Ловцы желаний - Сельдемешев Михаил - Страница 35

— Это весьма распространенное убеждение — что в нем необычного? — вмешался Граф.

— Вы опять не дослушали меня до конца, — раздраженно ответил Блут. — Вся штука в том, что после чистилища душа возвращается в мир живых, чтобы поселиться в теле новорожденного. И чем меньше было прегрешений в прошлой жизни, тем значительнее в душе младенца предыдущая составляющая и тем больше он будет ощущать связь с предыдущей своей жизнью. Получается истинное бессмертие. Что вы думаете обо всем этом, Вера?

— В таком случае, почему я ничего не помню из своих прошлых жизней, господин Блут? — спросила Вероника. — Видимо, я была ужасной грешницей. Получается, путь в бессмертие уготован лишь праведникам? Но не скучна ли тогда будет такая вечность?

— А насчет воспоминаний, Вера, — продолжал Блут, — у вас разве никогда не было чувства, что вы все это когда-то уже видели?

— Это вы о синдроме déjà-vu? — усмехнулась Вероника.

— И где доказательства того, что ты действительно вспомнил что-то, а тебе не показалось, что ты что-то вспомнил? — подхватил Граф.

— Мы зря обсуждаем память в качестве функции души, — сменил тактику Блут. — За память отвечает мозг. Душе предназначается другое.

— И что же? — подзадоривала его Вероника.

— Любовь, ненависть, да многое, в общем-то, — ответил Блут. — Одним словом, душа предназначена для проявления чувств, Вера.

— Но это уже не есть бессмертие, господа, — произнес Граф. — Его вообще нет, ибо почему тогда человек так страшится смерти? Почему перед ее лицом он становится жалок до такой степени, что забывает про все свои добродетели: достоинство, честь, долг?

— Ну полно, господа! — воскликнула Вероника. — Наш разговор опять скатился к одной теме. Я больше не желаю говорить о смерти.

— Ваши желания — закон для всех присутствующих, Ника, — произнес Граф и скрестил руки на груди. В отличие от Блута, использовавшего в обращении к Веронике первую часть ее имени, Граф применял вторую — «Ника». — О чем же вы поведаете нам сегодня, любезнейшая?

— А я надеялась, что хотя бы сегодня меня избавят от роли рассказчицы, — улыбнулась Вероника.

— Я как раз пытался, но мне опять не позволили, — продолжал обижаться Блут.

— Ника, у вас наверняка есть мечта? — спросил Граф.

— Как же можно задавать такие бестактные вопросы, сударь? — возмутился Блут. — Вера, вы совершенно не обязаны отвечать.

— Отчего же, господа? — Вероника кокетливо повела плечами. — Мечта у меня, как и любого человека, безусловно имеется, и я не делаю из этого тайны. А мечтается мне — объехать весь мир, собственными глазами увидеть чудеса света. Как это было бы прекрасно!

— Ничего невозможного, чтобы воплотить в жизнь, — заметил Граф. — Но любое путешествие рано или поздно утомляет, хочется где-то остановиться. Где бы хотелось жить вам, Ника, в какой из стран?

— Сложный вопрос, Граф, — рассмеялась девушка. — Придется ответить, что в Эльдорадо.

Граф одобрительно крякнул и поклонился.

— Где это? — не понял Блут. — Я, признаться, запамятовал.

— Если б знать, — усмехнулся Граф. — Боюсь, на картах этого государства не сыскать.

— Колонизаторы думали, будто нашли мифическую страну, когда обнаружили, что у индейцев майя посуда и прочая утварь из золота, — добавила Вероника.

— Их постигло разочарование, — ухмылялся Граф.

— Не те ли это индейцы, — быстро оправился от смущения Блут, — что построили пирамиды до самого солнца?

— Вы сами-то в это верите? — Граф снисходительно посмотрел на него. — Как бы их тогда построили?

— А что я? — защищался Блут. — Так говорят. Может, осмелитесь утверждать, что вообще никаких пирамид не было?

— Были, но только на земле египетской, — ответил Граф. — Они и сейчас там стоят, если не ошибаюсь.

Наконец оба оппонента умолкли, красноречивыми взглядами апеллируя к Веронике.

— Вы оба правы, господа, — она не замедлила со своей примирительной речью. — Индейские пирамиды Луны и Солнца поражали своими размерами. Но с пирамидами из Египта они сравнения не выдерживают. Интересно, что чувствуешь, находясь внутри этих сооружений?

— Могильный холод, я полагаю, — иронизировал Граф.

— А правда, что в Египте этом Сфинкс сидит, восьмидесяти футов в холке? — продолжал интересоваться Блут.

— Вырублен из целой скалы, — кивнула Вероника.

— Разве ж такое возможно? — изумился Блут.

— Так проще, — прокомментировал Граф. — Никакого материала покупать не надо, привозить его надобности тоже нет. Берешь скалу — и рубишь.

Блут недоверчиво покосился на собеседника.

— В Древнем Египте так часто делали, — подтвердила Вероника. — Например, свои знаменитые обелиски они тоже прямо в скале вырубали, обрабатывали три стороны и только потом отделяли и доделывали четвертую.

— Дикий все-таки народ, — покачал головой Блут. — А Сфинкс тот и впрямь страшенный?

— Говорят, что страху на подданных фараона нагонял, — подтвердила Вероника. — А еще его песком все время заносило, откапывать приходилось.

— Сколько ж там песка, что такую махину засыпало? — недоумевал Блут. — Не хотел бы я там квартироваться. А правду говорят, будто Клеопатра, царица египетская, жемчужины в уксусе растворяла, а потом пила?

— Не знаю, — рассмеялась Вероника.

— А вы сами-то уксус пить пробовали? — спросил Граф.

— Гадость отменнейшая, даже в разбавленном виде, — Блут поморщился. — Но я полагал, что жемчуг вкус как-то облагораживает…

— А Китайская стена никогда не вызывала ни у кого восторга? — сменила тему Вероника.

— Которая Землю опоясывает? — уточнил Блут.

— Китай, по-вашему, на всей Земле простирается? — недовольно заметил Граф.

Чтобы как-то разрядить накаляющуюся обстановку и не выглядеть замкнувшимся в себе молчуном, я решил поучаствовать в разговоре:

— Строили же люди когда-то! Не то что ныне. Храмы греческие вон по двадцать веков стоят, и ничегошеньки им не делается.

— Бывал я в Греции, — тут же откликнулся Блут. — За товаром ездил. Акрополь их видел — развалюха, да и только. Так что не скажите, милостивый государь.

— Акрополь был превращен в пороховой склад, господин Блут, — вступилась за меня Вероника. — От взрыва и пострадал.

— Помилуйте, Вера! — лицо Блута вытянулось. — Порох? У греков?

— Сие имело место не далее как в прошлом веке, если не ошибаюсь, — разъяснил Граф. — А по поводу вечности тоже готов не согласиться. Мало чего сохранилось с давних времен, как ни прискорбно: если архитектура, то в виде развалин, если скульптура, то копии. А чаще всего просто описания историков. И почему, спрашивается, я должен им верить?

— Это ваше право, Граф, — Вероника обезоруживающе улыбнулась. — Я лично верить готова, верить и восхищаться. Вы только представьте: Афина шестидесяти футов высотой, из бронзы, стояла на берегу, и сияние ее на солнце было видно далеко проплывающим галерам.

— Не сохранилась, — вставил Граф.

— К сожалению, — пожала плечами девушка.

— Венера до нас тоже без обеих рук дошла, — добавил Блут.

— Вы имеете в виду Венеру Милосскую? — переспросила Вероника.

— Ее, — кивнул промышленник. — Ученые теперь гадают — и что она интересно этими руками раньше делала?

— Руки мастеров — вот чему мы все должны быть благодарны. — Слова Блута навели Веронику на новую мысль. — Если позволите, я бы хотела упомянуть одного греческого художника…

— Внимать вашим речам, Ника, мы готовы в ущерб всему остальному, в любое время, — выразил свое отношение Граф.