Где он — мой? (СИ) - "Rina Ludvik" - Страница 3

За малейшее нарушение, хоть как-то повлиявшее на существующий порядок - разбор на летучке и строгий выговор (они у меня сыпались как из рога изобилия), а то и увольнение нарушителя. Конечно, больных вели врачи, средний медперсонал (медбратья) обеспечивали должный уход и грамотное проведение всех лечебных процедур. Но всё это под моим жёстким контролем. Младший же медперсонал неустанно наводил порядок, так что и палаты, и прочие помещения блестели стерильной чистотой и свежестью. Больные в итоге получали действительно качественное лечение, хороший уход и отличное (по больничным меркам) питание.

Самое удивительное то, что никто не жаловался на мои «драконовские» порядки, не спешил увольняться или переводиться в другие отделения больничного городка, а, напротив, все держались за свои места. И если мне случалось всё-таки кого-то из особо «отличившихся» увольнять, что бывало крайне редко, для них это было горем вселенского масштаба. Но тут я был непримирим: чтобы дойти до увольнения, нужно было очень сильно «постараться». Я был хоть и цербер, но цербер терпеливый.

- Думаю, что на этом, коллеги, обход закончим. Можете заняться своими прямыми обязанностями, - обратился я к своему озадаченному сопровождению и, дождавшись, пока дверь закроется за последним выходящим, подсел к Нартаю.

- Как ты себя чувствуешь, Нартай?

Он наконец отвернул голову от окна и мазнул по мне равнодушным взглядом.

- Я могу сейчас уйти?

Я опешил:

- Куда уйти? На восстановление понадобится по крайней мере неделя. Интоксикация очень сильная и может иметь последствия, если не пройти необходимый курс лечения. О том, чтобы «уйти», не может быть и речи.

- Я отказываюсь от лечения. Что мне нужно подписать? Вы же не можете держать меня насильно?

- Нартай, ты выпил лошадиную дозу снотворного, это чудо, что тебе вовремя оказали медицинскую помощь и большую часть препарата вывели из организма. Но этого недостаточно. Если не продолжить лечение, последствия могут быть самыми неблагоприятными, возникнут осложнения. Ты хочешь остаться на всю жизнь инвалидом?

- Послушайте! Давайте я сам буду решать, что мне нужно, а чего нет, хорошо? Несите бумагу, я подпишу отказ.

Он говорил всё тем же спокойным, бесцветным голосом, избегая моего взгляда, и я разозлился. Этот мальчишка вывел меня из себя одним нетерпеливым взмахом ресниц и упрямой складочкой, пролегшей у рта. Я перешёл на повышенный тон:

- Это твой... гм... друг, что стоит за дверью, на тебя так повлиял? Вчера ты собирался совсем... эээ... уйти, несмотря на важные дела. Я не боюсь ответственности, но ты - мой... пациент. И пока я полностью тебя не вылечу, ты будешь лежать здесь столько, сколько понадобится - до полного выздоровления. Если понадобится, в палате будет дежурить охранник. Потом можешь подать на меня в суд за незаконное удержание.

Парень с удивлением посмотрел на меня и еле слышно прошептал:

- Я не собирался никуда «уходить». Просто не мог заснуть и переборщил с таблетками, сам не заметил как.

Он вдруг горько вздохнул и, опять не глядя на меня, спросил:

- Какая разница, буду я здоров или нет, вам-то что за дело? Я вам никто, почему вы обо мне так печётесь? Зачем это вам?

- Мне кажется, что в твоей жизни происходит что-то нехорошее. Я прав?

Он упорно молчал, сжав губы и отвернувшись к окну, а я продолжил:

- Нартай, я хочу тебе помочь. Очень хочу! Не знаю, что там у тебя произошло, возможно, ты когда-нибудь захочешь рассказать. Но ничего плохого с тобой больше не случится, просто доверься мне. Можешь?

Он молчал, но то, как подрагивали его ресницы и была закушена нижняя губа, показывало, что я попал в самую точку. Он думал, а я не мешал - ждал. Сердце ныло от тревоги за моего мальчика. Хотелось посадить на колени и прижать к себе это хрупкое тело, защитить от всего мира, от всех напастей, что обрушились на эту юную голову. Кто посмел его обидеть? Что произошло в его жизни? Куда он так торопится? Для чего? И ещё один вопрос меня мучил: почему он никак не реагирует на мой запах? Разве он не должен его так же волновать, как меня - его? Истинные сразу узнают друг друга, почему же у нас всё не так? Это было странно и тревожило.

Он повернулся и наконец посмотрел на меня.

- Можете позвать Хамида? Ну, парня который там ждёт?

- Могу! И позову! И разрешу вам пообщаться, хотя это нарушение больничного режима, но только после того, как услышу от тебя согласие на продолжение лечения.

Я сдержанно перевёл дыхание: его запах мутил разум и не давал сосредоточиться. Мне хотелось его схватить и прижаться губами к слегка розовевшим полоскам его губ, запустить руку в его густые взлохмаченные волосы и оттянуть их назад ото лба, попробовать на вкус кожу за ухом и на шее - на едва заметной жилке, и провести языком по горошинкам сосков, и...

Нартай продолжал смотреть на меня, и мне вдруг на миг показалось, что он читает мои мысли. Я с усилием отогнал обуревавшие меня желания и вернулся к разговору - ещё многое необходимо было выяснить, да и расположить к себе мальчишку было не менее важно. Это было первое наше общение, первый разговор - наше знакомство и первые шаги друг к другу. И от меня зависело то, каким оно будет в дальнейшем. Я должен был стать его другом, его опорой и защитником. А в том, что ему нужна защита, я не сомневался.

- Этот парень, - я кивнул на дверь, - он тебе кто? Извини, что спрашиваю, но всё же... можешь ответить?

- Мы с ним из одного детдома, он мне как брат. Но... я не могу остаться... - Нартай замялся. - В общем... у меня со дня на день начнётся течка. Мне нужно её где-то пересидеть. Понимаете?

- У тебя нет... ммм... друга-альфы? Может быть, я о тебе позабочусь, если ты захочешь?

 Он с сомнением посмотрел на меня, даже с долей недоверия, а потом слегка скривил губы в усмешке:

- Мне вот всё-таки непонятно... Зачем вам? У вас что, своих забот не хватает? Зачем я-то вам дался? Обо мне в жизни никто не заботился - я детдомовский. И я не верю, что кому-то просто так, даром, придёт в голову мне помочь. Вам что... потрахаться больше не с кем?

Вот я идиот! Он меня понял буквально. Хотя... разве не это я имел в виду? Но его резкие слова пропустил мимо ушей и никак на них не отреагировал.

- Нартай, ты употребляешь подавители?

- Да. А что мне ещё остаётся? Ложиться под первого встречного? Или согласиться переспать с шефом?

- С каким шефом? Твоим начальником? Он к тебе пристаёт?

Нартай опять отвернулся к окну и вдруг всхлипнул. Его лицо сморщилось, а из глаз потекли слёзы. Он их смаргивал, вытирал ладошкой мокрые щёки, старался успокоиться, подавляя всхлипы, но слёзы бежали и бежали, заливая бледное лицо, скатывались на подушку. Я больше не мог сдерживаться: пересел на кровать и, одним движением приподняв худенькое тщедушное тело, завернул его в простыню и прижал к себе.

- Ну, успокойся, малыш!

Нартай продолжая вздрагивать всем телом, но всё-таки через всхлипы поведал мне их с братом печальную историю:

- Он хочет сделать меня своей персональной подстилкой, как брата. Тот ему должен. Вот и отрабатывает. Он специально его на долг посадил. А теперь и меня хочет, но я не дамся. Нам нужно сваливать из города, понимаете? А вы хотите, чтобы я у вас остался. Я не могу. Хамиду угрожает опасность, шеф хочет продать его в бордель, чтобы он там долг отрабатывал. А меня взять ему на замену.

- Послушай! Ты останешься до течки здесь. А потом я заберу тебя домой. Брата же твоего увезу прямо сейчас. Можешь за него больше не переживать. В обиду вас не дам, а с шефом твоим разберёмся. Ты мне веришь?