодно, чтобы не видеть Курда. Что угодно, чтобы не возвращаться в место, откуда прозвучал приговор ей. Мне.

"Я не отпускал тебя, слышишь? Ты не имеешь права ослушаться меня"

День за днем, круша стену за стеной, не оставляя и камня на камне от нашего с ней дома. Пустого… такого пустого без нее. К чему он мне сейчас?

"Просто отзовись… Отзовись, малыш. Тебе не спрятаться от меня. Я еще не сдох… значит, и ты не могла умереть".

Я куплю для нее сотни таких домов. Пусть только отзовется. Я построю самый большой на могиле Курда и буду вдыхать в себя агонию его смерти вечно. Пусть только ответит мне. Хотя бы раз.

"Не верь им… слышишь? Никому. Я люблю тебя. Люблю, малыш. Это наша пропасть. Сейчас твой черед. Удержи меня. Не позволяй прыгнуть в нее. Отзовись".

И сойти с ума по новому кругу… потому что отозвалась. Потому что в голове раздался ее тихий, но такой пронзительный крик.

"Ниииик… Ник, где ты?"

Облегчение? Счастье? Вот такое оно? Настоящее счастье? Нееет… это больше… Это гораздо больше. Вот она. Настоящая причина жить. Настоящая причина бороться дальше. Это возможность снова дышать, снова слышать собственное сердцебиение. Оголтелое, сумасшедшее от радости.

Слишком поздно, маленькая. Я уже на территории нейтралов. Нельзя… Долбаное "нельзя". Курд принес свои притворные сожаления о твоей смерти… И пусть продолжает думать, что тебя больше нет. Пусть смакует свою победу. Для них для всех тебя нет. Это самая лучшая гарантия твоей безопасности.

Но ты со мной. Ты в моей голове. Позволить себе слабость… позволить себе сказать ей последние слова перед тем, как погрузить в Ад все Братство. Перед тем, как она возненавидит меня так же, как Влад и Сэм.

"Я найду тебя, малыш. Я найду".

ГЛАВА 5

Никогда Думитру не было так страшно, как тогда. Он и забыл за свою долгую, даже по меркам бессмертного, жизнь о том, что такое страх. Нет, периодически он чувствовал проблески этого унизительного для такого могущественного существа чувства, но это случалось очень редко. На его памяти всего пару раз, в один из которых проклятый выродок Воронов, возомнивший о себе невесть что, угрожал ему расправой, если его дочь с братцем подохнут в лесу. Тогда, к величайшему сожалению Курда, мятежный вершитель выжил вместе со своей шлюхой-женой. Видимо, все же глубоко в себе Курд предвкушал эту битву с королем Братства. Предвкушал, как отомстит за презрение, которое испытывал сам к себе. Нет, конечно, не придавая ему большего значения, чем оно заслуживало… но все же он не мог простить этому семейству собственную трусость.

Но и тот страх годовалой давности не шел ни в какое сравнение с ужасом, который испытал Глава Нейтралитета всего пару месяцев назад, когда получил требование сверху явиться для серьезного разговора. Требование в виде резко взорвавшегося в черепе сгустка боли. Несмотря на все блоки, которые ставил себе Курд, обновляя их по нескольку раз в день. На подобное было способно только одно существо во всей Вселенной, и Думитру покрылся холодным потом, осознав, кто взывает к нему. Безмолвно посылая картинки прямо в мозг, так просто и изящно обходя барьеры, выставленные нейтралом, будто их и не существовало вовсе. При этом не причиняя тех мучений, которые должно нести подобное вторжение. Будто существу плевать на страдания, плевать на впечатление, которое он может произвести на подчиненного. Существо, которому нет нужды демонстрировать свою силу. Высший. Так звала их та горстка бессмертных, которая знала о них. Как на самом деле называется раса этих бестелесных особей, не мог знать никто, так как общались они только исключительно с Главой Нейтралитета, пренебрегая даже Великим Собранием.

И это был первый раз, когда Думитру Курд, самая жестокая из всех тварей, когда-либо населявших Землю, безуспешно пытался скрыть дрожь перед другой тварью, превосходившей его в своем могуществе в сотни раз. Если бы кто-нибудь спросил у него, как выглядел и на каком языке разговаривал Высший, Курд бы не смог ответить на эти вопросы, потому что Высший тщательно скрывал свое тело под длинным плащом. Но Думитру не покидало ощущение, что там, под этим куском ткани не было ничего. Словно… словно Высший представлял собой всего лишь сгусток энергии, генерировавший свои требования в мозг нейтрала. Можно было бы подумать, что Высший — всего лишь плод фантазии Думитру, если бы не сильнейшая головная боль, не отпускавшая ни на мгновение в течение всей встречи… да, и Курд уже позабыл, когда в последний раз фантазировал о чем бы то ни было.